Особая зона

А. Иллеш

Специальный корреспондент «Известий» Андрей Иллеш ведет репортаж из района четвертого – аварийного – реактора Чернобыльской АЭС

«Известия» первыми получили возможность попасть непосредственно на площадку станции, туда, где идут аварийные работы. В особую зону. А началось все так…

– …Алло, алло! Дайте административный корпус, – кричал в трубку Александр Сергеевич Куприянов. Он звонил из Чернобыля, из штаба, где разместилась правительственная комиссия, и разыскивал по просьбе газеты В.А.Брежнева, министра транспортного строительства. Именно его специалисты в числе других приехали в первые же дни на берег Припяти со всех концов страны. Метростроители из Киева и Москвы, специалисты – буровики и проходчики, топографы – из Харькова, Горького, Куйбышева и Днепропетровска, люди с БАМа…

– Люди – на объекте. Можно ехать.

За лобовым стеклом «Волги» – пропуск да еще рядом красный круг, обозначающий право передвигаться по зоне.

Итак, дорога из Чернобыля к зданию атомной станции. По обочинам ее – пожарные машины, огромные бульдозеры, суетятся люди в спецодежде, видны солдаты, отдыхающие у палаток, разбросанных в четком шахматном порядке. Проезжаем село Лелев. Рядом, за окном машины, вызывающе бушует весна. Из-за палисадников, будто ей не хватает места, вываливается фиолетовая сирень. Сады покрыты белым и розовым – цветут яблони, вишни. Напряжение ничем не ощутимой опасности как бы подчеркивают пустые дома, закрытые хлевы, безлюдные улицы и поля. За селом – один из последних контрольно-пропускных пунктов в зону.

Наконец тормозим у административного здания Чернобыльской АЭС. Пробираясь между спецмашинами, прохожу в корпус. Проверка документов, и – вниз, в подвал. В штаб Минтрансстроя.

Спешащие на смену люди уже одеты во все «противо». Вижу других, отдыхающих прямо здесь же на матрасах, сидящих за столом и постукивающих костяшками домино, дальше, дальше, мимо столь необычно выглядящих в такой обстановке канцелярских столов с табличками «Минэнерго», указателями «Хозяйство – такого-то». Навстречу поднимается высокий, одетый в спецодежду человек. Поправляет очки, говорит:

– Вы из «Известий»?

Сразу узнали? Но мое недоумение коротко. Действительно, я пока еще – белая ворона: «Лейка» на шее, кожаная куртка выдают «чужака».

– Переодевайтесь, – говорит министр, и я натягиваю надобную униформу, высокие башмаки на загнутой вверх резиновой подошве затягиваю кожаными ремешками. До подбородка застегиваю пуговицы на новой – еще петли тугие – куртке. Голову поверх «докторской» белой шапочки укрываю брезентовой накидкой.

Такое вот переодевание выручает не только от невидимой беды, но и делает журналиста «своим». Вроде уже и корреспондент причислен к делу. А стало быть, все в порядке. С ним и церемониться нечего, но и говорить можно открыто, прямо, все как есть.

Министра подзывают к телефону (и тут достают начальника вездесущие провода), а я направляюсь к стоящему рядом диспетчеру.

– Тымчик Евгений Федотович. А должность – оперативный дежурный по Минтрансстрою. Вообще-то я начальник участка «Киевметростроя». Рабочее место – в подвале за столом. Работаю – двенадцать через двенадцать, со сменщиком. Задача: держать оперативную связь между строящимся объектом и штабом, базой Минтрансстроя, всеми другими подразделениями. Куда отправить людей, кому доставить трубы или технику – все через диспетчера. Но и на объекте приходится бывать.

Подходит министр:

– Вижу, корреспондент уже в курсе?

– Да нет, в общих чертах…

– Тогда прежде всего – о главном. Отчего, собственно, здесь собрано в кулак такое количество уникальной техники? С какой целью прибыли, оставив свои дела, специалисты в Припять? Итогом наших – да и работающих рядои служб других министерств – должно стать создание еще одной (и об этом уже писала газета) «системы» безопасности. Под аварийный реактором «вырастет» защитная подушка. Для этого в непосредственной близости от аварийного блока вырыли котлован, укрепили его сваями. Эти работы производились под руководством Е.Н.Пустохода, управляющего трестом «Мостострой 1», и «Киевметростроя»… Начальник управления спецработ министерства В.А.Плохих возглавил сто пятьдесят человек, прибывших из Москвы с 3 бурстанками…

– Можете представить, – продолжал свой рассказ министр, – в каких труднейших условиях начинали работы эти люди! Все как в настоящем бою. Специалисты производили разведку – проверяли уровень радиации, выясняли, можно ли туда вообще пока соваться? И только после этого приступили к делу. Однако и сегодня обстановка непростая. Даже к котловану приходится добираться, используя спецтранспорт…

И тут сообщили: бронетранспортер готов к выезду. Владимир Аркадьевич встает: «Пора».

Всей езды-то – минут десять. Но эта дорога таит незримую опасность. Дело в том, что радиация даже здесь, рядом с аварийным блоком станции, не покрывает всю площадь одинаковым слоем. Она словно оспинами «изъела» землю. Где пусто, а где густо.

Необычное ощущение – стесняющая движения униформа, со свистом проходящий через респиратор воздух… Первым на борт транспортера взбирается водитель («А кто я? Да я Сергей из Чернигова»). Следом – министр («Прошу вас сюда. С переднего сиденья обзор лучше»). И, наконец, корреспондент. Взревает мотор, и медленно поднимается, открывая обзорное стекло, броневая защита. Разворачиваемся и, пыхтя словно большое животное, двигаемся вперед – дорогой к котловану. У меня под ногами чем-то неуловимо похожий на счетчик в такси, только снабженный стрелками закреплен прибор для определения внешней радиации. Его стрелка, слегка отклонившись от нуля, начинает раскачиваться у вполне невинной цифры. Недоуменно оглядываюсь на Брежнева.

– Тут все в порядке. Но впереди – сами увидите!

И я увидел. В том месте, где наша машина чуть притормозила, пытаясь пропустить идущий навстречу огромный грузовик, на пятачке, ограниченном считанными метрами, стрелка резко взяла в галоп и с ходу уперлась в «край» счетчика. Но водитель у нас бывалый, не первую ездку делает. Переключение рычагов – и стрелка на приборе опять занимает безобидное положение. Тормозим. Открываем люки и спрыгиваем на землю. За спиной, как прикрытие, стена третьего блока АЭС. Под ногами – котлован, в котором видны люди.

«Вот бы сюда аппарат!» – думаю я. Таких карточек никто никогда не делал. Но еще в подвале административного корпуса специалисты [1], взглянув на мою «Лейку», сказали: «Ты бы, парень, государственную технику сюда не таскал. Вон у нас у одного даже часы отобрали: проверка на радиоактивность потом будет серьезная». А может, зря берег я редакционную технику? Но теперь уже поздно, и только записи – каракули, сделанные в блокноте, положенном на колено, – единственная картинка из центра особой зоны.

…Спускаемся по песчаному грунту под большим уклоном вниз, к буровикам. Министр вступает в «специальный» разговор с бурильщиком, а я, чувствуя некую неловкость, начинаю свой разговор.

Вновь отлично срабатывает униформа! Раз так одет, раз здесь – значит и время на тебя потратить можно. Хотя счет его ведут тут строгий – на минуты. Работы регламентированы все теми же врачами да показаниями приборов. И Федор Кириллович Цимох – начальник СМУ-3 «Киевметростроя» – знакомит меня с мастером, маркшейдером, бурильщиками, показывает на сварщика, который сверху либо изогнувшись всем телом в котлован отмечает свою работу искрами, вылетающими из-под «жала» сварки…

Смена тут – по пять часов. Если, с одной стороны, «висит» надобность покинуть зону, когда отработаешь срок, то с другой – срок этот хочется Федору Кирилловичу растянуть. Ибо все здесь понимают, что от темпа (и качества!) их теперешнего труда зависит до чрезвычайности многое. А я вспоминаю то, что говорил мне перед выездом в зону, еще в Чернобыле, заместитель Председателя Совета Министров СССР И.С.Силаев: «Работы, производимые теперь в районе аварийного четвертого блока, их важность трудно переоценить. Там – настоящая передовая…» И я увидел, с каким напряжением сил действуют на этой передовой и Николай Петрович Король – мастер, и слесарь Евгений Сырников, и сварщик Бурса, и электрик Рубаненко. Но вот бурстанок заработал вновь, наполнив «чашу» котлована привычным для стройки шумом. Вижу, как министр оборачивается и поднимает большой палец вверх. Потом он объяснит, что смена свое задание выполнила на отлично. А теперь, в этих чрезвычайных обстоятельствах, любое достижение ценится втройне. Сбой же допустить никак нельзя. Это отлично понимают все выходящие на аварийные работы. То, что не доделал ты, двойным, тройным грузом ляжет на плечи товарища. И не дай бог перехватить его взгляд – за тебя отработавшего – вечером, когда он внимательно рассматривает показания личного дозиметра…

…Оборачиваюсь и вижу, как пытается схитрить здоровенный мужчина. Он сдергивает респиратор, берет в рот сигарету. Ему грозят кулаком, а товарищи, это видно по глазам, улыбаются и машут руками: все поняли, нарушений не будет. Чуть отойдя в сторону, они, чтобы лучше слышать, склоняют друг к другу головы, ведут беседу с высоким начальством.

Средоточие сил (и каких!) – академики, генералы, руководители отраслей, ведущие в своих областях специалисты – это «чернобыльский штаб». А «штабные решения» осуществляются здесь. Сложнейшие работы впервые в мировой практике производят, понятно, мастера. Недаром поиск их идет по всей стране.

Вот ведь странное дело: момент, когда стрелка «зашкалила» на обратном пути, я отметил спокойно. Холодок по спине не пробегал. Не то, чтобы человек быстро адаптировался к ситуации, нет. Ситуация чрезвычайная! Спокойствие рождала обстановка, какая царила в котловане, уверенность придавал согнутый за «баранкой» черниговский Сергей, который весь путь к реактору знает наизусть, десятки людей, что пришлось мне пропустить у входа перед стеклянными дверьми административного здания АЭС, – они тоже спешили на работу. Не стану преуменьшать – дело, которым заняты все эти люди, действительно опасно. Но делается оно с полным осознанием этой самой опасности.

…Аккуратно вытираем ноги о тряпку, лежащую в оцинкованном ящике у самого входа в административный корпус АЭС. Там же сдергиваем и кидаем в угол, в кучу специальные пластиковые чулки, которые прикрывали наши обувь и ноги. Куча эта быстро разрастается с возвращением смены и так же быстро исчезает – всю зараженную радиоактивной пылью «грязь» моментально убирают. Знакомая дорога ведет вниз по ступенькам в подвал. Но сначала мне не туда, наоборот, наверх. Пластиковые чулки я скинул, придется оставить и остальную одежду. Вместе с хохочущими над родившейся здесь уже шуткой молодыми ребятами прохожу в огромные душевые. Все оставлено, даже сувенира в виде респиратора или белой «докторской» шапочки не увезешь: не пропустят контролирующие вход и выход дозиметристы.

Мощные струи воды бьют в плечи. Ловлю себя на том, что гляжу, как стекает эта вода в сток и исчезает под полом. Вот ведь глупость – ясно же, никакой радиоактивности глазом не разглядишь, а все тянет что-то особое увидеть. Ничего особого не показывает и мой осмотр: приборы дозиметристов утверждают – норма. Понятно, норма для особой зоны. А ведь в этой обстановке живут и трудятся люди. Много. И, спускаясь вниз, я вижу все тех же доминошников, парня с короткой стрижкой, который ест прямо из банки с надписью «Борщ», теперь уже веду «профессиональный» разговор с топографом. Тот, пытаясь за юмором скрыть профессиональную гордость, рассуждает о несчастной своей специфике: «Топографы, они что? Они первые приходят, разметку работ делают. А потом дожидаются, покуда работы окончат. Вот я сижу и жду который день». Да не ждет он, лукавит: каждому здесь находится дело. Срочное. Важное. Неотложное. Оно потребует сил, умения, смелых научных решений от огромного числа людей многие дни.

Когда слышишь слова «подвиг», «героизм», другие их синонимы, когда сам шариковой авторучкой пишешь их в блокноте, вспоминаешь: в особой зоне слова эти не произносятся. Хотя дело, которое делается здесь, иначе определить просто нельзя. Здесь, на АЭС, люди совершают сегодня подвиг. Жаль, если их истинный героизм будет размыт газетными восторгами. Достаточно честного рассказа о том, что они делают.

В Чернобыле у здания штаба нас остановили врачи:

– Вам, Владимир Аркадьевич, необходимо к нашим специалистам, – говорит Брежневу вице-президент АМН СССР Л.А.Ильин.

Мы прощаемся. Неожиданно ко мне подходит кто-то из только что прибывших сюда, еще не освоившихся с обстановкой врачей:

– Скажите, – спросил он, держа в руках «лепесток» респиратора, – мне необходимо уточнить: этот товарищ где работал в респираторе?

И я – куда там, «бывалый», – ответил:

– В котловане. В 165 метрах от аварийного реактора.

Известия, 1986 г., 17.05, № 137 (21579).

[1] Невже це спеціалісти з охорони державних таємниць, тобто кеґебісти ?