Мемуар семнадцатый
Г.Ф.Квитка-Основьяненко
Какая это чудная болезнь истерика! Кто не знает свойств ее, поневоле признавать станет бедных женщин, одержимых сю, капризными, прихотливыми, неугомонными, когда это болезнь, несчастье. Кому знать это лучше, как не мне? С первого дня брака жена моя начала страдать этою ужасною болезнью. К несчастью, уездный наш медик был молодой человек, неопытен и никак не мог сладить с болезнью жены. Уж столько он трудился! Ночь и день, бывало, не оставляет больной, а она, бедняжечка, то и дело кричит: «Доктора ко мне, доктора».
Сменили его; старичок, поступивший на его место, лишь явился к жене, так и болезнь как рукою сняло; иногда хоть и находили припадки, но все легкие, пустые; доктора-старичка помощь не нужна была. В таком положении переехали мы и в столицу.
Из числа первых наших знакомых был служащий в гвардии офицер и посещал нас часто… Хлоп моя жена в истерику! В припадке то и дело кричит: «Хочу учиться английскому языку!» Призванный доктор махнул рукою и предписал исполнять ее желание. Состояние наше не какое большое, все с расходом; из чего мне платить учителю? Как наш знакомый офицер и вызовись: «Я-де знаю хорошо язык, я буду преподавать». Я ему пренизкий поклон, купил букварь английский и оставил их заниматься рад-радехонек, что не будут мне мешать писать мемуары.
Вот я пишу мемуары, а они занимаются своим, и учитель понюхивает табак из табакерки довольно простой: в крышку вклеена какая-то женская рожица, рубля полтора за нее, так и много, да и вставлена под простым стеклышком. По мне она ничего не значила, да и для жены в здоровом положении также, так поди ты с проклятою истерикою!.. Вот как схватило мою голубушку и она в беспамятстве. Требует этой офицерской табакерки. Нечего мне делать, отправился к офицеру выпрашивать на поддержание эту негодную вещь… Куда, батюшки-светы! «Ни за какие сокровища! Это-де портрет моей матери и я-де с ним не могу никак расстаться».
Я словно в петле! Там жена умирает, а тут офицер не хочет ссудить вещь безо всего и говорит: «Уж если нужна так для здоровья вашей супруги табакерка, купите ее». Не беда уже, когда пошло на деньги. Торговался-торговался – и я за эту дрянную табарчонку согласился дать пятьсот рублей ассигнациями! Пятьсот, когда у этого доброго моего приятеля всего имущества с ним включительно едва ли было на триста рублей.
Нечего было делать, я поехал за деньгами; они были в моем единственном заведывании, и ключ от них всегда был со мною. Отсчитал я пять сторублевых ассигнаций и получил так драгоценную табакерку и еще бумажную. Приняв ее от меня, жена свободно вздохнула и, как будто знала, на каких условиях получил я ее, сказала: «Небольшие деньги всех нас успокоили».
И в самом деле успокоили. Истерику как рукой сняло с жены так же скоро и удачно, как один раз в нашем губернском городе, когда она, в болезни, пожелала такого же платка, как у предводительши. Жена выздоровела, я успокоился, но уже день у меня пропал и я не мог пойти к моему наставнику, чтоб представить на суд его мое философическое рассуждение.
А табакерка? Если бы жена уважила хотя ценность ее и труды мои в езде за нею и в отнятии у меня так значительной для нас суммы, уважила бы все это и сохранила бы хоть на память происшествия. Ничего не бывало. Она преравнодушно тут же подарила ее Сидоровне, няне детей наших. Странная, непостижимая, чудная, ловкая, затейливая, удивительная, образцовая, мастерская болезнь истерики!..
Примітки
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 414 – 415.