Бал у предводителя
Г. Ф. Квитка-Основьяненко
Все изумлялись и удивлялись сметливости и тонкости Аксиньи Никитишны и все отдавали ей должную справедливость; даже некоторые маменьки завидовали успеху ее. Были и другие происшествия, не менее любопытненькие, и об них судили-рядили при встречах, переходах, а между тем не переставали закупать все необходимое для нарядов к балу предстоящему, всякую мелочь, чего у панны Йозефы не было в продаже. Большая беда была с башмаками. В модном магазине у польки было множество башмаков и все варшавских, но шиты кто его знает для кого? подошвы такие узенькие, вообще башмаки короткие; на какие ноги они деланы? красивы, очень красивы, но на ногу, к сожалению, вовсе не идут.
Нужда заставила обратиться к лавочным, а на заказ мастеровые не берут, время коротко. Мучатся бедные барышни! примеряют, выбирают, натягивают; маленькие ножки их ужасно страдают!.. но пусть лучше хоть страдают, да будут сносны, если уже не красивы. Не выехать же в домашних, да еще на бал, да еще к губернскому предводителю?..
А новых картузов все еще мало видно на главах почтенных отцов семейства и прочих хозяев! не продается шерсть! злодеи-покупщики, платившие прежде до тридцати рублей за пуд, вдруг спустили по восемнадцати и больше ни копейки не прибавляют. Что делать? некоторые помещики обратились к расчету и, быв в нем посильнее Захара Демьяновича, безошибочно разочли, что день за день, от непродажи шерсти, как бы выгоднее ее ни продали со временем, все цены будут за нее ниже полученной, за вычетом семи и даже десяти дней стойки на площади столького числа работников и волов, без пользы по работам хозяйским, с наймом в городе квартиры для самого помещика с семейством, при жизни городской и выездах в театры, собрания и на балы.
Так, рассчитавши все, находили некоторые, что если бы в первый день продали они шерсть по осьмнадцати рублей, так издержек падало не более как по рублю с пуда, а теперь у некоторых и десятью не оканчивалось. Много голов в заводе, больше доходу; но как много лиц в хозяйском семействе, то и доход в убыток.
С этими мыслями согласились почти все и решились завтра покончить дело, а вечером поехали на бал к предводителю и повезли свои семейства.
Сборы на бал были обыкновенны. Панна Йозефа всем поставила все на срок и всех уверила, что всем отделала прекрасно. На толстенькую Ульяшу платьице едва встащили. Полька уверяла, что оно зато сидит бардзотенкно и что она не хцела бы и себе больше ловкого. Худощавой Настусе пришлось платье чересчур широко. Панна была в восторге, что очень удалось ей скрыть худобу ее и что она кажет теперь полненькою, «як пышечка», когда та, между нами говоря, была «спичка в мешке». Так и все снаряжены были, а одеты каждая по своему вкусу, и какому еще! Наконец, после разорвания нескольких пар башмаков, порвания добрых шнурков при стягивании корсетов, толчков и пощечин служанкам и проч., и проч., выехал весь этот разряженный прекрасный пол на бал прельщать собою и прельщаться самим.
И бал был, как обыкновенно, пышен и блестящ. В люстрах и канделябрах стеариновые свечи, по стенам кенкеты; накурено, надушено – тьфу ты пропасть, как чудесно! к театральной музыке прибавили еще вольных восемь человек, и оркестр хоть куда. Официанты во фраках с аксельбантами, буфет нарядный, блестящий. Гости приезжают; прибывших из уездов хозяин встречает с большою ласкою, а городских чиновников запросто; они не участвуют в выборах.
Из первых, кто позначительнее в уезде и имеет голос, хозяин приветствует со всею искренностью, встречает супруг и дочерей их, называет каждую по имени и, провожая их в гостиную, подает знак хозяйке, как принять которых. У той сыплются все ласки, все отборные приветствия, не знает, где усадить дорогих гостей, задыхающихся (не от одних шнуровок, но и) от восторга при таком приеме, который, как потом порассмотрелись они, оказывается не одним им, но и многим. Семейства уполномоченных от дворянства на выборы получают те же ласки, а прочие, при входе коих хозяин не подал никакого знака, принимаются с легким вниманием.
И у хозяина также идет большое различие в приеме помещиков; ласки и учтивости имеющим полные голоса на выборе и уполномоченным; прочим же отпускается: «Садитесь, господа!» – и те за внимание пренизко откланиваются. С первыми двумя сословиями идет серьезный разговор: о разных нуждах и надобностях дворянства; чему можно пособить, избрав в губернские предводители человека, готового на общую пользу, человека с умом, с головою и имеющего в столице большие связи…
Тут через два-три слова, ловко или не ловко, начинается рассказ хозяина о переписке его с управляющим такою-то частью; граф Б. требовал у него совета о том-то; узнавши же, что приготовляется вот то-то, он писал свое мнение; друг его князь В. показал прочим и предложение, почти уже всеми принятое, но по настоянию рассказывающего оно отложено под сукно на вечные времена; и много т. под. изливается, как река, из уст словоохотливого, многоречивого и скучно рассказывающего хозяина…
Восторженные слушатели, поталкивая один другого, шепчут один другому: «На что же нам лучшего? его, его!» А угощение своим чередом льется и сыплется на всех гостей. Молодежь танцует всеусерднейше, и все идет порядком: объясняются, соглашаются, отвергают, не понимают, ошибаются в предположениях, путаются в фигурах, сбиваются с такту в галопе, кружатся головы в вальсе, пожимаются ручки, а иногда и руки, дарятся колечками… да и все, все идет чинно и стройно, как на всяком бале в губернском городе.
А между тем слуги в передней, кучера у подъезда ценят и переценивают господ своих. Посчитавшись между собою, находят, который из них наряднее и блестящее убран по тщеславию барина, тот голоднее живет и проводит мучительнее дни свои от неумеренной строгости и изнурения работою. Послушал бы рассказы своих лакеев Тимофей Иванович, в зале пользующийся всеобщим вниманием и уважением! А? каково бы глядели на него?
И разъехались, как обыкновенно после бала в губернском городе, к четырем часам утра. Маменьки привезли полные редикюли и платки конфет, пирожного, яблок, половинок апельсинов и сожалели, что отличного мороженого никак неможно было набрать. Дочери их привезли много запавших в душу объяснений, изъяснений, уверений; у некоторых были в редикюльчиках платочки, а в них узелками завязанные билетики значительного содержания, полученные ими от миленьких с чудесными усиками гусариков, улаников и друг. Некоторые с тайным триумфом везли рукописные цидулочки, дышащие нежнейшею, сильнейшею страстию…
Бедненькие! вы думаете, что это прямо к вам писано, по чувствам? Поверьте совести, что нет! Молодые офицеры перед выездом на бал написали их по нескольку и в продолжение танцев предлагали их Пашенькам, Машенькам, Лизам, Сашенькам – и всеми были отвергнуты! Наконец, посчастливилось им сбыть их в ваши ручки, и теперь, когда вы, уединясь в свою комнатку и выслав свою неуклюжую служанку, читаете, перечитываете сладенькую записочку, таете от восторга, что такую сильную любовь поселили в Нем, а Он, злодей, не помнит даже, кому попала в руки его записочка. Именно, что не помнит. Хоть сейчас пошлите спросить его, кому, дескать, он ее отдал? Не вспомнит, будьте уверены, не вспомнит.
Отцы семейств и другие помещики возвратились с балу пресыщенные ласками и угощением хозяина, а слуги и кучера – голодные и сонные, долженствовавшие еще часа два провозиться, пока все по своей части приведут в порядок.
Одним словом, все было на порядках.
Примітки
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 4, с. 410 – 413.