28.12.1888 р. До Олександри Шейдеман
| 28 декабря 1888 г., Полтава |
О мой молчаливый Мольтке! Моченьки моей не стает: 5-й день от тебя, дорогая моя, весточки нету… Если хорошо быть великим стратегом и изводить других молчанием, то могучее это средство вовсе не годится в области чувств, где главная цель – не изводить людей, а давать им источник жизни… Жизни хочу, моя милая Шурочко, а не страданий! Хотя пессимисты говорят, что жизнь-то и есть страдание. По натуре я более пессимист, чем оптимист; но раз вкусивши от оптимизма, хочу насладиться им вполне. Не отравляй же, милая, моего оптимистического порыва таким могучим орудием, как молчание.
Прости мне, дорогая моя, мои невольные укоризны; уверяю тебя – исстрадался я… Дух мой подавлен; интерес ко всему пропал; мрачные мысли кружат надо мною… Не подумай, что все это от неуверенности к тебе, – задумчивый и всегда сосредоточенный, в детстве я только так верил в бога. Но ведь ты, болезная моя, какою уезжала отсюдова? Свирепый зверь – и тот бы тронулся твоими нравственными мучениями! Как же мне, в первый и, быть может, в последний раз в жизни встретившему мечту свою и полюбившему тебя как заветную мечту и идею, быть равнодушным, пятый день не имея никакого сведения о тебе?
Да заговори же, мой изящнейший Сфинксе!.. Кто тот чародейки кудесник, что обратил тебя в молчаливую статую?! Ну, что если всему виною этому одна только почта, неправильно отвозящая мои письма к тебе, а твои – ко мне? Вот уж злее иронии не может быть! Что общего между нашим чувством и калеками-лошадьми, несвоевременно отвозящими письма? А ведь оказывается, что и тут есть связь; что мы находимся в полной зависимости от жидовских кляч, еле передвигающих ноги. Ну, не насмешка ли это? Скажи, не насмешка ли, самая грубая, самая злая, какая может быть послана только сердитым богом?
Не осуди меня, голубушка, если я и завтра, не получивши письма от тебя, взвою к тебе телеграммою; слишком наболело мое сердце тобою, чтобы я мог еще и дальше ожидать. Добрая моя! Милая моя! Мольтке мой! Сфинксе мой! Да заговори же, заговори! Одно слово от тебя, одно немое слово в письме: жива, здорова и… что в сравнении с ним музыка, пение? Тем более, что я теперь оглох для всего. Дай же мне слух!
Жду.
Вечно твой А. Рудченко.
Скажи мне, милая, не насмешка ли какого-то злого демона сказывается в наших отношениях? Только что открылись друг другу, только что поведали сокровенная своя, а тут и разлука подоспела со своим злейшим молчанием. Что это: изведывание нас, поверка наших чувств? Нет, это самая грубая, самая свирепая, злая насмешка!
Примітки
Друкується вперше за автографом (Полтавський літературно-меморіальний музей Панаса Мирного, № 129-а).
Подається за виданням: Панас Мирний (П. Я. Рудченко) Зібрання творів у 7 томах. – К.: Наукова думка, 1971 р., т. 7, с. 384 – 385.