2. Одежда. Игры

Анатолий Свидницикий

Кто захотел бы изучить народное одеяние подолян, пусть пожалует на Великдень на цвинтар. Другого удобного случая видеть всех в лучших уборах, какие только есть, не найти; все остальные праздники не представляют ничего подобного: из церкви в дом – та й годі; Великдень, напротив, собирает всех – и собирает там, где каждому быть можно. Вышедши на цвинтар, мы увидим лиц обоего пола и всех возрастов, да притом, – в самых лучших нарядах. Слово наряд представляет воображению шелки, атласы, пожалуй – жемчуг, бархат…

Напрасно!.. Те украинцы, которые могли бы одеться богато, отказались от национальных нарядов; а кто не отказался от них, тот удержал самое необходимое – щоб тільки голому не ходити. Левая сторона хоть кое-что имеет, а на правой, и особенно у подолян, осталась только неразлучная спутница жизни – свита и существует в разных ее изменениях: свита, свитка, чугай, чугаїна, и не только з простого сукна, но даже з портом.

Богачи имеют кожухи и ярочкові свити, а очень богатые – свиту крамську. Ноги обувают в постоли-самоходы (измененный вид постолов – равлики); сапоги встречаются редко, не только в будень, но и на великдень, – а то и без постолов. Женская одежда отличается от мужской отсутствием кабки (по-подольски – капа, каптур) и виложистим коміром.

Но большею частью одна и та же свита греет всех: мужа и жену, отца и мать, сына и дочь. Место плахот заняли мережані запаски и спідниці. Жінки завиваються в намітки, а в платке срам вийти межи люди; запереджуються большими платками, складывая их по диагонали в треугольник. Вместо очипка служит каптур – тот же очипок, но с круглым донышком и в цветы. Лучшие каптури получаются из Одессы. Красный пояс довершает наряд. Ходят больше босиком.

Для дивчат лучшим нарядом служит сорочка. Обобранные до рубахи, подолянки-девицы умели сделать сорочку щегольскою. Сколько времени проводят они за кроснами! збирає, мережить, полики вишиває… Над шитьем рубашки проходит иногда полгода. Очевидно, этого не было бы, та хіба їдна сорочка в голові, а більше роботи і нема! Тільки в матері й послуги, як дочка підросте.

Но зато ни в каком наряде подолянки не бывают так прелестны, как в своїй вишиваній сорочці. Широкая, белая, как снег, небрежными складками она спадает по плечам и груди, закрывая их од цікавого ока; стан туго охвачен червоним поясом. Там не шьют рубашек без коміра (т. е. с горлом), как в Гетманщине; там шея плотно охватывается узеньким, вышитым заполоччю, коміром, который не пришивается, но есть загинка самих брижів, состоит из мелких складок. Оттого-то и сорочка в высшей степени рясна, и чем рясніша, тем признается лучше.

Рукава, равным образом, широкие, сбираются также в комірець у кисти и подвязываются выше локтя, оставляя нижнюю часть руки открытою. Верх щегольства – полики, т. е. шитье на рукавах.

Головной убор дивчат-подолянок также отличен от убора дивчат Полтавской, Черниговской и даже Киевской губернии. Заплітаються там в дрібниці и косы повязывают, как на рисунке Ригельмана (с подписью, сколько мне помнится, «крестьянская девушка»). В Гетманщине, как известно, заплетают одну косу и та висит по плечам. Мещанки-подолянки заплітаються по-шляхетськи – в ріжки – две косы на затылке, каждая ближе к уху; завивают их накрест: левая коса идет затылком к правому уху, а правая к левому и так перекрещиваются; на темени они связываются в узелок маленькими виплітками. У которой мещанки малая коса, та носит уплітки, как всякие щеголихи высшего круга.

В Гетманщине нет такого различия: только иная мещаночка-кокетка ходит, совсем не заплетаясь. Если наблюдать девичий убор по дороге от Миргорода через Киев и Белую Церковь на Подолье, то обычай заплетаться в одну косу доходит до Белой Церкви. Там начинают заплетаться уже в ріжки, и завязанные головы встречаются реже и реже.

Стрічки в Миргороде не в употреблении; только и лент на голове, что підкісник висит. Чем ближе к Киеву, сколько я заметил, тем больше стрічок употребляют, и первоначально увеличивается підкісник: вместо одной стьонжки, вплетают их по нескольку. Попадаются и такие, которые украшают стьонжками и голову.

По ту сторону Киева підкісник с одной косой теряется, являются две косы (ріжки), и стьонжки преобладают над платком. Но стрічки как-то навязывают по голове.

Квітки также почти до Білої Церкви затыкают большие – спереди, а к затылку все меньшие, – отчего заквітчана дівчина – чубата. Венки постепенно суживаются, и київські квітки встречаются реже и реже; намиста чіпляють все больше и больше, плахти постепенно заменяются спідницями; червоні чоботи постепенно преобладают над желтыми, а чорноголовці, или чорнобривці, совершенно пропадают.

На ярмарках уборы представляют смесь, в которой не заметно перевеса на стороне какого-либо обычая, но все идет мішма. Такую еще физиономию имеет ярмарка в Білій Церкві. Здесь еще встречаются скиндячки, как и около Миргорода. Жінки в очіпках и в намітках; чоловіки в чумарках; юбки тоже есть и т. д.

Но в Умани не увидите жінки без намітки, разве шляхтянку или мещанку, да паню; все девчата в дрібницях, кроме шляхтянок и мещанок, также дяківен и т. п.

Стрічки, которые там называют биндами (бинда), прикалываются до лубка (род обичайки), который делают из бумаги, и снимают его с головы и накладывают на голову, как шапку. Лубок известен также под именем кички (кичка). Лубок без биндів – точь-в-точь околыш от фуражки, только выше – всего вершка в два вышиною.

Бинди не как попало цепляют к лубку; но прежде всего самый лубок раз коло разу обвивают биндою, спирально, щоб і не знати, що там папір. Затем чіпляють и бинди – саму ширшу на самий спід, а которые поуже, те постепенно одну на другую до самої вузенької; при кінці чорна оксамитка – шириною в палец или биндочковий кісник; поверх нього блищача вузесенька – мишурная.

Бинди до лубка не пришиваются, но прикалываются (только сзади) шпильками з червоною головкою. Когда лубок наложить на голову, то бинди сзади спускаются понижче пояса и застилают всю заднюю часть головы от уха до уха, только две верхние – блещача и оксамитка обыкновенно коротки, только обходять лубок и кінці сходяться.

Когда снять лубок, то голова украшается только косами, в которые вплетают кісники или шнуркові – красные плетеные шнурочки, толщиною с тонкое гусиное перо, или – биндочкові – красные узенькие ленточки, шириною в палец. Как шнуркові, так и биндочкові кісники – шерстяные, нелинючие.

Квітчаються тоже в обратном порядке – большие цветы затыкаются на затылке, а меньшие в постепенном порядке наперед. Иногда употребляют только два цветка, которые втыкают в косу на затылке или по одному за каждое ухо. Любимые цветы подолянок: повняк, называемый также купчаком (гвоздика), чорнобривець, грецький чорнобривець (smutna wdowa), настурція (красоля), рута, барвінок, мнятка (проста и інгельська), любисток, нагідки (тож сердечник), зірка, страпате зілля і сіре зілля. Сюда же надо причислить окладник, дивдерево, разноцвіт или остружки, ласкавицю, байсаміну, маруну и т. д.

Венки там плетут тонкие из цветов и листьев; зимою, вместо того и другого, служат перья, окрашенные в зеленый, синий и красный цвет з позліткою.

Желтых сапог совершенно нет, но и красные, даже черные, редко попадаются: больше ходят босиком!

Вместо того, чтобы связывать голову, как больные (как в Гетманщине), підв’язуються – через уши и темя. Шляхтянки и т. п. закрутюються. Впрочем – это для защиты от холода. Кроме кос, носят еще мушки (начосы), всего пальца в два шириною. Идут они по бокам чела за уши и привязываются к косам в том самом месте, где они начинаются – у самой головы. Серёжки там называются ковтками – ковтки (от ковтатися – болтаться); носят дукачі, а намистом богачки застилают всю грудь.

Домашний убор отличается тем, что молодиці завиваються, вместо намітки, в хустку, некоторые в кашмірову шаль; дівчата без биндів, и как те, так и другие в запасках и постоянно босі – даже зимою. Ходить босиком на Подолии вошло в обычай, и ту женщину, которая ходит босою ногою по снегу, называют чепурухою (бач як чепуриться!). Дівчата і молодиці отправляются босыми ногами по снегу и на довольно значительное расстояние, требующее двух-трех и более часов времени, лишь бы в своей деревне. До глубокой осени (до після Покрови) они и не думают о сапогах, даже до Параски и Гмитра (до Гмитра дівка хитра).

Играющие всегда, летом и зимою в хате, и на великдень под открытым небом, почти без исключения в сорочках, разве уж большой холод.

Парубочі сорочки также вышиваются; так бывало в старину и в Гетманщине, но теперь уже вывелось. На Великдень парубки тоже в сорочках. Вообще говоря, подоляне только в особенных случаях одевают свити, кожухи и т. п., напр. на ярмарку, идучи до попа с просьбою и т. п. Но, возвращаясь із ярмарку, если погода не мешает, большею частию остаются в сорочках. Летом мужчины большею частіш ходят с открытою головой. (Здесь, разумеется, высказаны не все особенности подолян.)

Великдень, улица; діди з чоловіками поділились на гурточки; иные сидят, другие стоят, кто опершись на палку, кто на паркан, и роздебеньдюють стиха, поглядывая на резвящуюся молодежь. Не та пора, чтоб и им принять участие в игре: старі кості не ворушаться і серце збучавіло. Не то уж у них и в голове: тому сина женити, у того внука на відданні, тому дочку дружити. А хозяйство! Вот чем их головы турбуються. Но бывало…

«Е! – скажет дід, покачивая головою, – бувало і ми теє… аж земля движить. Вміли догори головою ходити; та що згадувати: поти вживати світа, поки служать літа. От чиє тепер грало (покажет на парубков, на девчат); після оттих буде, укажет на детей, а колись і їм відлетить, як будуть такі угодні в господа, що дожиють наших літ. О! тоді і вони стануть, як і ми, та тільки будуть поглядати, як молода кров грає…

А молода кров грає! Там шила б’ють, там кашу варять, там харлая скачуть; онде в чорта, в довгої лози…

Вот дивчина побежала, вот и другая – в противоположную сторону. Это дитинку продають. И горох, и гоірочки, и кривий танець, и заїнько… Великдень, та й годі. Передадим же по порядку все эти игры, коснемся и других, какие знаем… Хоть наше и минуло уже, хоть нам уж и не участвовать в играх, – так услужливое воображение поможет нам…

Шила бити.

Парубки прежде всего виміряються: берут пояс и за него каждый берется рукою по порядку – один, потом тесно возле его руки берет другой, там третий, четвертый и т. д. до последнего. Выше руки последнего берет первый, за первым второй и т. д., пока станет пояса.

Спідній (т. е. тот, чья рука будет на самім споді – последнею, когда уже весь пояс вымеряют) или, смотря по уговору, верхній (чья рука будет на самім версі, когда выше этой руки уже нельзя взяться за пояс) – идет в кружок, который образуют остальные играющие, плотно усевшись один возле другого, чаще всего вокруг ямки.

Предварительно заготовляют шилобитку. Вся сущность этой игры состоит в том, что находящийся в кружке парубок должен поймать битку, а те, между тем, сколько могут, стараются не допустить его до этого, не силою, но хитростию, подавая шило поза плечами друг другу. Тот, действительно, не знает даже, н какой стороне оно обертається, и только удар по плечам – самий несподіваний или, как говорят, що не знаєш звідки на тебе спаде, дает ему знать это.

Но тем временем битка-шило снова уже ген-ген – и новый удар, и снова шило пошилося. При неловкости своей и при ловкости кружка, средний может и довольно долго пробыть в кружке, пока ему удастся поймать-таки это шило.

Пойманный с шилом, как бы в наказание за свою неловкость, сам идет в середину, а тот садится на его место в кружке. И уж даст же он за свое! Но судьба очень часто решает дело иначе: не успеет он и замахнутись, як той лап! і спіймав: «А! сучого сина! то й підеш знов на своє місце», в середину. А тут еще хохот, остроты… Вся цель игры – смех. Действительно, шило почти исключительно оканчивается тогда, когда ни играющие, ни смотрящие на них уже не в силах больше смеяться.

Кашу варити или в коня грати.

Парубки или хлопці вчетвером (в дві пари) прежде всего виміряються; но уже иначе: по два, и чаще всего полою, а не поясом. Впрочем, то не закон: «на чім би не вимірятись, аби вимірятись».

Вимірявшись, спідній стает в пару з спіднім, а верхній з верхнім. Это еще не относится к самой игре, а составляет только преддверие ее, как бы жребий: кому ставати за коня, а кому їздити. Во всех играх, при которых только виміряються, спіднім хуже; а верхні панують. Но обычай виміряться – в ходу при каждой игре, состоящей из двух половин – разумеется, в игре парубочей. Так и здесь спідні стоят за коня, а верхні кашу варять, їздять, перевертаються.

Все это происходит таким образом:

Чтобы образовать коня, спідні стают на колени, лицом один к другому, и потом наклоняются к земле так, что и локтями стают на землю. При этом наблюдается, чтобы, когда они притуляються один к другому, плечо одного приходилось в перехваті другого. Спины их обоих находятся на одной площади и образуют одну сплошную поверхность; причем левый или правый бок одного прикасается к левому же или правому боку другого, ибо они лицом (передом) в противные стороны. Головы свои они оба подають к земле, чтобы таким образом не мешать верхнім – да и самим лучше.

Когда спідні таким образом устроятся – зроблять коня, стануть коня, верхні стают один по одну сторону его, а другой по другую, и который из них бессильнее, тот начинает игру; оборачивается спиною к коню, следовательно, и к товарищу, который стоит по ту сторону коня, и ложится горіниці, т. е. спиною на коня, поперек его по самій середині, наблюдая, чтобы не скатиться на землю.

Другой, верхний, наклоняется на этого, – разумеется со стороны головы, – берет его за поперек (попід крижа) и поднимает догори ногами. Поднимаемый в свою очередь охватывает руками поднимающего, так же за поперек, и ноги поднимает догори, чтобы таким образом пособить товарищу и приготовиться стать на землю, как увидим ниже.

Если тому удастся поднять этого (иногда на самім початку спортить; не так візьме абощо та й упустить, а поправлятись не годиться), то голова поднявшего очутится в самих розсохах поднятого, который висит вниз головою и ноги нагнув через плечи своего товарища. Если в этой позиции посмотрим на них в профиль, то увидим фигуру, несколько похожую на букву «Г», изображенную в обратном виде (L), т. е. от правой руки к левой, или на печатное прописное «Т» без правого плеча, что одно и то же (Т).

Перехрестя этой буквы поднято вверх и сверх того ломается (т. е. ноги в коленях). Фигура эта не стоит, но тотчас же обращается на месте, отчего получится изображение, походящее на настоящее «Г», разумеется, с тем же изъяном. Потом это «Г» наклоняется, ложится через коня и, таким образом, своим носом достает земли и тотчас же поднимается в обратном виде: очевидно, это играющие перекидаються – кашу варять: поднявший оборачивается спиною к коню, ложится с ношею, отчего тот, кто был поднят, становится на землю и затем поднимает своего товарища.

Если это удается, то получается снова та же фигура, только в обратном виде и уже по другую сторону коня. Затем происходит то же самое: поднявший оборачивается, ложится; поднятый становится на землю и т. д. При этом нельзя поправляться: поэтому верхні обыкновенно скоро спортять: который-нибудь упустить товарища, или оба скатятся, или один не поднимет другого: попробує – цик! та лиш засміється.

Когда спортять, тогда верхні становятся за коня (коня стане), а спідні уже кашу варять. Варящие кашу всеми силами держатся один другого и напрягают все усилия, чтобы не испортить; но тяжесть ноши, при напряженности положения, скоро утомляет. Спіднім в этой игре легче, нежели верхнім, но верхнім больше удовольствия, нежели спіднім. «А що? попоїздили?» – «А ми по вас!»

Харлая грати, или скакати харлая, или же просто харлая.

Название предыдущих игр понятно: шило – оттого, что средний постоянно шьется, вьется. Существует и поговорка, напоминающая эту игру: в’ється, як шило. Другая игра: кашу варити равным образом имеет для себя объяснительную поговорку: каші наварити – то же, что наделать колотні, как пива наварити значит накуралесить. Другое название этой игры понятно без объяснений.

Но откуда произошло название харлая? В языке существует слово харлай или харлань – то же, что и харпак – ничего не имущий. Харлай – название относительное: в сравнении с Ротшильдом34 все наши богачи – харлаї; но, в свою очередь, найдется очень, очень много таких, которые будут действительными харлаями в сравнении с последним харлаем из наших богачей.

Но едва ли можно допустить, чтобы игра в харлая имела что-либо общее с харлаями. А впрочем – хто його скаже… Однако сомнительно: здесь одна половина играющих представляет собою коней, а другая скачет на них. Это, очевидно, не харлацкое дело. Разве насмешка над ними, что они не умеют ездить верхи; потому что роли играющих переменяются с падением на землю кого-либо из первых. Самая игра состоит в следующем:

Вимірявшись, парубки – не более десяти (т. е. всего четыре-пять пар) – делятся на две половины: верхние к верхнім, а спідні к спіднім. Спідні идут к церковной стенке и стают за коня: первый в половину нагибается и опирается об стенку плечом, причем, очевидно, туловище его должно изогнуться, – иначе оперся бы головой, а не плечом. Второй таким же образом становится позади первого и на него опирается, но уже не как тот – об стенку, а следующим образом: животом несколько как бы ложится ему на спину наздовж и наскось, потом нагибается к земле и голову прячет тому под грудь. Третий таким же образом поступает в отношении ко второму, четвертый в отношении к третьему и т. д.

Если посмотреть на этих коней с высоты, то увидим род кіски – как если бы обыкновенную женскую косу, заплетенную в три пасми, срисовать наздовж не целиком, а только левую ее половину. Когда таким образом устроится конь, верхні один за другим розбігаються и скачут на них в длину: скачущий опирается руками на крайнего и с размаху скачет, пропуская – ловкий скакун – промеж своих ног всех коней и садится на последнего. За первым другой, стараясь сесть возле первого, если он удачно вскочил, там третий и т. д.

Прежде всех скачет тот, кто скачет лучше всех, потому что от того, где он сядет, зависит успех их роли. Если первый сядет очень близко, то для второго, – а для третьего непременно – не хватит места, разве перескочит первого. Для этого первый может и нагнуться. Но редко находятся такие митці, которые могли бы перескочить таким образом, однако бывают. И если участвуют в игре, то скачут после всех: як гицне, то аж під самісінькою стіною сяде. Ще б дальше залетів, та нікуди.

– Не поправляйсь, не поправляйсь, – кричат зісподу.

– Говори! – ответит он, та ногами в боки, наче острогами. – Ось лише везіть добре; а я не впаду.

Так верхні скачут до тех пор, пока кто из них не свалится на землю до гасла. Гасло дают зісподу; годі, кричат, или злазь и т. п. Если же не выскочит, а только гицне, или же, вискочивши, зсунеться и т. п. до гасла, так что ногами коснется земли, то спідні идут скакать, а верхні станут за коня.

Если заметят, что кто из вскочивших нетвердо сел, то гасло нарочно не скоро подають. И сколько суматохи при этом! «Держись, держись, держись!» – кричат спідні на своїх, «Держись, держись!» – кричат верхні на свого. А той причепиться й держиться, аж руки мліють. В крайних случаях и зубами схватится, не разбирая места, да в азарте попадет, вместе с полотном, и тіла шмат.

– Не кусайся! – завопит укушенный.

– Хто там? який там сучий син заходивсь з зубами коло купра!.. Ай, а-й! годі! хай вам цур!

А те, знай, смеются.

– А!.. – крякнет укушенный после всего, – ну добрі має зуби. Як собака вкусив. Бігме, що, певне, і тіло вирвав…

Да вот те уж готовы, пора становитись. И становятся снова в прежнюю позицию, не забыв сказать:

«Та не кусайтесь, бо вискочу; ви ж не вовки, щоб живцем їсти. А кому мало свяченого, кобили шукай або біжи зайця злови… Глядіть же! не кусайтесь – гей, собаччя! ви чуєте? не кусайтесь, говорю вам!» – прибавит, уже спрятав голову.

Да те, к кому речь относилась, и не расслышат: они рады, что скакать пора, и гайда – один за другим.

Довгої лози.

Эта игра не имеет сама по себе ничего замечательного; играющие ложатся прямо на землю в ряд, один от другого на несколько шагов, и последний поднимается, бежит и перескакивает через всех лежащих. На другом конце и сам ложится. То же делает и следующий и т. д.

Бегут не поодиночке, но едва первый перешагнет двух-трех, как начинает следующий, там следующий и т. д. Вся прелесть довгої лози состоит в живости, с какою парубки бегают, и в плавности. Для штуки иной лежащий гицне, щоб бегущий носом запоров. Если это удастся, то общий смех наградит его выходку; но случается, что этот не піде кимульом (клубком) и даст тому пляскача и поскачет далее. Тогда смех имеет для него обратное значение; а кроме того, ще й пашить.

Есть и дівоча довга лоза. Эта уже с песнею. Девицы берутся за руки попарно и становятся пара от пары в некотором расстоянии. Руки они поднимают догори и образуют род одвірців (что-то вроде буквы «П», только перекладина на середине выше, а по краям ниже; головы, разумеется, выдаются). Число пар неопределенно. В образованную таким образом цепь дверей последняя пара пробегает, и все поют:

А в довгої лози

Скакали дівки, як кози.

Пробежавши под всеми руками, эта пара останавливается и поднимает руки в свою очередь, а следующая бежит и т. д.

В парубочей довгой лозе число играющих также не определяется.

Замечательнейшая и последняя парубоча игра, это – чорт (в чорта грати). Она довольно сложна и имеет мифический характер.

Кроме этих игр, парубки иногда грають в м’яча.

Но игры в мяч не великодні; из них употребляются только те, которые не требуют много места, как-то: в коня, в каші, в серединки, в горішка, в некоторых местах в тарапати – игра, имеющая двенадцать частей (колін). По желанию играющих, число колен уменьшается до шести, но может и увеличиваться (вподвійні) вдвое, (впотрійні) втрое, даже вчетверо и вшестеро. Существует еще игра, называемая стінкою (стінка), и некоторые другие.

Заключительною парубоцькою игрою надо поставить искусство строїти дзвіницю: становится пять, на них – на плечах – четыре, на четырех три, там два и, наконец, один.

Чтоб дзвіниця не впала, берут длинный шест, за который держатся руками средние в каждом этаже и верхний. Так они удаляются з цвинтаря, щоб уже не вертатись для игры до прошлого року. Дзвіниця подвигаетоя и поет, за нею идут остальные парубки и также поют; сверх того, той навприсідки, той колеса…

Як пішла вже дзвіниця, то з цвинтаря всі – наче їх віником замів. Как-то грустно становится, когда видишь уходящую дзвіницю: она будто символизирует удаляющийся Великдень. Самая веселость удаляющихся кажется натянутою, искусственною; их песни – не песни, но прощанье, голосіння, и, несмотря на веселый, большею частью, напев, возбуждают в душе противоположные чувства… Так как силачи перевелись, то дзвіницю не в каждом селе и не каждый год можно видеть.

К великодним играм, кажется, надо отнести и некоторые детские игры, как-то: в проса, в дзвона, в баштана, в німця и в жмурки (піжмурки). Ни в одну, впрочем, из этих игр на Великдень не играют, и я отношу их к великодним по соотношению их с последними; просо потому, что существует гаивка и (танок): просо сіяти (в этой игре, впрочем, уже приглашают жати просо).

Игру в дзвона, по сходству обрядовой стороны ее со многими гаивками: играющие образуют цельный круг (как в заиньке и др.) и в середині, серце б’ється, і все: бам! бам! пока не проскочит под руками, и пр.

Баштан роблять – грають в баштана – целое лето. Игра эта своеобразна и сложна: в ней участвуют хозяин (иногда с семейством), собаки и злодії.

Німець походит на шило, только играют стоя, и битку носит один с внешней стороны кружка; он подбрасывает битку, и если тот, под кого она подброшена, не спохватится, то подбросивший обходит весь круг, берет битку и бьет неосмотрительного наздогін, вокруг всего кружка. Если же этот осмотрится, то сам хватает битку и наздогін за подбросившим. Право бить оканчивается с занятием опустевшего места в кружке, которое должен занять уходящий. Впрочем, эти игры могут и не принадлежать к Великодню.

Что же касается жмурок, то эта игра, по всей вероятности, есть великодняя. Расскажем ее в подробности.

В жмурки на Подолии играют двояким образом: на дворі и в хаті. Надвірні жмурки требуют много пространства, нуждаются в городке и т. п. Жмурять здесь обыкновенно два, по добровольному согласию, остальные ховаються. Один из прячущихся дает знать словом уже, что значит пора искать. Тогда жмурящие в один голос кричат:

Кобле-кобле! (или бобре-бобре)

ховай же ся добре,

бо я хорти маю,

по полі пускаю:

як піймуть, роздеруть.

Я винен не буду.

Прокричавши все эти слова, один идет гонять, а другой наблюдает, чтобы кого из ховавшихся покицяти – ударить или хоть прикоснуться вне городка. Кицяє и тот, который ходит гонять. Кого гоняющий застанет не тронувшимся с места, тот кричит: «Цур!.. на гарячім місці» и получает уступки несколько шагов. Гоняющий тогда только может покинути этого, когда догонит после данной уступки.

Цур кричат и в том случае, если по какой-либо причине, а не по неумению и т. п., случится, что нельзя уходить. Иногда еще и плюют на землю: «Тьху! цур…» То же делают и на гарячім місці: «Тьху! цур! на гарячім місці». Кого покицяли, тот начинает жмурить. В жмурках с большим городком обыкновенно делятся на пары, и если покицяли одного, то и другой идет жмурить. Игра в том только и состоит, что жмурят, прячутся и кицяють.

Хатні жмурки отбываются в хаті; стены хаты заменяют городок. Если же эти жмурки устраиваются под открытым небом, то делается городок: забиваемо кілки височенькі і обводимо мотузом чи поясами – наче кошару чи обору зробимо. В этом-то городке должны находиться все играющие; выход за ограду равносилен покицянню.

Кто первый должен жмурити, выбирают следующим образом: кто-нибудь один садится, и все ставят ему на колено третий палец правой руки, образуя таким образом звездочку. Когда все это сделают, сидящий (найстарший в игре) говорит следующее (и с каждым словом своим пальцем – тоже третьим – прикасается к пальцу каждого по порядку):

«Дзень передзень коти котудзей, коні купував, ноги покував сріблом, злотом під копитом – брязь! великодній князь; косточки, п’явочки, чик?» [Пишу эти слова точно так, как они остались у меня в голове от детства; но никогда я не понимал их. Знаки я расставил только там, где они слышатся в живой речи. – А. С.]

На чьем пальце придется чик, тому завязывают глаза и он, значит, жмурит. Вместо этих слов иногда считают до десяти следующими словами: «Единой, другоной, троица, лойца, п’ядан, ладан, сукнам, букнам, деревен, декус» [Дальше этого счета нет. – А. С.]. На чьем пальце придется декус, тот жмурит.

Когда завяжут глаза, то приводят его к двери, если играют в хате, если же на дворе – то к какому-нибудь колышку, и между приведшим и жмурящим идет следующий разговор:

Приведший.

Панас-Панас! На чім ти стоїш?

Жмур[ящий].

На шпильках, на голках, у червоних чобітках.

Прив[едший].

Хто ж тобі купив?

Жмур[ящий].

Панас.

Прив[едший].

Кинься до нас не по… нас [Пропущенное слово можно заменить русским «не обесславь». – А. С.], – и затем уходит, а тот ощупью ловит играющих (навпомацки). Кого поймает, тому уже завязывают глаза, приводят к порогу и говорят: «Панас-Панас!» и проч.

Что значат все эти слова и речи, пусть объяснят другие; я обращусь к гаивкам.

Примітки

…как на рисунке Ригельмана… – йдеться про одну із зарисовок, виконану у 70-х роках XVIII ст. Олександром Івановичем Рігельманом (1720 – 1789), російським військовим інженером, топографом та істориком, і вміщену в додатку до його книги «Летописное повествование о Малой России и ее народе и казаках вообще» (ч. 1 – 4, М„ 1847).

Мнятка… інгельська. – Можливо, йдеться про перечну м’яту (у попередніх виданнях – «мнятка… ангельська»).

…після Покрови… – Це релігійне свято відзначали 1 жовтня за ст. ст.

…до Параски і Гмитра… – Свято Дмитра відзначали 26 жовтня за ст. ст.

…дитинку продають. И горох, і гоірочки, и кривий танець, и заїнько… – дівочі ігри, здебільшого із хороводами.

Кривий танець – старовинний український весняний хоровод, у якому дівчата, йдучи неправильним кругом, співають:

А в кривого танця

Не вивести кінця,

Треба його виводити,

Кінець йому знаходити,

Треба його вести,

Як віночок плести…

Заїнько – гра, під час якої найметкіша дівчина під спів подруг виконує всі їхні побажання, намагаючись вискочити із кола при останньому куплеті:

Зайчику, скоки в боки,

А нікуди зайчику, а нікуди вискочити,

А нікуди зайчику, а нікуди виглянути –

Зайчику, гопака-тропака,

А нікуди зайчику, а нікуди вискочити,

А нікуди… (і далі спочатку).

…в сравнении с Ротшильдом… – йдеться про представника династії фінансових магнатів у Західній Європі.

…и имеет мифический характеp. – Далі у першодруку, очевидно, пропущено опис гри «чорт», котрий графічно позначено знаком «---».

…в жмурки (піжмурки). – Тут у тексті першодруку було посилання редакції «Основа»: «6-я кн. «Основа» – ціці-баба (стр. 36. Різдвяні святки)».

Подається за виданням: Свидницький А. Роман. Оповідання. Нариси. – К.: Наукова думка, 1985 р., с. 474 – 485.