23.04.1990 Чернобыль. Четыре года спустя…

М.Одинец, И.Шатуновский. (Спец.корр. «Правды»).

Чернобыль. Четыре года спустя…

Пыль в саркофаге

Все та же знакомая до боли дорога на север, которая берет начало от примыкающей к Пущеводицкому лесу киевской площади имени Тараса Шевченко. Пригородные дачи. Лютеж. Дымер. Остающийся в стороне Иванков. Она сохранилась в памяти сотен тысяч людей, принимавших участие в ликвидации последствий самой грозной аварии нашего уходящего века. Дальше шоссе раздваивается: налево – на Полесское, Народичи, направо – на Чернобыль, в зону.

Думалось ли печальным апрельским днем 86-го, когда тысячная колонна автобусов увозила, как оказалось потом навсегда, припятцев и чернобыльцев, что такая же судьба постигнет и жителей соседних районов? Предчувствие было, конечно. Помнится, говорили – на окраине Полесского «грязно».

– Да, мы знали, что «грязно», – с горечью заявил подсевший к нам попутчик, – но четыре года нас водили за нос, держали в неведении, обвиняли в радиофобии и, вот видите, решили эвакуировать.

Неподалеку от зоны в стороне от дороги видны зимние палатки военнослужащих-химиков, на стоянках за проволочным забором – специальные машины. Возле КПП, как всегда, люди – кто ждет автобуса на Чернобыль, кто на Зеленый Мыс, кто на Киев. Пропускают быстро. И снова дорога, только теперь уже пустынная, с выглядывающими кое-где из-за деревьев изрядно обветшавшими за четыре года жилыми домами, хозяйственными постройками. Всюду заросли бурьяна – высокого, густого. Немноголюдно и в Чернобыле. Зияет огромной дырой битая витрина универмага, бросается в глаза запустение во дворах.

Оставляем машину у Дома культуры, который здесь больше известен как место, где судили виновников аварии, пересаживаемся в «Волгу» зонного режима и едем на станцию.

По традиции разговор в кабинете директора. С нами беседует главный инженер АЭС Николай Михайлович Сорокин. Он сообщает, что работают два блока: второй и третий, первый на плановом ремонте. Что сделано по повышению уровня надежности эксплуатации блоков? Очень много. Реактор каждого, и особенно его активная зона, значительно реконструированы.

Особый разговор о четвертом энергоблоке, за которым ведется весьма пристальное наблюдение. Темной громадой высотой в 20-этажный дом поднимается укрытие, отделяющее блок от внешнего мира. Есть участки, где бетонные стены саркофага составляют толщину 18 метров, и это все для того, чтобы исключить опасное воздействие радиации, которая исходит из мрачных недр этого молоха [1]. Наверху развала она достигает 200 рентгенов в час. Но главное в данных исследований, а для их проведения пришлось пробурить более 70 скважин, ввести в реакторный зал разрушенного блока аппаратуру, это то, что ныне ядерная реакция в его нутре исключена. Не может произойти и цепная реакция, для этого нет надлежащих условий. Ясна теперь и хаотическая картина внутренностей сооружения. После проведения мер по локализации продуктов ядерной реакции в его середине создалась огромная стекловидная масса, топливо сплавилось и вместе с песком и другими компонентами, которые мешками падали с вертолетов в жерло кратера, сдвинулось вниз. 150 датчиков, установленных в различных местах взорванного блока, фиксируют течение происходящих в нем процессов.

Вроде бы все предусмотрено, но оснований для беспокойства немало. Идет время, в глубине послевзрывного хаоса происходят различные реакции, химические, температурные процессы, деформированные конструкции стареют, на них возможно действие различных химических соединений. И возникает вопрос, сможет ли выдержать все это нагромождение в случае, скажем, землетрясения или смерча? Хотя подобные катаклизмы здесь в течение столетий не зарегистрированы, уже думают специалисты о новом, более надежном укрытии. Возведение старого, ремонт, уход за ним обошлись в десятки миллионов рублей, а на осуществление новых задач, естественно, пойдет значительно больше. Но что поделаешь, надо. Тех, кто постоянно следит за четвертым блоком, беспокоит обилие гнездящейся в его чреве на разных уровнях радиационной пыли. Ее прибивают, подавляют, особенно на верхних конструкциях. Но годы идут, и пыльной грязи становится все больше.

К сожалению, радиационного праха много не только внутри саркофага. Наш старый знакомый, с которым встречались здесь еще в первые недели ликвидации последствий аварии, заместитель Председателя Совмина УССР К.И.Масик сообщает, что в 30-километровой зоне скопилось столько радиационной «грязи», что на ее удаление понадобится не один десяток лет. Сейчас обсуждается проблема сооружения комплекса, который бы мог ее перерабатывать. Такое предприятие очень нужно: ведь в чернобыльской зоне, по приблизительным подсчетам, общая радиоактивность веществ, рассеенных здесь, исчисляется 70 миллионами кюри. Выросло до нескольких сот число могильников. В задачу «Вектора», так будет называться комплекс, который предлагается создать (правда, есть немало противников проекта), войдут производства по дезактивации, компактированию и прессованию твердых радиоактивных веществ, переработке жидких и сжиганию горючих отходов. Основной задачей нового предприятия станет ограничение распространения радионуклидов через атмосферу, подземные и поверхностные воды. Дело чрезвычайно важное, крайне необходимое. Ведь чернобыльская зона после аварии, подчеркнул Константин Иванович, стала источником радиоактивного загрязнения территории Украины почти в 5 миллионов гектаров, из которых 3,5 миллиона составляют сельскохозяйственные угодья. И это не считая Белоруссии, областей РСФСР. В 86-м, три, два и даже год назад мы не знали этих цифр, но сегодня они бередят душу каждого – 32 района шести областей республики в разной степени оказались под воздействием радиации, почти 60 тысяч жителей проживают в зоне так называемого жесткого контроля, а на территории с нагрузкой 5 кюри и выше живет более 200 тысяч человек. Это в первую очередь Полесский и Народичский районы…

Полесское, Народичи. Что дальше?

Горестной стала для жителей этих прекрасных живописных мест весна 1986 года. Теперь мы уже никогда не узнаем, в ночь ли чернобыльской катастрофы легло зловещее радиационное облако на Полесский район, или его «засеяло» радионуклидами из разрушенного реактора потом, когда шла «бомбежка» блока с вертолетов и каждое удачное попадание в развал вызывало от удара выброс радиоактивной пыли, подымавшейся вверх, где дули майские ветры [2]. Все внимание тогда было сосредоточено на станции, Припяти, Чернобыле, обеспечении безопасности Киева, а до Полесского никому не было дела, хотя сюда в тот период перебазировались и разместились в райцентре и Припятский горком партии, и горисполком, и целый ряд служб управления станции. Помнится, дозиметров ни у кого в райцентре не было, дозиметрической карты района тем более. Считалось, что на окраине есть «грязь», ну да мало ли, дескать, «грязи» было в те дни?

Упорядочивались дела на ЧАЭС. Один за другим вступали в эксплуатацию энергоблоки, строился вахтовый поселок «Зелёный мыс», и уже стали подниматься кварталы Славутича, а Полесское все оставалось наедине со своей бедой. Все чаще болели дети, дошло до того, что при медицинском обследовании почти у каждого второго школьника обнаружили заболевание щитовидной железы, у каждого пятого – поражение носоглотки. Из-за заболеваний катарактой у детей стало слабеть зрение [3]. Из Киева приезжали комиссии, члены их уговаривали родителей, ссылались на инструкции Минздрава, центра радиационной медицины, дескать, опасности нет. Обеспокоенные отцы и матери обращались в Москву, в Госкомгидромет, опять же в Минздрав, но и оттуда шли успокоительные разъяснения. Полещуков убеждали, что жить при имеющейся у них радиации можно. Собирая людей, приезжавшие по письмам и жалобам представители высокой медицинской науки втолковывали растерявшейся аудитории, что, дескать, человек за свою жизнь, если он проживет 70 лет, может без вреда для здоровья набрать 35 бэр, это, дескать, установлено и доказано. Поэтому не пишите и не жалуйтесь!

Жителям Полесского могли бы и должны были помочь руководители республиканских ведомств, чьи предприятия расположены здесь, советских органов. Но министр местной промышленности Украины Ю.А.Бондарь не удосужился поинтересоваться за все четыре года после аварии на ЧАЭС, как живут, как чувствуют себя люди на фабрике «Пролісок», которая входит в систему министерства, не побывал здесь. А когда делегация предприятия приехала в Киев, чтобы найти в штабе отрасли сочувствие, поддержку и помощь, министр отказался даже принять ее, сославшись на то, что у него неприемный день.

Не раз люди из этого лесного края обращались за помощью в Президиум Верховного Совета республики, к его Председателю В.С.Шевченко. Они просили, настаивали на том, что в создавшихся условиях жизнь в райцентре, в селах района, где плотность радиоактивного загрязнения в десятки раз превышает допустимые нормы, невозможна, а каждый прожитый на отравленной радионуклидами земле день доставляет боль и тревогу матерям за судьбу детей. Так все эти просьбы и обращения не нашли должного отзвука. И не случайно на массовых митингах в райцентре В.С.Шевченко было выражено недоверие и как народному депутату СССР, и как Председателю Президиума Верховного Совета республики. И вот теперь, когда четырехлетняя жизнь в условиях радиации существенно повлияла на здоровье многих жителей Полесского района, – принято решение об эвакуации. Это же предстоит пережить и населению соседнего, Народичского района Житомирской области. Свои сегодняшние и предстоящие беды переселенцы связывают с позицией, отношением Минздрава СССР, Академии медицинских наук страны. «Нас всюду обвиняли, – заявил первый секретарь Народичского райкома КП Украины В.С.Будько, – в радиофобии, паниковании и даже подстрекательстве населения. Заведующий отделом дозиметрии и радиационной гигиены ВНЦРМ Академии медицинских наук СССР профессор Лихтарев утверждал, что в Народичах поднимают шум только для того, чтобы выбить дополнительные материальные ресурсы для района. Другой работник той же академии утверждал недавно, что концепция 35 бэр не столько медицинская, сколько экономическая. Чего же тогда стоят лозунги, что самая высокая ценность в государстве – это жизнь человека?! И не случайно при таком отношении к сложной обстановке в нашем районе растут заболевания крови, щитовидной железы, органов дыхания. Резко упало зрение у большинства детей, очевиден рост онкопатологии, что является, по свидетельству медиков, прямым следствием действия радиации. За годы, прошедшие после аварии, из пострадавших районов отселено более 90 тысяч человек. Сейчас далеко от АЭС, в местах, где нет «грязи», строится 14 новых сел, куда из Полесского и Народичского районов уже в этом году будет отселено около 14 тысяч человек.

ЧАЭС ждет закрытие?

Первым на недавно состоявшейся сессии Верховного Совета УССР высказал требование о закрытии Чернобыльской АЭС вице-президент Академии наук Украинской ССР В.П.Кухар. Выступивший вскоре после него директор ЧАЭС М.П.Уманец, подробно докладывая о том, что сделано по совершенствованию систем защиты станции от аварии, доказывая экономичность атомной энергетики, призывал требовать не закрытия станции, а существенного повышения уровня безопасности атомных электростанций. Сразу вслед за ним слово взял президент Академии наук УССР академик Б.Е.Патон. «Официальные круги, – сказал он, – в большинстве склоняются к выводу, что чернобыльскую катастрофу следует считать законченной [4] и беспокоиться надо лишь о ликвидации ее последствий. К сожалению, действительность печальнее. Сооружением саркофага удалось лишь локализовать процесс, но о полном овладении им пока нельзя говорить. Да и сам саркофаг, откровенно говоря, сооружение достаточно примитивное по конструкции и требует значительного усовершенствования… Одновременно сегодня следует серьезно задуматься также и над будущим всей Чернобыльской атомной станции, которую следует в реальные сроки закрыть».

Выступивший в начале сессии с докладом об экологической обстановке в республике и мерах по ее коренному улучшению Председатель Совета Министров УССР В.А.Масол высказал в нем предложение разработать специальную программу выведения из эксплуатации Чернобыльской АЭС. В ней должны быть определены этапы и очередность решения поставленных проблем, необходимые для этого материально-технические и финансовые ресурсы, предусмотреть исполнителей работ. Поскольку вокруг этой проблемы завязалась дискуссия, докладчик внес на рассмотрение сессии проект постановления «О выведении из эксплуатации Чернобыльской АЭС», предложил в нем «разработать в шестимесячный срок специальную программу выведения из эксплуатации указанной электростанции». В ходе дальнейших дебатов, а страсти разгорелись даже до того, что один из ораторов внес предложение, чтобы правительство подало в отставку, некоторые выступавшие ставили вопрос о выведении из эксплуатации первого энергоблока АЭС уже на протяжении 1990-1991 годов, назывался также более дальний срок – 1995 год. В конце концов победила точка зрения, что делать это следует грамотно, компетентно, взвешенно. Чернобыльская АЭС, говорилось, это тесно сплетенный узел экономических, технических, политических проблем, которые одним быстрым закрытием не закроешь.

…Обмениваемся с самими работниками станции мыслями по поводу последних постановлений о мерах по улучшению медицинского обслуживания и социального обеспечения лиц, принимавших участие в работах по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, о мерах помощи детям, проживающим в зоне активного загрязнения. Все воспринимают это с одобрением. Разговариваем со старшим инженером управления первым реактором Евгением Козенковым.

– Я, как и мои товарищи, решительно против закрытия станции, о чем шла речь на сессии Верховного Совета республики. Думаю, что созданная там комиссия на основе глубоких разработок разберется, как быть дальше с ЧАЭС. Нас волнует вообще отрицательное отношение, проявляющееся к атомной энергетике, ведь за ней будущее.

Подходят другие работники управления блоком, завязывается разговор о том, что остановленный без должной организационно-технической подготовки блок атомной электростанции не будет ядерно безопасным до полной разгрузки топлива. Для этого нужна специальная технология, которая требует серьёзного проектирования, изготовления оборудования, оснащения транспортными средствами, требует специальных хранилищ, заводов по переработке топлива [5].

Молодой инженер, вступая в беседу, говорит, что после остановки блок будет разгружаться от топлива 3 года, еще 2 года потребуется для его вывезения. Потом понадобится еще 7 лет ожидания, после которого можно будет приступить к демонтажу высокорадиоактивного оборудования.

Начальник смены станции Д.Д.Кривой работает в атомной энергетике более 30 лет. Половину из них провел здесь, был с коллективом в самые трудные для него дни аварии.

– Разговоры о закрытии станции горько отдаются в моем сердце, – говорит он, – если так случится, то что станется с этим ядерно небезопасным объектом, как можно будет сберечь опытный квалифицированный персонал, как обеспечить его бдительность на неработающем оборудовании? Думаю, что в постановке такого серьезнейшего вопроса много необдуманного.

Кончается четвертый год со дня аварии на Чернобыльской АЭС, а разговоры, дискуссии, споры вокруг нее не утихают. Серьезно обеспокоено проблемами Чернобыля население города Киева. Им посвятила первое заседание первая сессия вновь избранного Киевского городского Совета народных депутатов. Разговоры разговорами, но опять же за ними – людские судьбы, жизненные пути, и об этом надо помнить. 26 апреля Указом Президиума Верховного Совета УССР объявлен днем чернобыльской трагедии. Пусть он напомнит всем нам, как важно быть серьезным, ответственным в отношении к могучим силам, созданным как природой, так и самим человеком.

Правда, 1990 г., 23.04, № 113 (26196)

[1] 18 метрів бетону – звичайно, не для поглинання випромінювання, а для стримування можливого ядерного вибуху. От про цю можливість мовчить комуністична преса.

[2] Тобто «героїчна ліквідація» тільки збільшувала радіоактивне забруднення території.

[3] І тільки Л.А.Ільїн продовжував нічого не помічати. Це кореспондент може вірити власним очам, а академік мусть керуватись настановами Політбюро та висновками науки, які випливають із цих настанов.

[4] І отаким канцелярським вітійством наші академіки ліквідовували наслідки…

[5] Прошу звернути увагу, що заходи по виведенню блока з експлуатації вимагають проектування. Нічого не було запроектовано під час його пуску. Ви набирайте швидкість, а коли треба буде гальмувати, ми почнемо проектувати гальма…