5. Позначна стаття Драгоманова
в «Киевском телеграфе» 1875 р.

А. Кримський, М. Левченко

Доки львівська «Правда» вагалася, «чухмарилася» та й дуже поволі публікувала Іліаду Руданського, Драгоманов умістив у тодішній ліберальній київській щоденній газеті «Киевский телеграф» 1875 р. (№ 44 і № 48) велику рецензію на «Правду» 1874-75 р. та й високо підніс у тій рецензії літературну вагу Руданського. Ми подамо статтю Драгоманова геть усеньку, раз – тому, що таким чином, з порівняння, навіч видно буде кожному читачеві, як багато місця присвятив Драгоманов саме Руданському, а друге – тому, що тая стаття Драгоманова взагалі (навіть без інтересу до Руданського) дуже цікава, читати ж її рідко кому доводилося, бо и стародавнюю газету «Киевский телеграф» 1875 р. роздобути тепер не так легко.

Малорусская литература в Галичине в 1874 г.

Правда, письмо літературно-політичне. 1874, №№ 1-21. 1875, № 1-2.

Выходящий с 1867 г. в Львове два раза в месяц тетрадками от 2 ½ до 3 листов галицко-русский журнал «Правда» интересен уже в том отношеніи, что это единственный непрерывно выходящий литературный журнал у наших австрийских земляков, и при том журнал хоть сколько-нибудь подходящий под требования, какие теперь имеются у нас от светского журнала. «Правда» интересна и в том еще отношении, что в ней печатаются повести и корреспонденции малорусских писателей из России, а также заметно желание следить за умственною жизнью в России вообще.

Перед нами теперь номера львовского журнала за прошлый год и первые два номера за нынешний. Тут мы видим немало литературного матерьялу разного характера и достоинств. По части поэтической, без которой особенно в Австрии считается как-то неприличным являться тетради журнала, «Правда» начала 1874-й год переводом «Пана Тадеуша» Мицкевича на язык до того странный, до того испещренный непонятностями для обычного знатока малорусской народной речи, что мы можем только рекомендовать его некоторым господам для их пародий на «невгавгавучую мову», которой будто бы киевские украинофилы хотят заменить русский литературный язык Малороссии [«Невгавгавучий» – таку форму, чи таке слово, накинув українській мові реакційний київський офіціоз «Киевлянин», висміваючи українське письменство. – А. Кр.].

Там-то они найдут такие прелести, перед коими и язык Роя Савича на спокое Кохановской, который герой Тургеневского «Дыма» Потугин называет заклинанием, покажется легок и понятен. И, разве, суковатый язык драм г. Аверкиева или язык фельетонов безвременно канувшего в Лету государя Пантелея, замышлявшего поучать русский народ своей суковатой палкой, только подобный язык может отчасти уподобиться языку перевода «Пана Тадеуша». Язык этот представляет крайний побег того стремления, какое замечается во всех литературных направлениях, которые ставят на первом плане оригинальность во что бы ни стало и которые хотят сразу обогатить литературный язык массою редких слов, набранных по провинциям, в актах, наковать новых якобы народных слов, – забывая, что при отсутствии таланта, чутья живости языка, а часто и при отсутствии знаний, можно выковать совершенно тарабарское наречие. Редакция «Правди» во 2 № не поместила продолжения перевода «Пана Фадія», так как он «не понравился некоторым из подписчиков».

Из других переводов, помещенных в «Правде» за 1874 г., недурен перевод сербской песни «Марко Королевич и Лютица Богдан» г. Гетьманца и его же переводы нескольких пьес Некрасова. Сербские песни так хорошо выходят в малорусском переводе, что мы не сомневаемся, что если бы быль составлен толковый выбор из сербской народной поэзии в переводе на живую и чистую малорусскую песенную речь, то его бы читали и не одни записные любители малорусской литературы. Мы зато вообще против переводов с малорусского на великорусский и обратно – в России и для образованных классов которым следует не только Некрасова, но и Шевченка читать в подлиннике. Но в Галиции перевод более характерных пьес наиболее любимого нового поэта в России полезен как для ознакомления тамошней публики с нашими литературными вкусами, так и для противодействия тамошним литературным идеям, во многом напоминающими наши времена Шаликова и Хвостова.

Некоторые же из народных пьес Некрасова в малорусском переводе хотя и потеряют свою местную великорусскую жизненность, но зато становятся более усвоимы для народа в другом месте, в Галиции и Украине. В «Правде» из Некрасова были напечатаны, между прочим, «Арина солдатская мать», «Мороз красный нос» и др. Перевод довольно гладкий, но требовал бы еще одного пересмотра. Печатанье же вольного перевода Гребенки – «Полтавы» Пушкина – есть лишняя трата бумаги, между прочим и потому, что этот переводь уже напечатан в собрании сочинений Гребенки, изд. г. Литовым.

Из оригинальных стихотворений в «Правде» заслуживает внимания только «Наука» Ст. Руданского. Руданский был один из весьма немногих малорусских поэтов недавнего времени с действительным талантом и с попытками тронуть новые темы, а не те только, которые заездили предшественники и подражатели Шевченка. Но время, когда выступил Руданский, было неблагоприятно для здорового развития малорусской музы, главным образом по отсутствию органа, где бы могли появляться мелкие литературные произведения и подвергаться критике мелкие и крупные.

В 1873 г. умер Руданский в Ялте, оставив по себе хорошую память, как человек, помогавший всякому доброму делу, частному и общественному. После него осталось несколько тетрадей стихотворений и переводов на малорусское наречие разных эпох и разного содержания, в том числе перевод Слова о полку Игореве, первой песни Энеиды и всей Илиады. Все это сделано в разное время, и редко что приведено в окончательный вид. В последнее время, как видно из трех списков перевода первой песни Илиады, Руданский систематически работал над этим переводом, но тяжкая и продолжительная болезнь отвлекла его от любимого дела.

Напечатанное в «Правде» стихотворение «Наука», хотя кой-где неотделанное, может дать понятие о манере и направлений лучших из оригинальных стихотворений Руданского, из коих несколько, попадавшихся нам в рукописях в конце [18]60-х годов, теперь к сожалению пропали. Мы считаем уместным привести это стихотворение вполне.

[Передруковано з «Правди» усю довгу поезію «Наука» (Дочекався я свого святонька»), 102 рядки. Ми її тут не передруковуємо, а тільки зазначаємо. – А. Кр.]

Перевод Илиады с подлинника на малорусский язык может показаться многим напрасно затраченным трудом. Но дело в том, что с тех пор, как миновал век придворно-аристократического псевдоклассицизма н настоящая простая народная манера гомеровского эпоса открылась перед знатоками, а особенно, когда изучение народной и средневековой поэзии открыло, что Гомера надо сравнивать не с искусственными эпопеями, как Энеида, Луизиада, Орланд и т. п., а с народными песнями и рыцарскими романами и chansons de gestes, повсюду в Европе проявилась реакция против переводов Гомера, сделанных во время господства псевдоклассических идей. Автор монументального словаря французской академии, Литре сделал опыт перевода І песни Илиады на язык chansons de gestes и хроник XII-XIII в., поместил его в конце статьи La poésie Homérique et l’ancienne poésie française (Revue des deux Mondes. 1847, 1 juillet, Histoire de la langue française, I 301-393).

Работы, в роде той, какую сделал Литре, должны конечно помогать сравнительному изучению Гомера, но для обыкновенной литературной публики они останутся ученым турдефорсом, которого самому Литре нельзя было вытянуть дальше одной песни. Язык романов и хроник французских все-таки теперь мертвый язык. В литературном отношении гораздо плодотворнее идея перевести Гомера языком песен и сказок, теперь живущих в устах народа, т. е. живою народною речью.

Подобная идея высказывалась не раз и в России. К стыду нашему, мы не имеем полного перевода Гомера на живую русскую речь. Перевода Жуковским Одиссеи совсем нельзя принимать серьезно, до того в нем неверно передан характер и самая фраза подлинника. Перевод Илиады Гнедичем по точности и подстрочности можно назвать образцовым. Но только теперь трудно сказать, на каком языке сделан этот перевод. Малоросс, прошедший через церковнославянскую школу и перенесенный в столицу раньше, чем Крылов и Пушкин внесли в русский литературный язык обильный поток великорусской народной речи, – Гнедич, можно сказать, очутился без живой речи и добросовестно перевел Гомера на какую-то особенную «божественную эллинскую речь», которую теперь непосвященные слушают действительно «с смущенной душой» [Натяк на двостишшя російського поета Пушкіна, сказане з приводу Гнідичевого перекладу: «Слышу божественный звук умолкнувшей эллинской речи, Старца великого тень чую смущенной душей». – А. Кр.].

Вот почему масса обыкновенной публики, учащееся юношество, женщины и т. п. – более – почтительно говорят о Гомере, нежели читают его в переводе Гнедича, в котором Гомер в добавок все-таки получает высокопарный характер, столь противоположный простоте оригинала. Вот почему не раз на Руси принимались наново переводить Илиаду после «образцового» перевода Гнедича.

Еще в сороковые годы высказывалась у нас печатно мысль o необходимости перевести Гомера языком и складом великорусских былин. Мысль эта встретила сильную реакцию. Говорили, что Ахилл, Аякс и др. выйдут слишком похожи на Илью Муромца, Алешу Поповича, слишком великорусскими мужиками. Не знаем, так ли это, но если и так, то почему им лучше быть всероссийскими чиновниками или же бурсаками начала нынешнего [19] столетия, чем великорусскими мужиками, а особенно богатырями и удалыми добрыми молодцами?

Не наше дело разбирать теперь вопрос о том, естественно ли бы было перевести Гомера языком великорусских былин, но мы решаемся высказать положительно, что нет существенных литературных препятствий к переводу его на язык малорусских народных песен и дум. Знающим дело известно, как прост склад речи гомеровский. О каком бы то ни было особом благородстве героев Гомера перед героями малорусской народной поэзии может говорит разве тот, кто поймет титулы первых по нынешним табелям о рангах. Но в таком случае следует только вспомнить, что Гомеровы цари выпрашивали себе подарок у первого встречного и сражались медью, а не железом, тем меньше не «пищалями семипядными».

Маруся Богуславка, которая хоть и «потурчилась-побусурменилась для лакомства несчасного», но все же выпускает козаков из неволи в Светлый праздник, если и не может быть «во сто раз милей Елены пакостной», как Таня Пушкина, то все же нравственно, конечно, не ниже лакедемонской царицы, которая должна была называть себя «собакоокой», воротившись к мужу после прогулки в Илион с прекрасным Александром.

О мотивах граждански-национальной борьбы, которая воспевается в думах времен Хмельницкого, в эпическое время Греции, в которое по словам Фукидида «не было ничего возвышенного ни в мыслях, ни в деяниях», и говорить нечего. Стих не может останавливать никакого русского наречия. Остается необыкновенное богатство выражений и словообразования гомеровского языка. Пока нет полного малорусского словаря, до тех пор трудно говорить за и против богатства слов в малорусском языке; но словообразование малорусское дозволяет не только соединение прилагательного с существительным («повновидий»), существительного с существительным («сребролукий»), но и существительного с глаголом в словах в роде «громокида», и в роде «вернигора», – так что Zeus nephelegeretha смело может быть переведено по малорусски «Зевс-гонихмара» и т. д.

Обратимся теперь к переводу Илиады Руданского. Уже в 1872 г. в «Правде» был напечатан перевод первой песни, выправленный переводчиком, а в прошлом году извещено было, что литературное товарищество имени Шевченка в Львове намерено печатать весь перевод, хотя он достался ему в невыправленном виде, а последние 12 песен – и только от разу написанные покойным Руданским. Теперь в 1-2 №№ «Правды» за 1875 г. напечатана третья песня. Перевод, к сожалению, задуман был не гекзаметром, а размером хотя часто встречающимся в малорусских песнях и пословицах, размером народным и плавным, но зато короче гекзаметра. От этого значительная часть длинных слов, эпитетов гомеровских, должна была пострадать. Это очень и очень жалко, особенно в виду способности малорусского языка к разнообразному словосоединению. Перевод Руданского таким образом не удовлетворит вполне знатоков Гомера. Но легкостью и простотою склада он подходит к духу подлинника и производит верное впечатление. Язык перевода – чистый малорусский, с кой-где пробегающими славянизмами и подольскими провинциализмами. Вот для примера несколько строк из разговора Приама и Елены о героях ахейских в 3-й песне:

Старий запитався и про Одисея:

«Скажи ж, моя доню, хто там такий другий,

Головою меньший як цар Атріенко,

А плечима ширший и грудьми видніщий?

Оруже поклав він на землю родючу,

А сам він обходить ряди військовіі,

Мов часами в полі баран пелехатий

Обходжуе стадо біленьких овечок».

Ему и сказала дивная Єлена:

«А се Одисей той, мудрий Лаертенко,

Що зріс у Іфаці, в землі камянистій:

Він и хитрий тяжко и до мови здатний».

Аж до неі мовив Антенор премудрий:

«Що правду, то правду кажеш, молодице.

Був и в нас колись-то Одисей премудрий

В послах из-за тебе з ярим Менелаем;

Я и угощав іх і приймав у себе,

И спізнав іх звичай и до мови здатність.

Як вони бували у Троян на раді, –

Стоячи був красчий Менелай плечистий,

А сидячи – красчий Одисей премудрий.

Но як вони слово до всіх говорили,

То Менелай було говорив не много,

Коротко и сильно, – не був пустомелем

Ані баламутом, хоч був и молодшим.

А Одисей мовить, то стане бувало,

Вдивиться до низу, очи в землю втупить,

Ціпком не порушить ні вверх, ні до низу,

Держить нерухомо, ніби незвичайний,

Подумав би инший – несмілий, немудрий;

Но як пійде голос із грудей широких,

То з уст его мова сипалася снігом;

Ніхто Одисея не міг переспорить,

І ми з его виду вже не дивувались».

Из белетристики в «Правде» лучшее: известный в Киеве юмористический очерк г. И. Левицкого: «Не можна бабі Парасці на селі вдержатись» и «Экзамен» (под псевдонимом) И. Нечуя, картинка из области, которую обыкновенно обходит наша печать, а также повесть «Пьяница». Последняя принадлежит начинающему малорусскому белетристу с явным талантом. Сфера действия ее – мелкое чиновничество, гнездящееся по пригородам в Полтаве. К сожалению, середина повести, самая катастрофа, в которой смирный герой становится пьяницей, сделана слабо, как-то конспектно.

Галицкая переделка какого-то немецкого рассказа в повесть «Наталя» с русскими именами свидетельствует только о том, что и в редакции журнала «молодой» партии галицкой, как и «старой», настолько еще не крепки понятия о народности и реализме в литературе, что и «Правда» может печатать такие же переделки немецких повестей в галицкие, как и «Слово», и «Друг». На печатанье перевода, или переделки, с немецкого повести «Разлука и Обхожа» даром только потрачена бумага.

Научный отдел в «Правде» представлен был в 1874 г. переводом статьи Иванишева о сельских обществах в юго-з. Руси, статьи Костомарова о литовской народной поэзии, сокращением монографии Костомарова «Юго-зап. Русь в 16 в.», статьею В. П.: «Дворянка, Лирницька пісня», И. Нечуя о боге-громовнике и пантеизме в украинских песнях. Последние менее удачны, чем его прежние статьи ученые и беллетристические, и заставляют жалеть, зачем талантливый беллетрист оставляет знакомое ему поле живописания народного быта для ненадежной области сравнительной мифологии.

Кроме того помещена статья г. Сакуна о подлинности думы о походе князя-язычника в Цареград, сообщенной Шишацким-Илличом г. Кулишу, – пропащий труд, в виду явных несообразностей этого изделия, – а также статьи г. Верхратского о некоторых птицах. Желающие позабавиться могут найти в одной статье одного почтенного собирателя матерьялов для малорусской народной терминологии целых десять строк на воробьином языке, который, при бедности сюжетов для журнального обсуждения, может занять иного присяжного публициста не меньше «невгавгавучого» языка. Что мы не шутим, в доказательство см. 593 стр. «Правды».

[№ 48] [См. № 46 «Киев. тел.» Це – нотатка од редакції «Киевского телеграфа», але помилкова, бо перша половина статті Драгоманова міститься в 44-м, а не в 46-м числі «Телеграфа». – А. Кр.]].

Как уже видно из многого, сказанного нами в 44 № о «Правде» , – в органе, о коем прежде говорили некоторые наши газеты, как о враждебном России, заметно явное стремление узнать нашу страну. В 1874 г. в «Правде» была помещена III и IV часть статьи «Литература россійска, великоруска, украинска и галицка», имевшей целью разъяснить неправильность понятий о культуре и литературе в России, как галицко-польских, так и галицко-русских разных партий, и доказать возможность совместной работы всех честных друзей народа и просвещения в России и Галиции. Статьи об одном недавно умершем поэте-учителе в Полтаве (В. С. Кулике), дорожные очерки от Полтавы до Гадяча, о евреях в Новороссии (Русский степ), о штундистах, об археологическом съезде, о славянском комитете, перепечатки из «Московских ведомостей» (о холмских униатах), «С.-Петербургских ведомост.», сокращение статьи «В. Европы» о русских в Галичине и т. п. – все это знакомило Галичину с разными сторонами нашего быта и образования, с отношениями нашего общества к славянщине как они есть, и будило в галицком обществе дух самокритики.

Ближе ознакомившись с характером литературы и науки в России, увидев, что в просвещенном русском обществе и передовой журналистике не пользуется сочувствием стремление к заеданию всякого рода племенных разновидностей и возбуждает отвращение то инсинуационное направление, которое довольно сильно в польской и рутенской журналистике и образец коего дало письмо редактора «Слова» г. Площанского в «Киевлянине» во время археологического съезда, – орган нар. партии в Галиции несколько успокоился на счет «московского централизма», признал пользу русской литературы и для Галиции и даже явился защитником русской науки от клевет галицко-польской печати перед археологическим съездом.

С большим интересом начали мы читать статью г. Остапа Терлецкого: «Галицко-русский народ и галицко-русская партия», написанную после поездки в Киев. Эта статья весьма критически отнеслась не только к старой, но и к молодой партии, и обещала разобрать и отношение галичан к России. Но, к сожалению, печатание ее остановилось, будемо надеяться, что временно. Мы будем еще иметь случай поговорить об этой статье, когда заведем речь о политической деятельности галичан; тогда же скажем и о публицистической части в «Правде». В непродолжительном времени мы воспользуемся и тем материалом, какой дает «Правда» для характеристики экономической жизни края, так сходного во многом с нашим.

На этот раз мы ограничиваемся обзором литературного материала в львовском журнале и скажем в заключение, что хотя он еще очень многого заставляет желать по части очищения от хламу и большей энергии к тому, чтобы следить за всеми проявлениями науки и жизни в области малорусского племени в Австрии и России. Но в сравнении с недавним прошлым «Правда» 1874 представляет значительный шаг вперед.

На 1875 год редакція обещает улучшения, так как главная причина недостатков прежнего издания, а именно малочисленность состава редакции, теперь устранена. Кроме перевода Илиады, с 1 № Правды за 1875 г. начато печатание повісти «Семен Жук і его родичі» и «Русской истории в жизнеописаниях» г. Костомарова; помещено довольно старательно, хотя и снисходительно, сравнительно с прежними «С.-Петерб. ведомостями», составленное обозрение 12 малорусских книг, обещана особая рубрика под названием «З народних уст», которую давно следовало сделать, и т. п.

Во втором №, кроме продолжения начатых в 1-м статей, находим обзор литературного движения между народною партией в Галичине за 1874 г. Здесь коротко оценены следующие книги: «Калина» (сборник стихов) Ивана Верхратского, три книги для школ народных (Читанка для 2 класа, Читанка для 3 кл., Исторія библійна стар. и нового зав.) и три книги для гимназий (Аритметика для 3 кл., Пютца, – Меньша исторія ч. І, Шульца – Меньша латинск. граматика) и 11 популярных книг, изданных обществом «Просвіта». Эти книги: «12 песней во честь и славу св. о. Николая, Мир-Ликийского чудотворця, Руси и школ патрона» (2 изд.) – зложив Ю. Федькович, «Як ярмаркували Тарас з своєю жінкою» (2 изд.), «Село Фармазоны» – написав Ю. Федьковичь (2 изд.), «Старий Ефрем» Н. Устиановича, «Що нас губить и що нам помочи може» нап. Ст. Качала (3 изд.), «Перекотиполе», «Добре роби, так добре буде» Гр. Квитки, «Байки» зложив Павло Свой, «Книга мудрості або життя чесного чоловіка», нап. К. Селецькій, «Ластовка» – читанка для руского народу, «Мотиль» – читанка для руского народу (зложена русинами перемыскими).

Несмотря на общую снисходительность приговоров, обозреватель «Правды» не мог не заметить односторонности в изданиях «Просвіти» и слишком малого в них количества реального исторического и естественного матерьялу, который отчасти встречаем только в двух последних читанках. По нашему всего поучительнее из вышеназванных изданий книжечка г. Качалы, в коей говорится не только о лености, пьянстве, но и о жидовском ростовщичестве, о выборах в сейм, пропинации, школах, кассах и т. п.

Галицким критикам всех партий очень понравилась брошюра г. Федьковича: «Село Фармазони, або як то тридцять Срібнаровских господарів записалося чортови и як то они за сім літ, сім місяців и сім неділь дуже забогатіли». В этой книжке рассказано, как один отставной солдат, с помощью священника и одного чиновника, исправляет распившихся и задолжавшихся крестьян тем, что представляется, будто он фармазон (франк-масон), и записывает всех односелян в фармазоны, требуя от них, чтоб не пили водки. Рассказ есть переделка известной книжки Zschocke – Das Goldmacherdorf, – по нашему очень уж наивная.

Теперь много недоразумений и препятствий к достижению литературно-просветительных целей, которым хочет служить «Правда», устранено, и дальнейший успех ее зависит всецело от ее редакций и ближайших сотрудников. Стоя близко к галицко-русскому и нашему русскому обществу, мы поставим себе в особое удовольствие сообщать об успехах львовского журнала, если таковые окажутся, будучи убеждены, что прогресс науки, литературы и просвещения, в интересах русского народа в Галиции, порадует честных и просвешенных людей на Руси. А пока – заметим, что 3-7 №№ «Правды» на 1875 г. слабее 1-2.

Г. А-беръ.

Підпис «Г. А-беръ» (читати його треба було мабуть чи не «Ганджа Андибер») – то був один із псевдонімів Драгоманова.

Рівночасно з цією статтею, вміщеною в 44 та 48 №№ «Киевского телеграфа» 1875 р., виявив Драгоманов свою увагу до покійного Руданського ще й як до етнографа. Ми вже при нагоді згадали були про збірку Драгоманова: «Малорусские народные предания и рассказы» (К. 1876), видану заходами «Юго-западного отдела имп. Русск. геогр. общества». З друкарні вона остаточно вийшла в світ допіру 1876 р., але друкувалася ще 1875 р. (мабуть, іще й передше). До своєї збірки Драгоманов вніс трохи чи не всі етнографічні записи Руданського, «переданные (як каже Драгоманов у передмові, ст. 14) проф. Котляревским из матерьялов бывшей редакции журнала «Основа» [Інші записи Руданського умістив Драгоманів у «Добавлениях» в рубриці: «Матерьялы, доставленные во время печатания». Ясно, що цих «добавленных» матеріалів не було серед паперів «Основи». Пор. у нас вище ст. 42, прим., і ст. 66.].

Свої матеріали Руданський, іще школярем бувши, призбирав у своєму рідному селі Хомутинцях на Поділлі од бурлака Вакули та од інших його односелян, тай охрестив усі ті свої записи: «Світові байки в людських оповідках», додавши до «Світових байок» ще й варіанти рукописних «Снів Богородиці». Драгоманов не зберіг авторового заголовку «Світові байки», а попросту під кожним записом зазначав: «Записал Ст. Руданскій, в с. Хомутинцах Под. губ.». Переважно (але не виключно) це вийшов у Драгоманова VIII відділ його «Преданий», що має свій заголовок: «Рассказы о церковных лицах и явлениях».

[Ми не перелічуємо тут усіх тих «оповідок», котрі із збірки Руданського повносив Драгоманов до своєї всезбірки. Нижче, в перегляді бібліографії 1892 р., подається в нас Франкова стаття «» (Зоря 1892, № 1, ст. 13), і там Франко наводить заголовки – для кожної «оповідки» Руданського, внесеної до Драгоманівських «Малорусских преданий», і зазначує сторінку, на якій що надруковано.]

А після того довелося Драгоманову, проти своєї волі, кинути професорську посаду в Київському університеті та й переїхати, як політичному вигнанцеві, до вільної країни Швейцарії. Там він, видаючи в Женеві «Громаду», протягом декількох літ не мав нагоди згадати печатно за Руданського.

Примітки

Подається за виданням: Кримський А., Левченко М. Знадоби для життєпису Степана Руданського. – К.: 1926 р., с. 70 – 79.