Шинкарь

Анатолий Свидницикий

1

– И бога вы не боитесь отпускать такую гадкую водку, да еще и в свой шинок! – сказал однажды помощник акцизного надзирателя одному заводчику.

– Как так? – спросил заводчик.

– Да очень просто. Вчера в с[еле] N, в вашем шинке мною составлен уже второй акт. Прежде было 36°, а вчера только 32°.

– Я приказываю отпускать не иначе как в 45°. Виноват, значит, шинкарь или подвальный, а не я.

– Шинкарь сваливает все на подвал.

– Посмотрим, – сказал заводчик и велел позвать подвального.

– Ты, должно быть, слишком богат, что не стесняешься платить штраф? – сказал заводчик подвальному, когда тот пришел.

Подвальный посмотрел на чиновника, потом на заводчика, затем опять на чиновника и ответил: «Я богат? Если бы я был богат, то не служил бы, тем более за десять рублей в месяц».

– Почему же и этим не дорожишь? Давеча я вычел с тебя семь с полтиною, а скоро придется вычесть вдвое.

– За что?

– А зачем отпускаешь вино в N в 32°?

– Никогда. То шинкарь сиропит. Я отпускаю, как вы приказать изволили, в 45°. Не угодно ли справиться по книге и проверить бочку? Кстати, она еще не вся израсходована.

Все трое отправились в подвал, испытали вино, сличили с книгами: подвальный оказался правым.

– В таком случае я вам посоветую печатать бочку и давать пробу, – сказал чиновник заводчику.

Это случилось в 1868 году, когда еще не было обязательно печатать бочки и давать пробы.

Кому бы то ни было, а тем более богатому помещику, каким был этот заводчик, неприятно прослыть плутом. От двух до четырех не далеко. Два акта уже есть, год же только начинался; поэтому можно было надеяться, что и четвертый акт будет составлен. А там и опубликуют в «Губернских ведомостях», что такой-то помещик лишается права торговать вином по причине частых нарушений устава о пит[ейном] сборе. На беду, патент был на имя заводчика и штраф определялось взыскать с него же. В силу таких обстоятельств, мера, предложенная акцизным чиновником, была охотно принята.

Спустя около месяца тот же чиновник, ревизуя подвал того же заводчика, нашел в книге, что в провинившийся шинок на днях сделан отпуск. Правду сказать, он подозревал в злоупотреблениях самый подвал, почему, не говоря никому ни слова, уклонился от прямого пути и заехал в шинок. Печати на пробе и на бочке найдены целыми и одинаковыми.

– Из этой ли бочки взята проба? – спросил чиновник.

– Из этой самой, – ответил шинкарь.

– При тебе?

– Я сам же наливал.

– Теперь узнаем, кто прав, кто виноват – шинок или подвал? – сказал чиновник, распечатывая пробу.

– Я человек честный, – сказал шинкарь. – Не люблю и не хочу плутовать; даже не умею. Сверх того я беден, должен дорожить местом. Что я делал бы, получивши отказ? Если есть какая неправда, то виноват подвал.

Проба оказалась в 45°.

– Такое ли вино и в бочке? – спросил чиновник.

– То же самое, – ответил шинкарь. – Я сам вынимал пробу. И испытывать не для чего.

– Уверимся, – сказал чиновник.

Шинкарь этого не ожидал. Он думал, что удовольствуются испытанием пробы, и побледнел. Впрочем, наливая водку в стакан спиртомера, спокойно сказал: «Испытайте, я не знаю. Здесь было немножко на дне прежней водки. Может быть, нагрелась, может быть, устоялась».

Едва налили в стакан, как понятые заметили различие между этою водкою и пробною.

– Эге! – сказал один. – И цвет не такой.

– Это какая-то сивуха, – сказал другой.

– В очах тобі посивіло, – заметил шинкарь с негодованием. – Ти дуже щось тямиш! Дуже розумний! Ов-ва!

– Ач, жидюга! – сказал староста. – Расходився! Кто не видит, что эта водка мутна, а в пробе чиста, как слеза? Сам смотри, поки трищи не повылезали.

– Тридцать восемь, – сказал чиновник. – Смотрите.

– Видишь? – сказал староста шинкарю. – А еще ругаешься.

– Ну-у? А мне почем знать? Я думал, что отпущено по-чеськи. Если же там, при отпуске, сплутовали, то разве моя в том вина?

– Ты же говорил, что сам вынимал пробу, – сказал староста.

– Я этого не говорил, – сказал шинкарь.

– Как нет! – заметил чиновник.

– Бо нет, – ответил шинкарь. – Я только стоял возле бочки и бутылку держал, а вынимал подвальный.

– Пусть так. Все равно, ты видел, что проба взята из этой бочки? – спросил чиновник.

– Это я видел.

– Как же случилось, что в бочке вино семью градусами слабее против пробы?

– Кто его знает! – начал шинкарь. – Я знаю только, что когда пробу печатали, то мне сделалось дурно – так дурно, что я должен был выйти из подвала, подышать чистым воздухом, освежиться. Должно быть, тогда и влили воды. Я таки и подозревал, что влили, но думаю себе: «Бог с вами! Сами же и штраф заплатите, если кто поймает».

– Долго ли ты был на дворе? – спросил тогда чиновник.

– Как вам сказать? – начал шинкарь, видимо обдумывая, как отвечать. – И долго, и недолго. Я немножко был на дворе.

– Минут пять?

– Може пять, може больше, може меньше, – ответил шинкарь. – У меня нет часов, не знаю. Как раз столько, что можно влить два ведра.

– Однако, выходя из подвала, ты оставил бочку полную? – продолжал спрашивать чиновник.

– По самі клепки, – ответил шинкарь.

– Куда же поместились те два ведра?

– Эй-вэй! Вы не дали мне кончить. Я хотел сказать: по самі клепки було горілки, когда я вернулся в подвал, бочка была так полна, что, як забивали шпунт, то аж чвиркало.

– А дальше что? – спросил чиновник.

– Дальше? Дальше ничего, – ответил шинкарь.

– Так до твоего выхода из подвала бочка не была полна? – продолжал спрашивать чиновник.

– Не была, – ответил шинкарь.

– Забрехався єсі, – заметил староста.

– Як-то забрехався? – сказал шинкарь.

– Постой. Я еще предложу тебе несколько вопросов, – начал чиновник. – Сколько ты взял ведер вина?

– Двенадцать.

– Хорошо. И в книге записано столько же. А бочка твоя какой емкости?

– Двенадцать.

– Как же могло случиться, что ты взял, говоришь, двенадцать ведер и бочка не была полна?

Понятые начали смеяться.

– Чого шкіриш зуби? – гневно сказал шинкарь. – Свині!

– Не ругайся, а отвечай, – приказал чиновник.

– Бреши дальше, бреши, – сказал староста, продолжая смеяться.

– Так что скажешь? – спросил чиновник.

– Я не слыхал вопроса, – сказал шинкарь. Чиновник повторил вопрос.

– А разве она не была полна? – начал шинкарь. – Она не была неполна. Она была полна, аж чвиркало, як шпунт забивали. А правда, я так говорил? – обратился шинкарь к понятым.

– Та що тут виляти? – начал староста. – Сознайся – и делу конец.

– Як то сознайся? В чем сознайся?

– В том, что развел горилку.

Еврей начал клясться, призывая на свою голову и на всю семью свою всевозможные несчастья, если он хоть прикасался к бочке какою-либо посудою с водою. Чиновник призадумался. Злоупотребление очевидно, но шинкарь так страшно клянется! И притом, как он ухитрился рассиропить вино в запечатанной бочке?

Всем известно, что крестьяне, транспортируя вино, иногда сбивают обруч, просверливают маленькую дырочку и сосут соломинкою; потом дырочку затыкают или залепливают и снова набивают обруч. Не подобным ли образом поступил и еврей? Нет. Его бочка была кована и окрашена. Если бы какой-либо обруч был тронут, то остался бы след. Но при осмотре бочки подобного следа не найдено, и все признали, что обручи со времени окраски стоят на одних и тех же местах. Осмотрели и втулку. Она сделана была аккуратно и как раз впору, следовательно, и не этим путем вошла вода в бочку.

– Говорю вам, – начал шинкарь, – что развели в подвале, когда я выходил на двор. Мне стало дурно: я не привык, я вышел подышать свежим воздухом, они этим воспользовались и, надобравши два ведра водки, влили два ведра воды.

– Что ты ни говори, а я не верю, – сказал чиновник. – Какая кому польза разводить вино в чужой бочке? А вы как думаете, – спросил он понятых. – Кто рассиропил водку?

– Та він! – ответили понятые, указывая на шинкаря.

– Прийде же коза до воза, – сказал им шинкарь, – мекеке! сіна дай!

– Не тільки світла, що в вікні, – заметили понятые.

Чиновник принялся писать акт.

– Как тебя звать? – спросил он шинкаря.

– Меня никак не звать, – ответил шинкарь.

– Это что за новость?

– Новость? ну-у? Я забыл, как меня звать. Я непомнящий.

– Как его звать? – спросил чиновник старосту.

– Мы зовем Марком – впрочем, кто его знает.

– Приказчичье свидетельство есть? – обратился чиновник к шинкарю.

– Есть, – ответил он.

– Подай сюда, – сказал чиновник, надеясь узнать имя н фамилию сидельца из этого документа. Но, увы, свидетельство было безыменное, – на шинок.

– Говори дело, – сказал тогда чиновник. – Все равно узнаю от владельца шинка. Тогда будет хуже.

– Чего вы привязались? – закричал еврей. – Чего вам от меня хочется? Трех рублей? Взятки? Нема взятки.

Чиновник молчал.

– Сумасшедший! – вмешался староста, – опомнись. Будто никому неизвестно, кто берет, а кто нет. Только рот роззяв, то так и заткну отсим-о! – сказал он, показывая кулак.

Чиновник молча писал акт.

– Ваше б[лагороди]е! – сказал еврей. – Напишите и то, что пьяный староста хотел меня бить.

– Бодай ти так хліб їв, як я горілку пив! – сказал староста.

– Він її зроду не пив и не знає, якый смак, – сказал один из понятых, и еврей замолчал.

Акт, наконец, был написан и подписан всеми, кроме шинкаря, который употребил последнюю хитрость – сказался неграмотным. Затем чиновник сделал расчет, сколько и какой крепости надо добавить спирту, чтобы сдобрить разбавленное вино и, запретивши продажу до сдобрения, отправился в волость. Вслед за чиновником отправился шинкарь на завод за спиртом.

2

От шинка до завода было верст пятнадцать, а потому еврей имел достаточно времени, чтобы сделать расчет дорогою.

«По всей вероятности, мне, – думал он, – не избежать штрафа, но я наверстаю свои семь с половиною. Если волью два ведра воды, то, продавая по четыре копейки восьмушку, не только ворочу свое, но еще заработаю пятьдесят копеек. Только на двенадцать ведер мало два. Я волью четыре, волью шесть. Пусть гой [Гой в устах еврея то же, что гяур у турок. – А. С.] пьет помои! На то он хохол, на то он хам. А что отолью, то продам за спирт».

Когда еврей делал такой расчет, чиновник изыскива способ выведать его тайну.

– Как вы думаете? – спросил он старосту. – Удастся ли узнать, каким образом еврей вливает воду?

– И не такие тайны узнавали люди, – ответил спрошенный. – Впрочем, кто его знает. Нужно много времени и терпения. Через наймичку разве?

– Едва ли. Едва ли он до того прост, чтобы не скрываться от прислуги. Может быть, и дети ничего не знают, не только наймичка. А вот нет ли у вас такого мастера, который бы умел притвориться пьяным.

– Хіба Андрій? – обратился староста к понятым.

– Лучше его никто не сумеет, – ответили они.

– Пригласите же Андрея, – попросил чиновник.

Староста послал за Андреем, и он вскоре пришел.

– Ну, Андрей, – начал чиновник, – говорят, ты мастер притворяться пьяным. Покажи-ка свое искусство, я дам на водку.

Андрей не соглашался, думая, что над ним хотят потешиться.

– Видишь, любезный, – начал уговаривать чиновник, – я прошу тебя об этом не для забавы.

– Эге, не для забавы, – подтвердил староста.

– Мне хочется, – продолжал чиновник, – выведать, как ваш шинкарь льет воду в запечатанную бочку.

– А льет, проклятый, ей-богу, льет, – сказал староста.

– Мы с старостою и с добрыми людьми все передумали, – продолжал чиновник, – и никак не доберемся ладу; так сослужи службу. Я тебе заплачу.

– А сослужи, сослужи, – сказали все.

– Що дасте? – спросил Андрей.

– Карбованця дам, – ответил чиновник.

– Буде з тебе, буде, – сказал староста.

– Згода, – сказал Андрей и в то же мгновение притворился пьяным. Если бы это случилось не на глазах всех, то можно бы держать пари, что он не только упился, но и перепился. И побагровел, и икотка взялась откуда-то, и так глупо смотрел, как смотрят только пьяные до бессознательности.

– Молодец, – сказал чиновник. – Так вот что ты сделай…

– В сборе не поется, – перебил староста и выслал всех из комнаты. – Теперь хата покрышка, – сказал он. – А где много нянек, там дитя без головы. За себя ручаюсь, что не выдам, а болото не без жабы.

– Правда, – сказал чиновник и продолжал. – Так слушай! Андрей! Шинкарь поехал за спиртом. Наблюдай, когда он воротится, и войди в шинок, притворившись немного пьяным, выпей водки, а затем прикинься таким, каким мы тебя здесь видели. Дальше делай, как найдешь лучшим, только бы увидеть, как шинкарь будет разводить водку! Староста же распечатает бочку, чтобы влить в нее спирт, а потом снова запечатает ее.

– Добре, – сказал Андрей. – Разве не будут разводить, чтобы я не увидел, как он это делает.

– Смотри же! – сказал чиновник, дал полтину, не в счет условленного рубля, и уехал.

3

Ночь. В шинке вокруг стола несколько душ крестьян весело разговаривают. Между ними сидит Андрей, шатаясь.

– Жиде! горілки! – крикнул он. – Тепер добра, варт випити, спасибі акцизному. О! велике спасибі.

– Велике, велике, – подтвердили остальные.

– Ще раз подякуйте, – сказал шинкарь и спросил Андрея. – Тебе сколько?

– Цілого пив-ока!

Налил еврей полштофа и поставил на стол. Выпили гости по рюмке, по другой, и водки как не бывало. Явился другой полуштоф за счет другого, потом третий. Пьют люди да благодарят акцизного. Наконец Андрей начал отказываться от рюмки: «Спасибі, дякувати, я вже й так п’яний».

– Ми твою пили, пий і нашу.

Андрей взял рюмку, колышется, разливает водку.

– Не розливай! сього кури не визбирають.

Андрей выпил, закашлялся, упал на лавку и тотчас захрапел. Остальные допили водку без него и разошлись по домам.

– Андрію! Андрію! – принялся тогда еврей будить. – Пора й тобі додому. Андрію!

Андрей замычал.

– Ну-у! Андрію!

Андрей опять замычал. Шинкарь начал дергать его зарукав: «Вставай та додому йди! – говорит. – Чуєш?» Андрей пробормотал несколько несвязных слов и опять начал храпеть. Тогда шинкарь поднес свечу, посмотрел пьяному в лицо, заглянул под стол, под лавку и принялся за дело.

Заперши дверь, заслонивши окна, он прежде всего наточил из бочки в бочонок ведра три водки, затем, с помощью жены и детей, приподнял рычагом бочку краном несколько вгору и подпер ее. Когда бочка была поставлена таким образом, шинкарка вынесла из другой комнаты большой вычиненный воловый пузырь. Шинкарь наполнил его водою, надел шейкою на кран и начал укреплять толстою ниткой.

– Что из этого выйдет? – спрашивал себя Андрей, смотря на действия шинкаря.

Наконец пузырь прикреплен. Тогда шинкарь, отвернувши кран, начал нажимать его.

– Я дивлюсь, – рассказывал впоследствии Андрей, – дивлюсь та слухаю, а в бочці аж хропе. Як жид нажме, то вона так и заклекоче.

Несколько раз повторил шинкарь эту операцию, потом, постукавши в дно бочки и узнавши по звуку, что она полна, бросил пузырь и принялся спускать бочку. Через несколько минут все было кончено, пузырь припрятан и свеча потушена.

«Бісова невіра! – подумал Андрей. – Бач, що, прокляте, видумало! Та й диво, що не могли догадаться!.. Кому таке в голову прийде?»

Задача исполнена: Андрей увидел, как еврей льет воду в запечатанную бочку, и ему более нечего было оставаться в шинке. Но не зная, что сделает чиновник дальше, он взялся играть свою роль до конца.

– Жінко! жінко! – начал звать Андрей.

– Ну-у? Що там жінкаєш? – откликнулся шинкарь.

– А де я? – спросил Андрей, будто в самом деле не зная, где.

– Ну-у? де? В шинку.

– То дай же горілки, коли таке.

– А скільки тобі, щоб дурно не вставаты?

– Давай чвертку.

Шинкарь засветил и приступил к бочке.

– З барила, з барила, – сказал Андрей.

– То спирт, – заметил шинкарь, – двумя копейками дороже.

– Давай, давай, – сказал Андрей, – заплачу.

Еврей под видом спирта дал той водки, которой наточил из бочки перед рассиропкою. Андрей выпил и думает: «Вот так надувают нашего брата! Ведь в сущности он продает воду, потому что в этом бочонке столько мнимого спирта, сколько впущено пузырем воды в бочку. Дорого же мы покупаем воду!..»

Таким образом тайна шинкаря была открыта, но это ни к чему не послужило, потому что чиновник, нанявший Андрея, дослуживал тогда последние дни. Впрочем, Андреев рубль не пропал. Нанявший и нанятый впоследствии встретились, узнали друг друга и расквитались. Не прошло даром и его открытие. Крестьяне по этому случаю продразнили шинкаря бурдюхом и своими насмешками выжили его из села.

– Прежде и ты сам не знал, как тебя звать, – говорили они, – а теперь и нам это известно: бурдюх!

– Бурдюх! Ну-у! А ты свиняче вухо, – отгрызался еврей.

– Се брехня, а що ти бурдюх, то правда. Спасыби тому акцизному! Без його карбованця ми б і досі не знали, що в нас шинкує бурдюх, а не жид.

– Подякуй іще раз.

– Іще раз: спасибі!

– А де він тепер?

– Де б не був, а нехай йому бог дає з роси і з води. Щоб у його так всього було повно, як налитий бурдюх.

– Что ж сделалось с актом? – спросит читатель. Полиция постановила: «По ненахождению в с[еле] еврея Непомнящего, дело прекратить». И она права, потому что, действительно, не было Непомнящего, а был только не хотевший открыть свою фамилию и сказавшийся непомнящим. Помощник так было и написал; но нашелся господин, который поправил грамматическую ошибку, т. е. н на Н, и спас виновного от ответственности.

Примітки

Вперше надруковано в газ. «Киевлянин», 1869, 6 листопада, № 131. Автограф невідомий. Подається за першодруком.

Подається за виданням: Свидницький А. Роман. Оповідання. Нариси. – К.: Наукова думка, 1985 р., с. 265 – 274.