27.03.1990 Катастрофа

П.Матуковский, соб.корр.«Известий»

Чему учат уроки Чернобыля

Надо наконец сказать самим себе полную правду о том, что случилось: в Чернобыле произошла величайшая за всю историю Земли технологическая катастрофа. И сейчас только началось осмысление ее последствий и их минимизации. Сегодня можно говорить лищь о приспособлении, адаптации человечества, всей биосферы к новому, необратимому постчернобыльскому состоянию.

В зоне бедствия живут миллионы людей. Чернобыльская катастрофа поставила перед нами исключительно сложные задачи, которые затрагивают практически все сферы жизни, многие области науки и производства, морали и нравственности. К таким выводам пришла недавно группа государственных экспертов, которую возглавляли академики Н.Моисеев и С.Беляев, доктор биологических наук А.Назаров.

Исходили они из единственно приемлемого и возможного в создавшейся ситуации подхода. Коль уж беда случилась и переселиться на иную планету мы не можем, надо срочно найти самые эффективные способы и средства, чтобы свести к минимуму последствия катастрофы не только для нынешнего, но и будущих поколений. Прежде всего – спасти жизнь и здоровье людей, живущих в районах бедствия, обезопасить от последствий следующие поколения. Даже такие крупные авторитеты в научном мире, как Ю.Израэль, Л.Ильин, Л.Булдаков, Е.Чазов, В.Марьин, Д.Попов, и другие пытаются преуменьшить масштабы чернобыльской катастрофы. (О том, почему они это делают, чуть позже). Девяносто два ученых в своем письме на имя Генерального секретаря ЦК КПСС пытаются утверждать, что чернобыльская беда вовсе не так уж страшна, как ее пытаются изобразить ученые Академии наук Белоруссии.

В интервью газете «Социалистическая индустрия» 29 ноября [1989 г.] Д.Попов заявил: «Иностранные ученые (речь идет о группе экспортов ВОЗ) были потрясены радиологическим невежеством ученых Академии наук Белоруссии. Здесь, видимо, больше политической конъюнктуры, погоня за авторитетом у митингующей толпы, чем настоящей науки».

Еще раньше эту «оговорку» почти слово в слово повторил Е.Чазов в своем письме на имя Председателя Совета Министров СССР Н.И.Рыжкова [1].

Чтобы покончить с возникшим недоразумением, вице-президент Академии наук БССР В.Солдатов обратился за разъяснением к директору центральной радиационной службы Франции Пьеру Пеллерену, который возглавлял тех самых ученых, на авторитетное мнение которых ссылались Д.Попов и Е.Чазов. Господин Пеллерен ответил немедленно: «Я подтверждаю, что во время нашего последнего июньского визита в Белоруссию мои коллеги по группе ВОЗ Бенинсон и Уэйт и я сам, естественно, никогда не ставили под сомнение общую компетентность белорусских ученых, которой мы, напротив, восхищаемся и к которой испытываем самое глубокое уважение. Особенно после нашего интересного и плодотворного обмена мнениями в Минске в Академии наук. Конечно же, утверждение «Социалистической индустрии» от 29.11.89 г. является неверным».

Сторонники «московской» концепции стоят на том, что ничего страшного с людьми, живущими в зоне бедствия, не произойдет, если жить они будут там, где радиационная загрязненность не превышает сорока кюри на квадратный километр. И если внешняя и внутренняя доза облучения не превысят 35 бэр за семьдесят лет жизни.

Белорусские ученые, наоборот, утверждают, что нельзя жить там, где нельзя получить чистую, без радиоактивной «грязи» продукцию. А это уже не 40, а 15 или даже 10 кюри на квадратный километр. Концепция «35 бэр за жизнь» антинаучна и бесчеловечна, потому что она совершенно не учитывает ни здоровья людей на момент катастрофы, ни наличия среди них «групп риска», ни большой ударной дозы короткоживущих радионуклидов, полученной людьми в момент катастрофы. Эту величину методами физической дозиметрии оценить невозможно, как и вообще невозможно проконтролировать существующей аппаратурой критический «порог» в 35 бэр [2].

Е.Петряев, доктор химических наук, заведующий кафедрой радиохимии Белгосуниверситета им.В.И.Ленина:

– Этот «порог» определить невозможно при жизни человека еще по одной причине. Нормирование всех доз идет только по цезию. А ведь в пострадавших районах выпали еще и стронций и плутоний, большой «букет» трансурановых элементов, которые в виде мелкодисперсных аэрозолей могут попасть в организм человека с дыханием. Самое страшное – это «горячие частицы» размером от микрона и выше. А в южных районах Гомельщины на 1 квадратный сантиметр почвы их от одной до десяти. И все это – сверх 35 «официальных» бэр! [3]

Если уж говорить совсем начистоту, «научный» спор идет не о кюри и бэрах, а в том, сколько людей и из каких районов надо отселить. А еще точнее – о рублях, о том, сколько миллиардов рублей можно выделить из отселение – 10, 15 или 20? Это ли не фарисейство? Говорим, что человеческзя жизнь бесценна, и спорим о том, сколько рублей дать за человеческую душу, за взрослого, за ребенка…

Белорусская программа (которая станет программой в полном смысле этего слова лишь после утверждения её Верховным Советом СССР) предусматривает истратить на ликвидацию последствий чернобыльской катастрофы за пять лет нынешней пятилетки около 18 миллиардов рублей.

Почему мы ведем речь только о Белоруссии? Ведь пострадали и некоторые районы Российской Федерации, Украины. Но из всех загрязненных радионуклидами территорий нашей страны более семидесяти процентов пришлось на Белоруссию. Чтобы эти проценты «заговорили», приведу такие цифры. На территории республики, где радиоактивная загрязненность превышает один кюри на квадратный килопетр, живет 2 миллиона 200 тысяч человек, т.е. пятая часть всего населения Белоруссии. В зоне жёсткого контроля, где уровень загрязненности превышает 15 кюри на квадратный километр, находится 498 населенных пунктов с населением в 102 тысячи человек, из них более 39 тысяч – дети. На территории в 624 квадратных километра с уровнем радиации свыше 40 кюри в 85 деревнях живет 12 тысяч человек. В своем саду и огороде ничего не трогай, в лес не ходи, грибы и ягоды не собирай, молоко от своей коровы не пей, в реке не купайся и рыбу не лови. Взрослый и тот не выдержит таких ограничений. Что уж говорить о детях!

Белорусские ученые, отстаивающие «беспороговую» концепцию (никто в мире никогда еще не изучал длительного воздействия малых доз радиации на человеческий организм), беспокоятся за будущее всей нации.

В пострадавших районах за последние годы наблюдаются более высокие уровни болезней верхних дыхательных путей, желудочно-кишечного тракта, эндокринной системы, нарушений иммунитета, психических расстройств, а также болезней системы кровообращения, различных нарушений беременности, зарегистрированы случаи врожденных тяжелых уродств [4]. Особое беспокойство вызывает состояние щитовидной железы у детей, повсеместно распространена ее гиперплазия. Одной из причин наблюдаемых отклонений «являются генетические изменения, вклад которых в эти заболевания может достигнуть 50-100 процентов». Налицо факт реального увеличения общей заболеваемости населения, проживающего на загрязненных в результате аварии территориях [5]. Полученные сведения указывают также на возрастание в этих районах генетической патологии. В последующие десятилетия вряд ли удается полностью избежать развития онкологических и генетических отклонений у определенной части населения.

Казалось бы, о какой борьбе может идти речь, если есть такие официальные выводы государственных экспертов? Кто может возражать против столь явных, неопровержимых фактов? Есть такие люди [6]. К сожалению, от них во многом зависит принятие окончательного «глобального» решения на самом «верху». Это прежде всего председатель Госкомгидромета СССР Ю.Израэль и вице-президент Академии медицинских наук СССР, директор Института биофизики Л.Ильин.

В.Марьин на депутатский запрос И.Игнатовича (7 июля 1989 г.) письменно отвечает: «Анализ данных, полученных в результате медицинского обследования и диспансерного наблюдения людей, проживающих в этих районах, выполненный Минздравом СССР, свидетельствует о том, что никаких заболеваний, связанных с радиационным воздействием, у населения контролируемых районов Белоруссии не зарегистрировано».

Д.Попов идет еще дальше, утверждая, что в районах выпадения радионуклидов сами собой создавались благоприятные условия, где люди бесплатно получают целебные дозы цезия, что адекватно радоновым ваннам. Он признаёт, что в этих районах, «наблюдается рост многих заболеваний. Диагноз один – массовая радиофобия» [6].

Л.Булдаков в «Сельской жизни» (№ 29 за 4 февраля) тоже не испытывает никакой тревоги по поводу загрязненных радиацией районов. «Если бы все наши люди, – пишет он, – питались исключительно продуктами из чернобыльского региона, то получади бы дополнительно всего по 7 миллибэр в год. Это лишь 10 процентов годовой дозы, что абсолютно не опасно. Аб-со-лют-но!»

Но если Д.Попов и Л.Булдаков «просто» крупные авторитеты в области радиологии, то В.Марьин – член правительственной комиссии во ликвидации последствий чернобыльской катастрофы [8].

Почему многие ответственные руковедитеян так упорно отстаивают мысль, что ничего страшного, ничего непоправимого в Чернобыле в 1986 году не произошло?

А.Степаненко, вице-президент Академии наук Белоруссии:

– В давние времена гонцу с плохими вестями отрубали голову. Но дело, конечно, не в «историческом страхе». Когда случилась эта страшная беда, мы все – от простых смертных до членов Политбюро – инстинктивно гнали прочь от себя мысль, что это не просто авария, а чудовищная катастрофа, последствия которой никогда не будут устранены. Не могли же физики, столько лет заверявшие нас в мирном характере атома, так трагично заблуждаться! Отступи они сейчас от своего первоначального утверждения, у всех – и внизу, и вверху – возникнет естественный вопрос: «Значит, вы почти четыре года говорили неправду народу, правительству, Политбюро?»

Думается, упорство в отстаивании изживших и дискредитировавших себя положений объясняется также вошедшим уже в поговорку монополизмом наших центральных ведомств, особенно в вопросах, касающихся пресловутой «секретной» тематики. Попробуй только кто-нибудь высказать противоположное мнение! В ход идут все способы для отстаивания собственных «непорочных» позиций, и уже десятое дело, насколько справедливыми были возражения оппонента. Ситуация, знакомая нам по многим областям, но в данном случае мы можем убедиться, что монополизм, ведомственная порука не отступают даже перед самыми святыми понятиями.

Естественно, что мы начали разговор с чисто медицинского аспекта чернобыльской проблемы – жить человеку или не жить, быть ему здоровым или не быть. Существует множество других аспектов, которые тоже так или иначе связаны со здоровьем людей, живущих как в самой зоне бедствия, так и далеко за ее пределами. Первый из них – труд крестьянина в районах с плотностью радиационного заражения свыше 15 кюри на квадратный километр. Белорусские ученые единодушно утверждают, что крестьянский труд там потерял всякий смысл. Зачем и для кого производить «грязную» продукцию? Чтобы позволять радиационному пятну «расползаться» все шире и шире?

В отдельных районах Могилевской и Гомельской областей «грязное» молоко составляет 40-60 процентов. В лучшем случае его перерабатывают, а обрат спаивают телятам. Загрязненное выше всех допустимых уровней мясо частично перерабатывают в мясо-костную муку, которую скармливают поросятам практически во всех хозяйствах республики. Проследить же миграцию радионуклидов с продуктами, идущими из частного сектора, вообще невозможно.

А.Люцко, кандидат физико-математических наук, доцент Белгосуниверситета им.В.И.Ленина:

– В докладе советской стороны в МАГАТЭ приведены расчеты ожидаемой коллективной дозы в европейской части СССР – 300 000 человеко-зивертов от внешнего, 2 миллиона человеко-зивертов от внутреннего облучения. (Для сравнения: полный ущерб от аварии на американской АЭС «Три Майл Айленд» в дозовых единицах составлял 35 человеко-зивертов). Дело в том, что доза от пищевых продуктов в несколько раз превышает дозу гамма-излучения на загрязненной местности. Медики утверждают, что по содержанию цезия в организме минчане и витебчане уже почти сравнялись с жителями Гомельской и Могилевской областей. Нужно немедленно принимать закон, который бы предусматривал строжайшую уголовную ответственность за производство и распространение загрязненной радионуклидами продукции.

Чрезвычайно сложная проблема – отселить людей сначала с тех территорий, где радиоактивная загрязненность превышает 40 кюри на квадратный километр, потом – 15, потом – 5 кюри. И дело даже не в огромных средствах, необходимых для такой крупномасштабной акции. Можно хотя бы частично повернуть всю жилищную программу республики «в сторону Чернобыля». Можно выпустить специальный государственный заем. Можно решить и очень острую психологически-нравственную проблему – селить людей из пострадавших районов только в отдельные поселки (дате сохраняя названия старых деревень) или строить для них отдельные улицы в городах и поселках. Это сохранит прежние этнически-общинные отношения, скорее излечит «комплекс Чернобыля», сознание сваей неустроенности и уверенности в вине окружающих [9].

Все это достижимо. Но возникает еще одна проблема: что делать с брошенными землями? Ведь их будет сотни тысяч гектаров. Нельзя же, чтобы ветровая эрозия создавала повторную радиацию.

Проблемы, проблемы… Одни из них можно решить за пять лет, вторые – за десять, третьи – за двести. Четвертые… Видимо, никто их не изучил так глубоко, как кандидат сельскохозяйственных наук, заведующий лабораторией проблем Полесской низменности Института мелиорации А.Волков. По меньшей мере три года он провел в зоне бедствия, установил несколько тысяч измерительных реперов, отснял сотни карт с указанием уровней радиоактивности, замерил уровни радиации в сотнях населенных пунктов, вел наблюдения за людьми, «глотнувшими» чрезмерную дозу внешнего и внутреннего облучения. Из некоторых районов Гомельской и Могилевской областей его просто прогоняли: «Немедленно убирайся со своей аппаратурой, не пугай наших людей, не сей среди них панику!»

Такова была официальная позиция не только обкомов партии, но и советского и партийного руководства республики. Если коротко, ее можно изложить так: да, случилась беда, но мы с ней справимся сами. Никакой помощи от иностранцев нам не надо, мы не нищие. Японцы еще в 1987 году предлагали построить в Гомеле большой совместный гематологический центр. «Ну да! Будем мы японцам раскрывать свои секреты!» (Я лично был в кабинете Председателя Совета Министров БССР М.В.Ковалева, когда шёл этот разговор). Гематологического центра в Гомеле нет и поныне.

Иэ-за этой позиции руководителей республики потеряны десятки миллионов рублей на строительство дамб, которые, по идее создателей, должны были задержать загрязненный ил на реках. Не получилось – ил «перепрыгнул»» через дамбы и отложился в тех местах, где течение становится уже спокойным [10]. Дамбы пришлось разрушить, поскольку они стали причиной подтопления. Выброшены десятки миллионов рублей на бесполезную дезактивацию, на реэвакуацию, которая была всего лишь показным спектаклем, на строительство новых поселков там, где их никак нельзя было строить. На один только совхоз «Братство» в Наровлянском районе Гомельской области выброшено после чернобыльской катастрофы 17 миллионов рублей. Был ли этот «героизм» местной самодеятельностью или был подсказан свыше – еще предстоит разобраться независимой парламентской комиссии нового Верховного Совета БССР.

Итак, слово А.Волкову:

– Припять практически загублена, а вместе с ней и весь Припятский бассейн в 122 тысячи квадратных километров – его можно использовать лишь как экологический заповедник. Сегодня воды Припяти и Сожа, притоков Несвич, Ипуть, Бесядь, Брагинка, Колпита, Локоть несут в Днепр радиоактивный ил. Киевское водохранилище постепенно превращается в «бомбу замедленного действия». Вода чиста, а весь ил «светится» и его уже 69 миллионов тонн. Под большой угрозой оказался весь каскад электростанций на Днепре, до самого Черного моря. А в этап регионе живут сорок миллионов человек!

Не дают мне покоя и еще две проблемы. Однажды меня позвала в свою хату пожилая женщина, которая жаловалась на ежедневные головные боли. В печке, которую она топила дровами из ближайшего леса, оказалось 300 миллирентген в час. Причина – дрова. Весь лес в пораженных районах радиоактивен. Его нельзя употреблять ни на мебель, ни на строительство, ни даже на дрова. И торф тоже «светится». Откуда же брать людям топливо?

А так называемые «могильники» меня просто приводят в ужас. Я не видел ни одного, построенного по всем правилам – с бетонными стенами, с бетонным покрытием. Как правило, это большие ямы, стены и низ которых покрыты полиэтиленовыми пленками. Через два-три года почвенные воды будут беспрепятственно омывать радиоактивный мусор и стекать в реки, озера.

Нееколько раз был я и в «мертвой зоне», которая превращена в свалку, где всё в куче – техника, одежда, мебель. А брошенные там без присмотра дома «светятся», как свечки. Пожары, которые возникают там на переосушенных торфяниках, усугубляют трагедию. Дым уносит радиацию на большие расстояния. Как бороться с этим бедствием?

О будущем захламленной «мертвой» зоны существует два мнения. Первое – передать ее Главатому, чтебы он продавал ее по два-три гектара зарубежным ученым. Действительно, земля эта на вес золота, потому что только здесь в естественных, а не в лабораторных условиях можно проводить поистине уникальные радиобиологические исследования и эксперименты. Нигде в мире подобных условий для науки нет.

Второе мнение – поскольку эта земля уникальна, оставить ее в распоряжении правительств Украины и Белоруссии. Пусть они сдают ее в аренду, получая за это необходимое медицинское оборудование, лекарства. Второй вариант мне представляется более справедливым – зачем же поощрять главного виновника?

И еще один, очень болезненный вопрос, не нашедший своего решения: что делать с самой Чернобыльской атомной станцией? Ведь в каждом из трех ее уцелевших реакторов 192 тонны ядерного горючего. В прошлом [1989] году на станции было более тридцати «учетных отказов» основного оборудования, в том числе 13 – по вине обслуживающего персонала.

Е.Конопля, директор Института радиобиологии, академик АН БССР:

– ЧАЭС надо закрывать, иного мнения быть не может. Не имеем мы права дважды испытывать судьбу. Ведь ее территория – огромное загрязненное пятно, откуда радиация постепенно ползет во все стороны. Это не говоря уже о возможных более крупных неприятностях. Конечно, нелегко будет обойтись без ее трех миллионов киловатт, один из которых идет в Белоруссию. Но выход должен быть найден, и, по возможности, скорее. Разумеется, без ядерной энергетики в будущем не обойтись. Но атомные станции должны быть не такими, как Чернобыльская, и строиться они должны совершенно иначе, вдали от густонаселенных районов. Дорого передавать электроэнергию на большие расстояния? А разве ликвидировать последствия чернобыльской катастрофы дешевле?

Последнее интервью беру у президента Академии наук Белорусской ССР академика АН СССР В.Платонова:

– У наших ученых чрезвычайно сложное положение, потому что им приходится вести войну на два фронта: против авторов антинаучных концепций «35 бэр за жизнь» и «комфортных 40 кюри на один квадратный километр» и против республиканского правительства, которое проявляет удивительное «послушание». Едва успел Е.Чазов написать свое письмо Н.И.Рыжкову, как нам тут же не без ехидства заявили: оказывается, вы некомпетентны! Мы предлагали не строить так близко к зоне новые поселки для переселенцев – строили. А теперь приходится их бросать. Мы предлагали не производить никаких продуктов в зоне жесткого контроля – их производят и поныне. Мы предлагали немедленно отселить всех, кто живет в зоне свыше 40 кюри на квадратный километр, – люди живут там и поныне. Многие даже при уровне 60-100 кюри. Действительно, речь идет о судьбе нации.

Или взять такой вопрос. Еще три года назад [в 1987 г.] ученые, писатели, неформалы утверждали, что без интернациональной помощи нам не справиться со своей бедой. Только сегодня, потеряв три года, наше правительство обратилось с просьбой о помощи к правительствам, парламентам и народам всех стран. Давно мы ведем разговор о создании Белорусского национального комитета по радиационной защите населения и об объявлении республики зоной национального бедствия. В последний раз мы приняли такое постановление на президиуме Академии наук 7 марта. Сделай правительство это сразу – и мы получили бы прямой выход на многие зарубежные организации. Получили бы большую помощь – научную, медицинскую, техническую, материальную.

Слушаю Владимира Петровича и думаю: неужели мы опять будем держаться за свой непопулярный принцип «Мы не нищие, не к лицу нам просить помощи у капиталистов». Масштаб и характер беды таковы, что у нас нет выбора. Мы должны максимально использовать все свои силы и средства и не стыдиться просить помощи у тех, кого вчера считали своим противником.

Сегодня мы все – люди, земляне, живущие на одном, не таком уж большом шарике. И беда у нас общая. И не обратиться за помощью – это преступление перед своим же народом. Ну а уж коль предлагают помощь, как это сделали японцы еще в 1987 году, раздумывать, отказываться – просто безнравственно, бесчеловечно, ведь чернобыльская катастрофа – беда всего мира.

Известия, 1990 г., 27.03, № 86.

[1] Ось так і випливає на поверхню хід розповсюдження брехні: дресировані «фахівці» ВОЗ послухали Чазова, а той – політичного керівництва СРСР.

[2] А от цього я вже не розумію – чому 35 бер не можна виміряти.

[3] Оце вже ясніше: ризик від однієї частинки, яка потрапила всередину організму, дійсно великий, і він практично не залежить від загального середнього фону бета-випромінювання. Простою мовою, середня доза може бути низькою, але дисперсія індивідуальної дози через ці частинки є великою, і є «хвіст» розподілу в області великих доз. А це може становити небезпеку.

[4] Ет, нема на них доктора Гейла, який би пояснив їм, що цих хвороб у них просто не може бути, оскільки сучасна наука не визнає можливості їх виникнення.

[5] А як мило виглядала картина зниження загальної захворюваності внаслідок підписання нових паперів у Мінздраві! Що ж, тепер через якогось кореспондента нам від неї відмовлятись?

[6] Ще б пак! Коли це так було, що совєтське керівництво приймало рішення, засновуючись на фактах?

[7] Так їм, поганим симулянтам, і треба!

[8] Молодець! Замість того, щоб ліквідувати окремі наслідки катастрофи, він узяв та й ліквідував усю катастрофу в цілому. Нема причин для турботи, і край.

[9] Досвід переселення за схемою «село в село» в зоні затоплення ГЕС в Україні показав, що не всі психологічні проблеми при цьому знімаються.

[10] А набрехано про їх надійність немало. От тільки не чув, щоб хто-небудь за цю брехню орден отримав.