26.04.1991 Когда распался йод

Беседа корр.Н.Гоголя с Л.А.Ильиным

Многие помнят этого человека по первым телерепортажам из Чернобыля. Крепкая «профессорская» фигура, твердый голос, уверенный взгляд. Впечатление такое: огромная, до отказа наполненная людьми больничная палата, и вот распахивается дверь, и десятки, сотни, тысячи взглядов устремляются на вошедшего с надеждой и страхом – пришел доктор, что он скажет?

От академика Ильина ждали правду об аварии, о том, чем грозит она ближним и дальним ее участникам, а кроме того, как это и бывает с больными, ждали слов успокоения. Очень хотелось верить, что ситуация не безнадежна, что она контролируется, что болезнь излечима. И он тогда эту уверенность многим дал. А что ощущал тогда сам Леонид Андреевич?

Пять лет спустя. Апрель. Москва. Кабинет директора Института биологической физики Минздрава СССР профессора Л.Ильина.

О: Вы знаете, я не могу сказать, что ощущал что-то особенное. Отчасти потому, что еще неизвестны были истинные масштабы случившегося. И потом для меня это не было чем-то необычным: десятки лет работы с атомом, в том числе и в условиях повышенной радиоактивности, приучили к спокойному реагированию на подобные ситуации.

Вы говорите об уверенности? А почему ее не должно было быть, ведь мы, как это, возможно, ни сенсационно сегодня звучит, были готовы к Чернобылю! Еще в 69-м году я вместе с коллегами подготовил документ под названием «Временные методические указания для разработки мероприятий по защите населения в случае аварии на ядерных реакторах». В нем четко обозначены все меры, которые необходимо предпринять на всех уровнях – от местных властей до медицинских работников, включая, например, герметизацию жилых помещений, прием таблеток йодистого калия, отказ от молока и молокопродуктов. Словом, предусмотрено было почти все. Но инструкция эта, изданная за пятнадцать лет до чернобыльской трагедии, очевидно, осела в архивах или на полках кабинетов должностных лиц, так и не дойдя до сознания тех, кому знать ее следовало как дважды два четыре. Боюсь, что и сегодня она для многих явилась бы откровением. Ошибки нас, увы, почти ничему не учат.

В: Вернемся к событиям пятилетней давности. Вы приехали в Чернобыль в первые же дни после аварии. Какая задача перед вами стояла?

О: В общем это звучало так: обеспечить снижение радиологических последствий аварии… Сегодня стало едва ли не хорошим тоном ругать прежнее правительство страны, но я помню многие встречи с Николаем Ивановичем Рыжковым в то непростое время и его постоянное настойчивое напоминание: надо сделать все, чтобы обеспечить безопасность людей.

Прежде всего следовало определиться с самим понятием безопасности. Порог облучения, это сколько: 10 бэров, 30, 50? Однозначного мнения в мировой литературе нет. Поначалу были «горячие головы», в частности из союзного Минздрава, предлагавшие временно установить предельный уровень облучения в 50 бэров. Но мы остановились на довольно «мягкой» цифре – 10 бэров.

Дальше надо было организовать контроль за соблюдением ограничения у тех, кто участвовал в ликвидации последствий аварии, а их число изо дня в день росло. Сегодня совершенно ясно, что количество привлеченных людей значительно превышало необходимый максимум. Индивидуальных дозиметров практически не было, велась коллективная дозиметрия. Можно ли было на сто процентов предотвратить случаи переоблучения? Конечно, нет. Радиоактивные «пятна» встречались в самых неожиданных местах. Тем не менее все, что можно было сделать для предупреждения таких случаев, делалось.

Дни были, конечно, нелегкие. Налаживание контроля за продуктами питания, дополнительное отселение людей из близлежащих бел… Первая моя командировка в зону Чернобыля длилась до 17 мая. Потом еще не раз приходилось возвращаться в эти места. Кстати, я не один: в нашем институте почти 190 «ликвидаторов».

В: В последнее время вам и вашим коллегам много достается от представителей разных общественных организаций, да и специалистов, которые считают, что «потолок» предельного облучения населения сильно завышен, что здоровью людей, проживающих в загрязненных зонах, угрожает опасность. Ваше мнение?

О: Видите ли, мы живем в эпоху невероятного, думаю, даже беспрецедентного усиления власти дилетантов. Дилетантства не то что не стесняются – им чуть ли не бравируют. С трибуны Верховного Совета страны могут звучать утверждения о «всплеске» аномалий, о рождающихся телятах с пятью ногами и т.д.

Хорошо, в своем Отечестве у нас пророков нет. Но вот приезжают в нашу страну независимые эксперты из других стран, высококлассные специалисты, кропотливо работают здесь. И к каким же выводам они приходят? К тому, что отклонения состояния здоровья людей в зонах жесткого контроля не связаны с радиоактивным загрязнением, результаты обследования детей там и в контрольных пунктах совпадают и так далее. Зато обращается внимание на повсеместно низкий уровень санации рта у населения. То есть плохие зубы, инфекция во рту скорее могут вызвать какие-то осложнения, чем радиация.

Или взять, к примеру, питание. Проверка показала, что содержание свинца, ртути, йода, железа в наших продуктах соответствует норме. Но вот структура питания… Западные специалисты рассуждают о 7 категориях структур питания, дают рекомендации, а у нас роженицам в зоне давали по две банки сгущенного молока для «усиления» рациона! Вот вам и причины нездоровья.

Еще в 1988 году мы расписали все пункты, где доза радиации превышает допустимый уровень и где требуется отселение. В общей сложности речь шла примерно о 60 тысячах человек. Сегодня же ставится вопрос об отселении миллиона человек. Можно себе представить, как эта совершенно неоправданная мера – еще раз подчеркиваю, не только с нашей точки зрения, но и по мнению зарубежных экспертов – ударит по экономике страны. А кто учел социальные, психологические последствия «великого» переселения?

В: Я думаю, в определенных ситуациях экономические соображения не могут играть решающей роли, например, когда речь идет о детях, у которых явное увеличение щитовидной железы. Хотя бы ради их здоровья можно пожертвовать многим…

О: Абсолютно с вами согласен. Но давайте рассуждать здраво. Реакция щитовидной железы – это результат распада йода непосредственно после аварии, которое продолжалось в течение двух-трех месяцев. Таков цикл, он давно закончился, облучения больше нет. В чем тогда смысл переселения? И не лучше ли потратить эти миллионы на предупреждение последствий облучения, а я имею в виду не только медицинскую профилактику, но и улучшение питания, что особенно существенно для детей.

У нас же, к сожалению, здравого смысла в данном случае недостает. Детей с увеличенной щитовидкой отправляют в другие климатические зоны, на юг, что категорически противопоказано. Или, например, на Кубу. Это вообще безумие. И это называется заботой о чернобыльцах!..

А почему бы, скажем, не обратиться к специалистам и не спросить: что сегодня самое важное, на что обратить внимание, где сконцентрировать усилия? Так, для эффективной профилактики заболеваний щитовидной железы необходима специальная ультразвуковая аппаратура, которой у нас нет, нужны специальные реактивы для оценки функционального состояния железы. Есть препараты, которые предупреждают заболевание щитовидной железы, например, эльтироксин, – их надо закупать или производить самим.

Отдельный вопрос – работа с «ликвидаторами», десятками тысяч людей, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Сегодня мы выявляем группу риска. Но опять-таки не хватает аппаратуры. У японцев есть отличный прибор, позволяющий по эмали зуба с большой точностью определять индивидуальную радиоактивную дозу человека. Стоит он 150 тысяч рублей золотом. У нас его, конечно, нет.

В: В редакционной почте письма от «ликвидаторов» не редкость. Зачастую речь в них идет о спорных ситуациях, когда человек считает, что причиной того или иного заболевания является работа на четвертом блоке, а врачи с этим не согласны.

О: Имей мы необходимое оборудование и квалифицированных врачей-радиологов, таких споров бы не возникало. Выявление группы риска направлено, с одной стороны, на проведение эффективной и своевременной профилактики, с другой – на решение широкого круга социальных вопросов: льгот, пособий и т.д.

В: Не утихают разговоры об отдаленных последствиях чернобыльской аварии. Никто не верит, что все пройдет бесследно. Надо ли все-таки ожидать увеличения количества онкологических заболеваний?

О: Конечно, нельзя не считаться с общественным мнением, но не в научных спорах и не на уровне «верю – не верю».

Научные прогнозы, как отечественные, так и зарубежные, показывают – достоверного увеличения случаев заболевания раком не должно быть за исключением опухолей щитовидной железы, частота которых может превысить естественный уровень в 2-3 раза. Нет оснований ожидать увеличения и каких-то других «экзотических заболеваний».

Тем не менее наблюдение за людьми, получившими повышенную дозу облучения, ведется и будет вестись. Почему? Наукой достаточно хорошо изучено воздействие радиации на человеческий организм, предупредить любые нежелательные последствия – наш долг.

Одна из актуальных задач сегодня – расширение круга специалистов по проблемам радиационной патологии, эндокринологии, гематологии. Сегодня небольшое их число готовится на специальных курсах в нашем институте и военно-медицинской академии. Но этого мало. Необходимо наладить подготовку кадров во всей системе высшей школы. В конце концов и представителям других медицинских специальностей полезно будет освоить азы радиационной медицины, ведь, чего греха таить, нередко дезинформация о положении дел в чернобыльской зоне исходит от врачей, имеющих довольно смутное представление о научных и практических сторонах проблемы.

В: Мы снова возвращаемся к вопросу о компетентности. Хочется верить, что уроки Чернобыля все же не пройдут даром. Когда вы вспоминаете апрель 86-го, вам не приходят в голову мысли: это можно было сделать лучше, то-то надо было предусмотреть и т.д.?

О: Конечно, приходят. Если бы начальство принимало правильные решения, не гуляли бы детишки на улицах в Припяти и Чернобыле на другой день после взрыва, не пили бы люди в деревнях радиоактивное молоко. Далее. Не предусмотрено было стопроцентное обеспечение населения препаратами йодистого калия и кальция, а ведь если принять их вовремя, на 40 процентов блокируется поступление в организм радиоактивного йода. На самой станции препараты были, а у населения нет. Не были предусмотрены социально-политические и экономические последствия аварии. Мы, как всегда, действовали по принципу аврала, порой вопреки объективной оценке ситуации с позиций «польза-вред». Отсюда и не прекращающиеся до сих пор дискуссии о том, что надо, а чего не надо делать, доминирование слов и эмоций над конкретными делами.

Все же я надеюсь, что согласие будет достигнуто. Недавно завершил работу Международный консультативный комитет по Чернобылю. Более 100 ученых и специалистов из сорока стран мира, представляющих различные университеты и международные организации, провели тщательное изучение ситуации в чернобыльской зоне, причем работы для изучения предлагались самими республиками. Думаю, что после публикации результатов этой большой работы – планируется публикация на май, – многие спорные вопросы будут сняты.

В: Леонид Андреевич, времени после трагедии прошло достаточно, но индивидуальная доза, полученная каждым «ликвидатором», а вы относите себя к их числу, остается. Вы, конечно, знаете свою дозу?

О: Знаю, но говорить об этом не хотел бы. Единственное, что могу сказать, так это то, что она выше установленного нами максимума допустимого облучения.

Правда, 1991 г., 26.04, № 100 (26548).