30.10.1840 г. Ф. А. Кони

Что это за Петербург? Там скоро все зреет, да не скоро к нам доходит. Примеров тому гибель, начиная с начала, т. е. с «Сына отечества», который скачет черепашьим скоком. «Пантеон» (гм) едет-едет и никак не доезжает к нам. Письмо Ваше, уважаемый мною Федор Алексеевич, через г. Григорьева, писанное от 20 сентября дошло в руки мои никак не ближе 27 октября. Сам Григорьев по приезде в Харьков немедленно доставил мне лично.

Свежие известия! Словно политические известия в «Сыне отечества». Что ж это за город, что не выпускает из себя ничего хорошего, интересующего других? Хитрый город, как заключил наш провинциал, которого проучивали в Петербурге. Ну, да бог с ним! Что там делается, как и для чего, – не мое дело разбирать; я уже рад, что получил от Вас известие, что мои пиески дошли к Вам, о чем уже я начинал сомневаться.

Не читал еще программы Вашей о «Лит[ературной] газете», но догадываюсь, что Вы приложите к ней руки и она станет еще милее и любезнее. Отец мой родной! Батюшка Федор Алексеевич! Уж я бы не потрудился для Вас? Уж я бы не исписал для Вашей милости несколько дестей бумаги? Не верите мне, верьте моему слову: все бы писал, и прописными, и скорописными, такого бы написал, что и сами Вы не прочли бы ни строчки, да – ей! – времени нет. То же самое и всем добрым людям, т. е. подвизающимся на пользу русского слова, тоже пишу, что времени нет. Впрочем, не закаиваюсь, случится что и случится свободное время – писну и буду высылать, что к Вам, что в другие руки, знаете, но приличию.

Г[осподин] Григорьев долго ехал, и оттого письмо так не скоро дошло ко мне, и я до того времени все был в недоумении. Передумал и пятое и десятое. К сожалению, «Пантеона» не получил, а уж готовлю на него зубы. Особливо Вы взманили меня своими «Квартирами», – о них уже носилась молва слегка, а все-таки не дались в руки. Пожалуйста, прикажите, подтвердите, настойте, чтоб было выслано. Случалось Вам, быв голодну, слушать рассказы о сытном обеде? А, каково? То-то же.

Болтовню Шельменка или квакание его на индюшечьем языке, когда нужно, можно всю, слово в слово, взять из повести «Украинские дипломаты», «Современн[ик]», книжк[а] 2-я 40-го года. Там все ясно. А наш Евгений Павлович пусть занимается деланием полезнейшим. Вы ему напрасно приписываете лень. Он малороссиянин, по-Вашему хохол, следовательно, ему лень не сродна, хотя вы, москали, и всклепали это на нас. Один протрубил, а прочие подхватили – и принято за дело. Мы чтобы отписаться, оправдаться, нашего не читают, и даже один умник решил, что и нет такого языка, а это-де мы сами выдумываем и коверкаем по-своему русские слова. Боже! Отпусти им, не видят, что пишут. Так вот Вам в той указанной повести перевод готов, если вся вообще комедия годна для того, чтобы стать в круг прочих, явившихся в «Пантеоне». Когда же заслужит она или что из посланного Вам и можно будет, не обинуясь, надеяться на удовлетворение, то вот наша просьба.

Place aux dames – нечего делать. Моя жена, благодаря Вас за внимание к просьбе ее и готовность исполнить ее, покорно просит Вас не отказать исполнить все по посланной записке ее. Но Вы мужчина; знакомы ли Вам Викторини чепчики и т. под. чудеса? Если и с руки Вам все это, то достанет ли у Вас времени заняться такими важными делами? В таком случае моя Анна Григорьевна покорнейше просит Вас отнестись к Марье Андреевне Башуцкой, жене Александра Павловича, и передать ей всю комиссию. Она, бывши у нас в истекшем лете, обещала исполнять поручения наши, и сего же дня Анна Григорьевна пишет к ней об этом обстоятельно. Причем просит еще доставить ей же пятьдесят рублей, – это на покупки уже таких славностей, коих ум человеческий, т. е. мужской, и постигнуть не может. Конечно, что-нибудь вроде марабу, руло, корсаж и т. под. прелести. Куда же нам, мужчинам, вдаваться в чащу премудрости? Мария Андреевна извещена о всех сих славностях.

Я уже с своими карелинскими печами, ожидаемыми мною с таким нетерпением, предполагаемым удобством и безопасностию, должен обратиться на попятный двор. А жена моя, то и дело что предсказывая о неудобстве тех печей, трунила и продолжает подтрунивать о тепле в моем кабинете и проч. Цур же этим печам.

Благодарю Вас за искренность и тем отвращение от меня неприятности. А я полагал в них все то благо, о котором так громко трубили. Спасибо и еще спасибо! Чуть было не выломал всех печей в доме, ожидая такого чудесного тепла и спокойствия от безопасности. Охотно буду мерзнуть в своем кабинете; но как от холода разжижается все в человеке и непроизвольно истекает, в отвращение чего надо часто утираться, то и нужно к тому потребные вещи, т. е. платки для утирания, почему уже прошу я, окончив дамские дела, вместо печей выслать мне футляров 12 разных цветов и узоров по собственному вкусу Вашему. Все это, женино и мое, просим тогда только исполнять, когда придется что и сколько за статьи…

Нам, как и всем живущим на земле, деньги нужны для приобретения желаемого; здесь же и за большие деньги не найдешь посредственного, потому-то мы Вас и беспокоим и просим Вас со всею откровенностью всегда говорить, можно ли что исполнить или нет. Мы обое любим прямоту и просим о ней. В отягощение же никому ни за что не желаем быть.

По выходкам – с позволения сказать – «Северной пчелы» судим, что Вы ей с своим «Пантеоном» крепко солоны, и по ее же тупым остротам, не зная еще о Вашем намерении, отгадывали, что будете продолжать «Пантеон». Мужайтесь, ратуйте, принудите их или замолчать, или переменить тон. Одного уже (Н. А. Полевого), кажется, сбили с поля, что бы и прочую дрянь стереть с лица земли литературной.

Удосужусь, право слово, напишу что-нибудь и вышлю к первым № «Литературной газеты», а для «Пантеона» слажу историю харьковского театра, не закаиваюсь и впредь высылать, что случится.

«Делового человека» давали здесь несколько раз. Я не бываю в театре, за отдаленностию, а слышал от судящих, что очень хорошо. Авось-либо и мы когда-нибудь прочтем.

Обращаясь к дамским поручениям. Если Вы, по доброму своему расположению, исполнили поручения жены моей, то все-таки 50 р. нужно будет доставить г-же Башуцкой на необходимые мелочи.

В письме к Евгению Павловичу передал Вам несколько здешних острот. Вот и еще одна.

Барин, во всем взыскательный, весною, когда показались первые раки, получив их живых, приказал кухарке сварить и тотчас подать себе, но как раков было немного, так он и подтвердил, чтобы она не смела съесть ни одного, что он узнает и строго взыщет. Кухарка сварила и принесла. Барину показалось, что раков уже меньше.

«Ты, каналия, съела их половину!» – закричал он с сердцем.

«Батюшка, Иван Иванович! – завопила она жалостно. – Да если я хоть один рак съела, так чтобы я перед твоею милостью сама раком стала».

Конечно, это не для печати, но в случае применить можно.

Вот что мой ценсор предлагает. Если «Шельменко» будет годен для «Пантеона», то зачем ему идти под этим именем («Шельменко-денщик»)? Это название здесь, где Шельменки на каждом шагу, и отвечает первой комедии. А не назвать ли комедию «Украинские дипломаты»? Ближе к сюжету и общее. Передаю ее суждение на рассмотрение Ваше, а кажется, что так. А когда и по-Вашему так, то и пусть будет так.

Искренно преданный

Григорий Квитка

Примітки

Вперше надруковано у вид.: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у восьми томах, т. 8, с. 204 – 208.

Автограф невідомий.

Подається за першодруком.

…через г. Григорьева… – тобто актора П. І. Григорьєва І.

Словно политические известия в «Сыне отечества». – У статті «Званые гости» Г. Ф. Квітка-Основ’яненко також критикував журнал «Сын отечества», який виходив з великим запізненням і давав читачам застарілі відомості.

… взманили меня своими «Квартирами»… – Йдеться про водевіль Ф. Коні «Петербургские квартиры» («Пантеон», 1840, кн. IV), в якому виведено Ф. Булгаріна під іменем Абдули Овдійовича Задаріна.

… один умник решил, что и нет такого языка… – Очевидно, йдеться про М. Полевого, який вбачав в українській мові «спотворене і некрасиве» наріччя російської мови («Сын отечества», 1838, т. V, жовтень, с. 144).

Марабу – прикраса із пташиного пір’я в жіночому одязі.

Руло – тобто рулон.

Фуляр – легка і м’яка шовкова тканина.

Одного уже… сбили с поля… – Очевидно, мається на увазі той факт, що М. Полевой зазнав фіаско на редакторській роботі в «Сыне отечества».

…напишу что-нибудь и вышлю к первым № «Литературной газеты». – Можливо, йдеться про оповідання «Знакомые незнакомцы», надруковане в «Литературной газете», 1841 р., № 1, с. 1 – 14, № 3, с. 9 – 12.

… слажу историю харьковского театра… – Стаття «История театра в Харькове» була надрукована спочатку в «Прибавлениях» к «Харьковским губернским ведомостям», а потім в «Литературной газете».

«Делового человека»… – Йдеться про водевіль Ф. О. Коні (друкувався в «Пантеоні», 1840, ч. III), який ставився тоді у Харківському театрі.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 271 – 274.