3. Воспитание девиц
Г. Ф. Квитка-Основьяненко
Благодарю вас, мой батюшка, почтеннейший Старец, за внимание к моей нижайшей просьбе. Признаться, я уже скучал, видя, что все мои сочинения остаются под спудом и в неизвестности. Писать-таки я руку набил; да как оно не печатное, так куда и годится? Что ж, мой милостивец, не изволил меня и строчкою утешить? Правду сказать, не на что и отвечать было; а ты, мой родной, посмотрел бы на наших молодцов, как они и без вопроса отвечают.
Что и говорить! ученье свет! не нашему темному времени чета! Сколько книг выходит! Ведь без ума книги не напишешь, а напечатать и не думай. Живши на хлебах у ефремовского помещика, покупали мы у разносчиков книги целыми коробами; иную раз пять вместе читаем, да толкуем. Всякой говорит: умно, дескать, написано, печать свидетельствует; а о чем? понять трудно. Умудряется свет!
Правду сказать, и женское воспитание дошло до совершенства. Посмотри, как ловко танцуют, как зашнурованы; пустятся же по-французски, так матушки за ними пас! Иная и без пансиона такая выдет вострушка, что в глаза мечется. Примером может послужить и моя Евдокея Григорьевна. Кроме церковной печати, ничего не смыслила; а как понатерлась в большом свете, так туда же за знатью. Сколько стихов затвердила, сколько моральных правил со вздохами проповедует! Успела, голубушка моя, и по-французски научиться. А все от большого света заняла. Теперь ей много помогает во всем Дуняша, которую я из пансиона в Р. принял обратно. Вышла козырь-девка! Уж недаром прожила у madame Sans-Dents!
Надобно знать, что и воспитание у сей отличной женщины преотменное! Все питомицы зашнурованы, втянуты так, что любо глядеть; коли иная не прямо себя держит, так на пол ее часов на шесть, чтоб лежала на спине. Ученью роспись преобширная, и всех наук учители ходят по росписи. Лишь в классе к доске, а мадаме Сан-Дан взгрустнулося; тотчас за танцовщицею, да и плясать или гулять в садах. В плясанье и приседанье они много успели. Чуть лишь гости, она поминутно подзывает то ту, то другую; всякая ей книксен – любо смотреть! Все, мои крошки, худеньки! Да и способ прекрасной, чтоб не толстели: взрослым суп, картофель и репа; средним суп да репа, а меньшим одна репа. Зато уж ни одной толстенькой не увидишь; все как палочки, и экономия в порядке.
А буде кто из родителей поклонился бархатом или гарнитуром, так тотчас дочка и поступит в прилежные и за отличие удостоится кушать с м. Сан-Дан за одним столом. Тут уж все не то; одних пирожных три, и всего вдоволь. Я ко всему пригляделся, прожив там три недели. В целую неделю насилу мне двери к мадаме отворили, потому что я спроста приходил не с тем, чего ей надобно было; а как по наставлению пришел с ящиками одезальфы, коею она для соблюдения в доме чистоты и порядка до усталости притирается, так попал даже в число гостей и потчеван был чаем и конфетами – самыми теми, кои кушает м. Sans-Dents, покупая за детские деньги.
Славная женщина! Многие порочат ее: с мужем, дескать, не жила, и кто-то из них кого-то бросил, и будто бы она не может дать хороших правил и примера. И, батюшки мои! да кто же из нас без греха? Кому разобрать, кто чем во Франции был? А она себе разъезжает четвернею! Наша Дуняша во всем по ней: франтится, рядится, сыплет по-французски, кружит молодежи головы; офицерство все около нее, и с ума посходили; танцы, пляски, игры всякой, день, а моя Евдокея Григорьевна без ума от такой жизни; а я, мой голубчик! без рук, без ног и без денег. Расход ужасной, встреча гостей беспрестанная, и угощение им ежеминутное; насилу ускользнул к тебе, мой милостивец! словца два написать.
Когда вырвуся на сенокос, на свободе буду просить твоего решения на мое рассуждение, как должно жить на свете. А до того времени остаюся по гроб ваш верно покорный слуга
Фалалей Повинухин
Апреля 7 дня 822. Фалалеевка.
Примітки
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 2, с. 326 – 328.