13.08.1840 г. М. А. Максимовичу

Милостивый государь Михаил Александрович!

Поверхностно судя, я много виноват за мою невнимательность, даже неблагодарность, но если поверите, так желание исполнить требование Ваше вовлекло меня и в вину пред Вами. Лестное Ваше приглашение участвовать в полезном издании Вашем и внимание присылкою мне одной книжки его чувствительно меня тронуло, и я с полною охотою, с большим усердием приступал к исполнению требования Вашего – и все приступал.

Несмотря на все суды и пересуды, толковые и бестолковые, я сам сделал заключение, что в «Киевлянине» должно быть все, относящееся больше или меньше к Киеву, косвенно, прямо, боком, а все чтоб сосредоточивалось на нем или относилось бы хотя к краю. Став на этой точке, я терялся, что и о чем написать? История – не моя часть, и ничего бы нового, неизвестного не сказал, бывши один раз, 40 лет назад, местностей вовсе не знал, хотя бы что и придумалось, так же не знаю, какою улицею повести и куда именно привести.

Чудака какого, вроде Халявского или тому под., мой ближайший ценсор, жена моя, не одобрила из уважения к месту, освященному столькими святынями, а из Киева не должно было выступить! Согласитесь, что при таких условиях задача была не легка, а тут еще служба, домашние заботы, все с своими требованиями, отвлечениями от долга, почитаемого мною необходимым, святым.

Наконец, кое-как уладив, принявшись за память и вспомнив о св. муже, о. Илии, бывшем в мое время (1830 г.), и сделанном им необыкновенном приеме семейству, посетившему его с желанием услышать назидательное слово или принять что на благословение, где я был в числе жаждущих, но с прочими отошел с одним удивлением. Приклеив к тому ни се ни то, составив кое-что, осмеливаюсь при сем препроводить на Ваше рассмотрение. Полную волю имеете поступить с тетрадкою, как Вам угодно: поместить ли ее или оставить без внимания.

В первом случае убедительно просил бы Вас рассмотреть, прилично ли заглавие, и буде нет, дать другое, негладкости, шереховатости в слоге, излишек местоимений и проч. и проч. – уж не отказать исправить. Я пишу с плеча, а от невнимания к новому письму художественности у меня не найдете, и я не умею, не могу ею заняться и не нахожу ее у себя, как ни стараюся, а оттого каждая моя тетрадка всегда выходит в таком точно виде, какою же пред собою видите.

Начну исправлять, перемараю, увижу, что еще хуже, примусь переделывать и до того измараю, что брошу. Всему виною суетности, чтоб не услышать приторного замечания, на которые так щедры нынешние судьи, взявшие на себя службу, как они называют, к которой их никто не приглашал и не возлагал на них обязанности, яко не соответствующей силам и разумению их. Итак, чем богат, тем и рад.

«Киевлянин» Ваш молодец. Конечно, он еще птенец, идет и осматривается, говорит и оглядывается, но дайте ему опериться, тогда он взлетит орлом, налетит соколом. Только дай боже почтенному издателю терпения и равнодушия или даже презрения к пискам нетопырей, не могущих отличить, а принимающих и гнилушку за свет.

Настаиваю моею убедительною просьбою: подарите меня Вашим рассуждением о малороссийском писании. Просветите меня. Найдете в V книжке «Маяка» письмо мое, которое (к удивлению моему, пущено в свет) писано запросто к Бурачку, так, желая знать его мысли о том, и писано чуть ли не в феврале, но в марте наверное. Что Вы скажете на мнение мое, о чем я или уже писал к Вам, или располагал еще писать. Это о введении и старинного и в печатном имеющегося: Разрешите меня скорее. Если бы я знал, что «Маяк» тиснет письмо мое, я написал бы яснее. Но сделано – и я читаю со вздохом.

Да и к чему мы занимаемся своим правописанием, когда великие мудрецы проповедуют, что и языка такого нет, а мы русские слова, формы переворачиваем в свои хохлатые, бородатые и проч. и проч. Смех писать, но, размысливши, горюешь!.. И это пишет во всеуслышание муж, славящийся ученостью? Что же наши песни, думы, пословицы, поговорки, выражения в летописях, которых и подобно ни один москаль не скажет.

Протягивая к Вам руку, дружески пожимаю Вашу и умилительным голосом говорю Вам: не сердитесь на мое замедление, не взыщите за статью, какова есть, и не лишайте доброго расположения искренно Вас уважающего и преданного Вам.

Григорий (Федоров) Квитка

13 августа 1840 г., Харьков, на Основе

Не нашлась другая причина к монашеству, кроме любовной страсти, о которой уж не под лета мне расписываться, а потому кое-как сказал.

Об о. Илии, я думаю, мало кто и помнит в Киеве, а он был точно такой.

Примітки

Вперше надруковано в журн. «Киевская старина», 1833, т. VI, кн. 6, с. 348 – 350.

Увійшло до зібрання: Квітка-Основ’яненко Г. Твори, т. 1, с. XVII – XVIII.

Автограф зберігається: ЦНБ, ф. III, од. зб. 5345.

Подається за автографом.

…бывши один раз… – Про це перебування Г. Ф. Квітки-Основ’яненка в Києві немає інших джерельних даних.

… подарите меня Вашим рассуждением о малороссийском писании… – На листі Г. Ф. Квітки-Основ’яненка є приписка рукою М. О. Максимовича:

«По поводу этого замечания. Я сделал к «Доброму пану» биографическое примечание об о. Илии, на 22 стр. 2 кн. «Киевлянина» из отысканного для меня в лаврском архиве послужном списке его. Вследствие этого желания Квитки и письма его в «Маяке» я написал длинное письмо к нему о малороссийском правописании, напечатанное тогда же во 2 кн. «Киевлянина» (в 3-й предполагал продолжать об этом же предмете, но роковая болезнь моя тогда всему моему деянию положила было конец)… Казалось бы, там ясно и достаточно означено основание правописи малороссийской…, а к чему оно было, когда явились и «Снjпъ» и уродливое и вместо ы».

… к Бурачку… – тобто до Степана Онисимовича Бурачка (1800-1876), редактора журналу «Маяк», письменника, журналіста монархічного спрямування.

Не нашлась другая причина к монашеству, кроме любовной страсти… – Йдеться про Валеріана Степановича – героя оповідання «Добрий пан», який пішов у монастир після того, як його кохану було видано заміж за нелюба.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 258 – 260.