Обособление Дешт-и-Узбека
и Булгара (1429 – 1438)

Талах Виктор

Гази, оказавшись господином Мангытского юрта, столкнулся с теми же проблемами, что и Барак-хан. Летом 1429 г. в Великой Степи вновь были засуха, падеж скота и чума. Во главе недовольных правлением Гази встала знать илей мангыт и буркут.

«Когда он утвердился на троне могущества и престоле верховенства, протянул руку угнетения и насилия и вышел из круга справедливости, сошел с широкой дороги милосердия, – излагает события среднеазиатский историк Масуд ибн Османи Кухистани, –… эмиры и вожди Дешти-Кыпчака вышли из терпения от зла Гази-бия и возопили от его насилия и угнетения и когда счастье и благоденствие отвернули от него лицо, они сговорившись, умертвили его. И отвратили зло его от голов обитателей этой страны» [894].

Брат Гази Навруз бежал на запад, к Улуг-Мехмеду, а мятежники направились к Джумадук-хану, требуя поддержки и назначения своих вожаков на высшие должности. Джумадук попытался избавиться от опеки мятежных мангытов, тогда те, собрав силы, укрепились в местности Джайтар-Джалкин. В произошедшей битве семидесятитысячное войско Джумадука потерпело полное поражение, сам хан погиб. Это случилось в конце 832 г. х., то есть, осенью 1429 г. Однако среди мятежников начались раздоры. Некоторые хотели признать ханом Махмуд-Ходжу, сына Каганбека, но мангытские старейшины во главе с внуком Идигу Ваккасом на курилтае знати двадцати шести юртов-племен с участием десяти огланов и двух сейидов, состоявшемся весной 833 г.х. (в марте 1430 г.), провозгласили ханом семнадцатилетнего родственника Джумадука Абулхайра, попавшего к мангытам в плен в сражении при Джайтар-Джалкин. Абулхайр и его мангытские наставники вскоре выступили против последнего соперника, остававшегося в землях левого крыла Великого Края, Махмуд-Ходжа-хана. В произошедшем в том же 1430 г. сражении противники Абулхайра потерпели полное поражение.

«Махмуд-Ходжа-хан хотел с помощью лошади быстроходной унести с поля брани и сражения в здравии душу свою. Однако по предопределению Бога Всевышнего, отважные воины и витязи, сбивающие человека с ног, преградив [ему] дорогу с помощью божественной и небесной, захватили его в плен [и] по приказу [Абулхаир-хана], хакана светлейшего отправили [его] из городских укреплений бытия в жилище вечности» [895].

Вдова Махмуд-Ходжа-хана красавица Аганак-Бегим-Бике была отдана в жены семнадцатилетнему победителю. С утверждением к востоку от Яика власти Абулхайра правое и левое крыло бывшего Великого Края окончательно обособляются друг от друга; улус Абулхайра, обычно называемый «Государством Кочевых Узбеков» и являющийся непосредственным предшественником Казахского ханства, имеет с тех пор вполне самостоятельное политическое бытие.

Слева – Махмуд, сын Улу-Мехмета, реконструкция по черепу Т.Балуевой. Справа – письмо Улу-Мехмета султану Мураду II, 1425/1426 г. Стамбул, Музей Топкапы.

Между тем в собственно Улуг Улусе, который с тех пор ограничивался землями к западу от Волги, в течение 1428 – 1430 годов относительно уверенно правил Улуг-Мехмед. Его положение укрепилось летом 1429 г., когда в пределы Улуг-Мехмедовых владений откочевала из-за Волги часть мангытов во главе с младшим сыном Идигу Наврусом. Последнего, несмотря на молодость (ему было около двадцати лет), хан назначил бекларыбеком. В сентябре 1429 г. Витовт сообщал Ливонскому ордену: «Царь Махмет, наш друг, писал нам, что он владеет теперь всем царством и Ордой и через посла своего предложил нам прочный союз» [896]. Впрочем, уже к тому времени положение в Орде стало ухудшаться. Летом 1429 г. Поволжье и Северный Кавказ также оказались жертвами засухи, падежа и чумы, происходила массовая откочевка населения в пределы Великого Княжества Литовского и московских владений.

В следующем году, 27 октября 1430 г., умер великий князь Литовский Витовт Кейстутович. Улуг-Мехмед лишился старого и испытанного покровителя и союзника. Избранный на место Витовта Свидригайло Ольгердович летом 1431 г. начал войну из-за Подолья со своим братом польским королем Владиславом Ягайло. Решив воспользоваться ослаблением Литвы, эмир влиятельного племени конгырат Хайдар в октябре 1431 года предпринял поход на Мценск в Одоевском удельном княжестве. Местный воевода Григорий Протасьев, поверив слову Хайдара, вышел из города, но был вероломно захвачен и отвезен к Улуг-Мехмеду. Хан, однако, «поругая Айдару и не похвали его о том, и, почтив Григория, отпусти его з честию и з дары на Русь» [897]. Руководствовался Улуг-Мехмед, разумеется, не соображениями чести и благородства, а нежеланием портить отношения с новым литовским правительством, однако недовольство Хайдара и его юрта он вызвал.

Более серьезный конфликт из-за русских дел возник в следующем году между Улуг-Мехмедом и одной из главных его опор, ширинским эмиром Тэгэне. В Москве к лету 1431 г. возникло открытое противостояние между опекунами пятнадцатилетнего великого князя Василия Васильевича и его дядей Юрием Дмитриевичем Звенигородским. Обе стороны конфликта старались заручиться поддержкой верховного сюзерена Москвы, каковым оставался Улуг-Мехмед. Сначала в августе в ханскую Орду, располагавшуюся в то время на Днепре, отправился Василий Васильевич со своими боярами, а затем, в сентябре, и Юрий Дмитриевич. В Орде оба были поселены у московского даруги Мин-Булата, причем «князю Василью Васильевичу честь бе велика от него, а князю Юрью Дмитриевичу бесчестие и истома велика» [898].

Однако сторонник Юрия Тэгэне насильственно отбил Юрия у Мин-Булата и увез с собой в Крым, где между ними было заключено соглашение, предусматривавшее передачу великокняжеского стола Юрию. Тем временем, остававшееся в Орде посольство Василия Васильевича и его фактический руководитель боярин Иван Дмитриевич Всеволожский принялись обрабатывать других ордынских сановников, прежде всего, упомянутого уже Хайдара-конгырата и Мин-Булата, указывая им на то, что вокняжение на Москве ставленника Тэгэне, уже имевшего в числе друзей литовского великого князя Свидригайла, приведет к чрезмерному усилению Ширинов:

«И коли хан по ево слову тако учинит, а вас тогда что уже будет? Юрий будет князь великий на Москве, а в Литве князь великий побратим его Сшвистригайло, а Тягиня во Орде и в хане волен и во всех вас» [899].

Эти доводы убедили соперников Тэгэне, и те склонили Улуг-Мехмеда не поддерживать кандидатуру Юрия, хан вроде бы даже пригрозил казнить Тэгэне, если тот будет ходатайствовать за звенигородского князя. Когда по весне 1432 г. Тэгэне с Юрием прибыл в Орду, то, предупрежденный своим родичем, ханским постельничим Хусейном, не осмелился открыто поддержать Юрия Дмитриевича. Перед Улуг-Мехмедом боярин Всеволожский льстиво заискивал от имени внука Дмитрия Донского в поисках ордынской поддержки против его родного дяди:

«Ваш, государь, улусник великий князь Василий Васильевич исчет своего стола великого княжения, а твоего улусу по твоему ханскому жалованию и по твоим девтерем и ярлыком; … а ты волен во своем улусе кого восхочешь жаловати на твоей воли» [900].

Хан дал ярлык на Московское княжение Василию Московскому, но обиженный Тэгэне пригрозил перейти на сторону выступившего из Хаджитархана Кучук-Мехмеда, и Улуг-Мехмед пошел на уступки, передав Юрию Звенигородскому Дмитров с волостями.

Поход Кучук-Мехмеда в 1432 г., насколько можно понять, закончился ничем, но в следующем, 1433 году, при не вполне ясных обстоятельствах конгыраты Хайдара отложились от Улуг-Мехмеда и объявили в Крыму ханом Сеид-Ахмата (II), сына Бек-Суфи [901]. Его владения охватили земли между Днестром и Днепром, Причерноморье и Крым [902]. Сеид-Ахмат, кажется, отступил от складывавшейся традиции назначать бекларыбека из мангытов – в 1434 г. в письме Свидригайла тевтонскому магистру «великим князем» и «главным предводителем войск» Сеид-Ахмата назван некий Бато, среди потомства Идигу неизвестный, в дальнейшем его сменяет конгырат Хайдар [903].

Вскоре Сеид-Ахмат или его наместник в Крыму оказались вовлечены в войну между Алексеем, правителем княжества Феодоро, вассалом и традиционным союзником Орды, и генуэзцами. Воспользовавшись поражением Республики Святого Георгия в войне с Арагоном, Алексей осенью 1433 г. с согласия и при поддержке татар захватил Чембало (Балаклаву). В ответ генуэзское правительство отправило в Крым шеститысячную экспедицию во главе с опытным кондотьером Карло Ломеллино. Последний 8 июня 1434 г. взял Чембало (при этом в плен попал сын феодоритского князя), а затем отправился на Солхат, но по дороге, в районе Карагёз был наголову разгромлен татарами.

«… Татар могло быть всего около 5000, в то время как генуэзского войска было до 8000, и оно в бегстве все забыло, и повозки, и оружие, – сообщает падуанский хронист Андреа Гатари. – Татары преследовали их до половины дороги, и если бы не наступила ночь, не спасся бы ни один человек. Сражение началось в XXII часу и прекратилось с наступлением ночи. Очень, очень мало спаслось от смерти бегством в город (Кафу). Многие, не будучи в состоянии укрыться от ударов татар, прятались среди трупов, притворяясь мертвыми. Когда настала ночь, они поднялись и побежали в город, но из этих уцелевших людей очень мало было таких, которые не получили менее трех ран, кто от стрел, кто от сабли, кто от копья. Греки и Татары после победы вернулись в Солхат, набрав много возов добычи, и устроили великолепный праздник» [904].

Таким образом, с 1433 г. в западной части Джучиева улуса сложилось определенное равновесие между тремя ханами: Кучук-Мехмедом, владевшим средним и нижним Поволжьем, Улуг-Мехмедом, сохранившим Подонье и Северный Кавказ, и Сеид-Ахматом, который правил Крымом и причерноморскими землями к западу от него. Положение было настолько необычным, что в 1434 году великий князь московский Василий Васильевич дал «выход» всем трем ордынским правителям. Продолжался такой порядок дел до 1436 г. В этом году против Улуг-Мехмеда выступил его бекларыбек Наврус со своими мангытами. Недовольные ханом откочевали к Волге, к Кучук-Мехмеду. Зимой 1436/1437 года объединенные орды Кучук-Мехмеда и Навруса выступили из Хаджитархана на запад. Венецианский дипломат Иосафат Барбаро, являвшийся очевидцем событий, приводит интересные подробности движения союзников:

«Пройдя около Астрахани, они пришли в Таманские степи; затем, обогнув Черкесию, они направились по пути к реке Дону и к заливу Забакского моря; и море и река Дон были покрыты льдом. Ввиду того, что и народу было много и животных было немалое число, им пришлось двигаться широким фронтом, чтобы идущие впереди не уничтожили всю солому и другую пищу, нужную для тех, которые шли сзади. Поэтому один головной отряд этого племени со стадами дошел до места, называемого Паластра, а другой – до реки Дона в том месте, которое называется Бозагаз; это слово значит «серое дерево». Промежуток между этими местами составляет сто двадцать миль; на такое расстояние растянулся этот движущийся народ, хотя не все эти места были удобны для прохождения» [905].

Переправившись через Дон, Кучук-Мехмед подошел к Тане, откуда венецианцы поспешили выслать ему подарки. Участвовавший в посольстве Иосафат Барбаро так описывает хана и его бекларыбека:

«Войдя в мечеть, мы застали царевича возлежащим на ковре и опирающимся на военачальника Науруза. Царевичу было года двадцать два, а Наурузу лет двадцать пять. Поднеся ему все привезенные подарки, я препоручил [его защите] город вместе с населением, сказав, что оно пребывает в его власти. Он ответствовал мне самой вежливой речью, но затем, глядя на нас, принялся хохотать и хлопать в ладоши, говоря: «Посмотри, что это за город, где на троих людей приходится только три глаза!». Это было действительно так: Буран Тайяпьетра, наш переводчик, имел всего один глаз; некий Дзуан, грек, консульский жезлоносец, – также только один; и человек, который нес медовое вино, равным образом был одноглазый» [906].

Одновременно с Кучук-Мехмедом и Наврусом против Улуг-Мехмеда выступил также Сеид-Ахмат. Выдержать удара с двух сторон Улуг-Мехмед не мог, и при приближении Кучук-Мехмеда его орда распалась, сам он с семьей и немногими приближенными бежал на север в верховья Дона.

«Царь Улу-(М)ахмет в малое дружине своей изгнан с царицами своими и детьми… – сообщает Казанский летописец, – царства своего лишен и мало от него смерти не прия, ибо день и ночь скитася с поле…» [907].

Нагнать и добить своего соперника, однако, Кучук-Мехмед не смог, так как на его поволжские владения напал булгарский владетель Гиясэддин. В июне 1437 г. Кучук-Мехмед переправился назад на восточный берег Дона и вернулся к Волге, Гиясэддин после примерно месячного правления в Сарае был разбит и, по всей видимости, погиб; в Булгаре (собственно, в Новой Казани) его сменил Али-бек [908].

Осенью 1437 г. военные действия против Улуг-Мехмеда возобновились. Под угрозой полного разгрома хан со своими сторонниками (по свидетельству Казанского летописца их было всего около 3 тысяч человек, по мнению М.Г. Сафаргалиева – значительно больше [909]) появился в пределах Новосильско-Одоевского княжества и занял Белев. Местные правители (это мог быть князь Михаил Васильевич либо его сыновья Федор и Василий), хоть и являлись вассалами Литвы, обратились за помощью к московскому великому князю Василию Васильевичу. Тот, полагая, по всей видимости, что в случае победы подчинит себе стратегически важное удельное княжество, в ноябре 1437 г. послал против Улуг-Мехмеда большую рать во главе со своими двоюродными братьями, Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным.

В первом сражении русские одержали победу и осадили Улуг-Мехмеда в Белеве. Хан запросил мира, обещая дать в заложники сына, с тем, чтобы,

«если даст мне Бог буду на ханстве, и доколе буду жив, дотоле ми землю Русскую стеречь, а по выходы ми не посылати, ни по иное ни по что, токмо прошу дать мне место до весны пребыти в странах сих и пропитатися» [910].

Однако московские воеводы на это предложение не согласились. Между тем, прибывший под Белев от имени литовского великиго князя Жигимонта мценский воевода Григорий Протасьев потребовал от москвичей заключить мир с Улуг-Мехмедом и, одновременно, будто бы вступил в тайные переговоры с ханом, побуждая его неожиданно напасть на московскую рать. Утром, 5 декабря 1437 года Улуг-Мехмед со своим войском, «собрав вся люди своя, вооружився, хотяй храбрее со всеми своими умерети, а в плен не датися, и ударившее в средину полков русских, начаша мяти». Протасьев, увидев татар, будто бы побежал с криком: «Беги! Беги!», – а за ним обратилось в бегство все московское войско [911]. После этой победы Улуг-Мехмед остался на зиму в Белеве, «здела себе ледян град, из реки волочая толстый лед, и осыпа снегом и водою поляше» [912]. В этом ледяном городке он провел зиму 1437/1438 годов, а по весне, когда его крепость стала разрушаться, ушел на северо-восток, пересек Волгу и занял стоявшую к тому времени пустой Старую (Батыеву) Казань [913], установив свою власть в значительной части Волжско-Камского междуречья.

Примечания

894. Сочинения Ма'суда бен Османи Кухистани "Тарихи Абулхаир-хани" – С. 86.

895. Там же. – С. 90.

896. Сафаргалиев М. Г. Ук. соч. – С. 234.

897. Полное собраніе русскихъ лѣтописей. Томъ двѣнадцатый. – С.9.

898. Там же. – С.15.

899. Там же. – С.237.

900. Там же.

901. В письме Свидригайла магистру Тевтонского ордена от 3 сентября 1432 г. он именуется Sydachmatch Bexubowitz (Пономарев А.Л. Первые ханы Крыма… – С.169).

902. Многие авторы, начиная с Л.П. Колли, считают, что в Крыму с 1433 г., а возможно и с более раннего времени, правил Хаджи-Герай (Гейд В. История торговли Востока в средние века // Известия Таврической ученой архивной комиссии: №52, 1915. – Сс. 155-156; Колли Л. П. Хаджи-Гирей-хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV веке // Известия Таврической ученой архивной комиссии: № 50, 1913 – Сс. 109, 113-114; Смирнов В.Д. Крымское ханство в XIII- XV вв., с. 173, 178; Сафаргалиев М.Г. Ук. соч. – С.239-240. Agosto A. Due lettere inedited sugli eventi del Cembalo e di Sorcati in Crimea nel 1434 // Atti di Societa Ligure di storia patria Vol.XVII (XCI), I'asc. II, 1977 – P. 509; Balard M. Per una storia dell'insediamento Genovese nel Mediterraneo medievale // Stringa P. Genova e la Liguria nel Mediterraneo: insediamenti e culture urbane. – Genova: 1982 – Pp. 22-23; Inalcik H. Hadjdji Giray // Encyclopaedia of Islam. Vol. IІІ. – Leiden: 1986 – Pp. 44).

Это мнение базируется, во-первых, на предположении, что в конфликте с генуэзцами в 1434 г. татар возглавлял именно Хаджи-Герай, и на сообщении «Летописи Быховца», что он бежал в Литву при великом князе Жигимонте Кейстутовиче, то есть, между 1432 и 1440 гг. Однако, как справедливо показывает О. Гайворонский: «углубленное знакомство с источниками показало, что документы нигде не называют главного противника генуэзцев по имени, всегда именуя противостоящую сторону только собирательно: ‘татары’» (Гайворонский О. Повелители двух материков. Том 1. – Киев-Бахчисарай, 2007 – С. 39, прим. 62).

903. Трепавлов В.В. Степные империи Евразии… – Сс.283-284.

904. Хаджи Гирей хан и его политика (по генуэзским источникам). Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV веке // Известия Таврической ученой архивной комиссии, № 50. 1913. – Сс. 110-111.

905. Барбаро и Контарини о России. – С.141.

906. Там же. – С. 142. На самом деле Наврусу должно было быть около 30 лет, Кучук-Мехмед также не мог родиться позже 1412 г., следовательно, ему было не меньше 25 лет.

907. Полное собрание русских летописей. Том 19. История о Казанском царстве / Под ред. Г. З. Кунцевича. – СПб: 1903. – Стб.14

908. В других источниках его называют Алим-бек. Он может быть тождественен Али-Дербышу, брату Гиясэддина.

909. Сафаргалиев М.Г. Ук. соч. – С.245

910. Полное собраніе русскихъ лѣтописей. Томъ двѣнадцатый. – С.24

911. Татищев В.Н.… Том пятый. – С.243-244; Соловьев С.М. Сочинения. Книга II. – С.392. Р. Почекаев считает рассказ об измене Григория Протасьева поздним домыслом, призванным оправдать поражение численно превосходившей противника московской рати (Почекаев Р. Ю. Цари ордынские.– С.207).

912. Полное собрание русских летописей. Том 19. – СПб., 1915. – Стб. 16.

913. Она располагалась на среднем течении реки Казанки, в 45 км северо-восточнее современной Казани.