21. Долгорукие снова с своём доме

Николай Костомаров

В доме князей Долгоруковых, находившемся на Воскресенской перспективе, в комнате, которой стены были обиты сафьянными обоями с позолоченными узорами, в высоком кресле белого цвета с золотыми полосками сидела княгиня Анна Петровна. Не более трех часов прошло с того времени, как она, отпущенная на свободу Ушаковым, прибыла в свой дом. Перед ней стоял князь Яков Петрович, повесивши голову, с очень скорбным видом; поодаль от него, у столика с стеклянною доскою, из-под которой выглядывал вышивной рисунок цветного букета, стоял князь Владимир и с выражением досады смотрел на брата.

– Я виноват, маменька, – говорил князь Яков, – простите меня. Сам я не знаю, что говорил, не помню. Они меня поят да поят, а я думаю: «Как не пить? Может, это им в афронт будет». А они мне подливают да меня хвалят – говорят, будто я очень умен, Ушаков обещает определить меня в Тайную канцелярию на службу, уверяет, что с моими способностями я далеко пойду; займешь, говорит, со временем мое место. В милость к царице тебя введу. Я спрашиваю: «За что-де ко мне такая аттенция?» А он отвечает: «За то-де, что ты очень умный человек и на все способный». Я и в самом деле подумал, что он вправду так ко мне говорит и хочет мне добра. А он все подливает да подливает. Тут сам я не знаю, как опьянел, а что после того говорил, ей-Богу, не помню. Убей меня Бог, если помню!

– Негодный ты сын! – сказала княгиня. – Да как это язык поворотился у тебя на родную мать свою такое наговорить?

– Да я не помню, говорил ли я им или не говорил, – сказал Яков.

– Как же не говорил? – возражала княгиня. – Когда они знают, что у меня с детьми в семье какие речи держались. Откуда же они узнали про это?

– Маменька! – говорил князь Владимир. – Не сердись на Яшу. Может быть, он и в самом деле вовсе ничего такого не открывал. Его подпоили; он что-нибудь проболтал, а они уж после из его слов выцедили. Так они всегда поступают. Яша прост и добр. Его хитрец всегда проведет; по своей доброте он скажет такое, что другой увидит его насквозь и сам узнает такое, что Яша и не сказывал ему. Поверьте, маменька, так было. Сердиться на него не надобно.

– Ох дети, дети! – говорила княгиня. – Беда мне с вами!

– Беда, слава Богу, миновала, – сказал князь Владимир.

– Хорошо, что так случилось, – сказала княгиня. – Нас спасло только то, что этот шельма Васька, подавши донос в Москве, пришел в чувствие и отрекся от своего доноса. Не случись этого, мне пропадать бы неминуемо, да и вам, детям моим, было бы худо! А через что? Через глупость Яшину. Меня княгиня Федосья давно уже учила, как говорить, коли, не дай Бог, что станется. Я так и стала, сделала по ее совету. Уперлась-таки да уперлась. Мало того, что обвинить меня не мочно было, еще и милость хотели показать. Девиер горячо взялся было хлопотать у государыни, чтоб изволила заплатить долг Сережин; отпустил он меня так вежливо, так любезно… И дело пошло бы на лад. Как вот, на беду, Ушаков вздумал Яшу кликать к себе. Пронюхали, значит: мать-де умна, ее не проведешь, а сын глуповат; позовем сынка, он выболтается!

– Что об этом толковать? От чего ни случилось, да случилось, а слава тебе, Господи, что окончилось счастливо, – говорил князь Владимир.

– Да, счастливо! – говорила княгиня. – А срама-то, срама! Разве мало его? Теперь поехать куда-нибудь в гости, так пальцами указывать станут. А не дай Бог узнают еще, что высекли! И Боже сохрани!

– А что делать, маменька! Что ж, что высекли? – говорил князь Владимир. – Мало ли кого секли? И на спице светлейшего сколько палок походило! Воля царская. Тут афронта нет никакого.

– Ну, Яша, Бог с тобой! Прощаю тебя, ты мой сын, мое дитя, моя кровь!

Яша с чувством поцеловал руку матери.

– Княгиня Федосья Владимировна приехали! – сказал вошедший холоп, и вслед за ним вошла в комнату из зала княгиня Голицына.

– Анюта, ты, слава Богу, жива и здорова! – воскликнула княгиня Федосья. Княгиня Анна вскочила, и обе сжимали одна другую крепко в объятиях.

– Вот, – сказала княгиня Федосья, – еще не помню такого радостного дня в своей жизни, как сегодня! Как ты прислала за мною, я так и полетела, и пока доехала до тебя, так показалось ужасть как долго. Ну, голубушка моя, Анюта, рассказывай, что с тобой было, что делалось?

Примітки

Подається за виданням: Костомаров М.І. Твори в двох томах. – К.: Дніпро, 1990 р., т. 2, с. 566 – 568.