20.07.1840 г. Ф. А. Кони

Милостивый государь Федор Алексеевич!

Как же я рад, что Вы виноваты передо мною, а не я. Я, сказавший Вам, что пришлю и то и другое, столько времени пропустил и не послал ничего, все возился со своими переписчиками комедии «Шельменко-денщик», чтобы вместе все послать. И как одна только и была тетрадка у меня и в театре, то и нужно было переписать, а переписчиков хороших здесь трудно найти, так все писали и перепортили больше бумаги, нежели пошло ее до сих пор на «Историю русского народа», и с такою же пользою.

А я, беспокояся о медленности, почитал себя виновным перед Вами, как теперь Вы пишете, что Вы виноваты передо мною. Вот для меня и покойнее. В сторону оправдания и Ваши, и мои. Если не в то же время отвечаем, не тотчас пишем – верно, что-нибудь мешает; а как приняться описывать это что-нибудь, так и выйдет не что более, как и все надоедающие описания с товарищами. Дело в том, что после Вашего искренного, сладкого письма поспела и моя тетрадь, которую вместе с прочим и посылаю. Начну объяснять по порядку.

1-я. «Шельменко-денщик». Она списана с «Укр[аинских] дипломатов». Не могу судить, удачна ли? Ее здесь дают часто, говорят – идет; но я не видал никогда, хотя три версты от театра живу. Если решитесь ее напечатать, то не придумаете ли хохланизм исключить, т. е. слова Шельменки поставить по-русски, кои все есть в «Дипломатах», а для малороссиян настоящие его речи – под страницею или как Вам угодно будет, а только Шельменко должен быть бы в настоящем своем виде. Еще бы просил я выставить дозволение к представлению, потому что содержатель здешнего театра прочим содержателям не выдает без денег, а мне бы хотелось, чтобы она шла по нашим местам свободно. Видел эту комедию здесь на сцене приезжавший актер Григорьев.

2-я. «Ясновидящая». Как вам покажется, так пусть и идет. Признаете ли годною поместить в Ваш «Пантеон» или нет, располагайте прямо, по собственной воле. Я бы просил только беспристрастнее судить, чтобы не дать повода зубоскалам еще что сказать, как и о «Приезжем из столицы». Уж и «Репертуар» за ними позубоскалил: сказал бы что-нибудь, да не стоит слова кто и лучшим его считается, а он… Итак, «Ясновидящая» ждет строгого суда Вашего: «Быть или не быть». Разумеется, если нужно переполоскать ее, перемять, обрезать, заплатки вставить, – на все воля Ваша. То же и о «Денщике Шельменке».

3-я. «Мертвец-шалун». Из одного в то время ходившего по журналам анекдота, я полагал, что вышел бы водевиль, и я принялся; да уж писал-писал, да до того выписался, что бросил с пометкою на нем, в то время сделанною. Теперь судьба мне поблагоприятствовала, и я, к душевному моему наслаждению, сблизился с вами, тут вспомнил и о сюжете для водевиля.

Мне все кажется, что с него бы можно что сделать, если бы Вы принялись обработать его: расположить сцены, украсить куплетами; особливо во втором действии, где шалун, встретив двух девушек, знает, что одна занята, хочет отгадать которая, а другую привлечь к себе. Грушенька смекнула, что он шалит и вовсе нет ничего неестественного в явлении его, юлит около него, и хочется ей удержать его для себя.

Тут они должны перестреливаться словами, ловить друг друга на слове, куплеты; тут сцены с отцом, почти верующим, что мертвец ожил, доктор, купец и проч. и проч. Вам толковать нечего. Вы видите, в чем дело, и не ошибаюсь: если приметесь, то из этого мусора выйдет что-нибудь очень хорошее. И я не покраснею, если вы пустите ее на сцену как произведение Кони и Основьяненка. Но все-таки совершенно воля Ваша – дело мастера боится.

4-я. Без имени. Что оно такое, я и сам не придумаю, а история вот в чем. С добрым приятелем мы, не видавшиеся никогда, поссорились до кровавого боя и должны были съехаться, чтобы стреляться; но ни он, ни я не захотели беспокоиться, а он предложил мне написать как два человека за глаза подружили и за глаза рассорились, вот я и написал.

Будет ли это пригодно для Вашего «Пантеона» и как статью назвать – это дело Ваше; мое дело сторона. Сказали написать – я и написал; пусть он теперь, прочитав повесть, отложит стрелять меня. Написалась бы и повесть, но, ей, ничто на ум нейдет. Из умеренного, благоприятного климата две недели как нас жарит 40-градусный и до 45-ти жар; ветер знойный; не только дождя – росы, облачка маленького не видим две недели; и хлеб, так нужный нам, по прошлогоднему неурожаю, сгорел.

Но это не идет к литературе, и потому обратимся к 4-й тетрадке. Когда угодна для «Пантеона» – извольте; но я просил бы не под моим именем (не подумайте, чтобы тут был кто выставлен. Нет, я не люблю таких штук, а так, сам не знаю отчего), пусть идет под знаком **; впрочем, как угодно. Собственный мой ценсор одобрил ее и сказал: «Посылай». Так я взял да и послал.

Ценсор мой со своей стороны свидетельствует Вам свое почтение и просит Вас заранее не отяготиться, по обещанию Вашему, препоручениями ее, которые последуют, когда получу от Вас, что принято и на сколько чего. В 4-й тетради Вы найдете маленький анекдот, при всех нас случившийся и позабавивший много. Само по себе видно, что это случилось давно, когда еще пьесы Коцебу игрались на славу и между помещиками нашелся такой чудак. Много у меня было подобных анекдотов, да растратил по другим местам. Что припомнится, буду при случае пересылать Вам.

«Пантеон» Ваш точно хорош и таким от всех здесь, даже строгих ценителей, таким признается. Один почитатель «Репертуара» даже в руки его не берет, читая Ваш «Пантеон». Но посудите, какова доставка? После трех книжек не получаю ни одной. Прикажите подтвердить о своевременной высылке. Четвертая давно вышла, но здесь и не слышно. Со всем беспристрастием, чистосердечно говорю, что тремя книжками точно любоваться можно, в особенности приятно было читать подвиги С. Сандунова, известные мне в молодости и гремевшие тогда, ныне уже забытые. Дмитревский описан превосходно, – и, одним словом, все и все очень хорошо. Честное слово даю сказать, если будет что заметить… Все, право, хорошо.

Еще признаюсь Вам в одной мысли, не моей, а ценсора моего. Согрешил когда-то: написал две комедии о дворянских выборах. О первой части – целая история, а вторая, напечатана, так и угасла, – никто почти и не читал ее. Ценсор мой, видевший ее на сцене, думает, что, перемывши ее, обрезавши и пр. и пр., когда-нибудь, как не попадется Вам ничего интересного, поместить ее; но я боюсь: и чтоб гусей не дразнить, и потому что уже многое по выборам изменилось.

Итак все, что собралось, посылаю к Вам, ожидая от Вас извещения, что будет принято и когда помещено. Что же будет Вам непригодно, то потрудитесь возвратить ко мне. Вперед когда-нибудь пригодится.

Затем, в письмах говорить о деле прямо, не ферлакурить друг другу, комплиментов не строить, делать замечания искренно, хотя бы так показалось, и не сетовать на них, обо всем говорить откровенно, быть здоровым, не грустить, неприятностей важных не знать, пустяками не заниматься. Вот просьба к Вам навсегда всегда преданнейшего

Григория Квитки

N. В. В 4 тетрадке первый рассказ покажется неправдоподобен, но что же Вы скажете, если это было со мною. Я предлагаю гусю, торгующему у меня землю, чтобы он приискал покупщика, который бы вместе с ним купил бы у меня крестьян. Он расхорохорился крепко, звал стреляться, но когда ему растолковали, он не сознался в своем недоразумении, но, уважая меня, оставил дело без последствий и раздумал убить меня. Не взыщите, если не только статья 4-я, но и самое письмо в дырах и заплатах. Ей! Дышать тяжело от жару.

Примітки

Вперше надруковано у зібранні: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у восьми томах, т. 8, с. 184 – 188.

Автограф невідомий.

Подається за першодруком.

4-я. Без имени. – Цей твір, надісланий Г. Ф. Квіткою-Основ’яненком до Ф. О. Коні, був опублікований під назвою «Знакомые незнакомцы» в «Литературной газете», 1841, № 1, 3.

… приятно было читать подвиги С. Сандунова… – йдеться про надруковану Ф. Коні в «Пантеоне», 1840, кн. І, біографію російського актора Сили Миколайовича Сандунова (Зандунелі) (1756 – 1820), який особливо вдало виконував роль слуги-пройдисвіта.

Дмитревский описан превосходно… – йдеться про статтю Ф. Коні, присвячену Івану Опанасовичу Дмитревському (1734 – 1821), російському актору, драматургу і перекладачеві, визнаному представникові російського театрального класицизму. Стаття була надрукована в «Пантеоне», 1840, кн. 3.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 253 – 256.