«Библиотека для чтения»

Г.Ф.Квитка-Основьяненко

Опять среди бывшей беседы у нас вскочила не дама, а просто женщина, если не баба… а как описать ее убранство? Она полагала вздеть на себя русский сарафан, да только так перековеркала прекрасный его покрой, так исказила его формы, что здесь было и галльское, и германское, и аравийское, и фантастическое; чего хочешь, того просишь. По пристрастию ко всему восточному, голову убрала свою вроде чалмы, но из этой чалмы также вышла смесь: была чалма, видима была и русская шапка, и немецкая треугольная шляпа… невыразимо!

Нагрудника ее один клапан был отвернут, и там, вместо запонок и пуговок, виднелись имена питающих ее. В руках она имела нечто вроде метлы: кажется, хотела смотреть наподобие хлыстика «Современникова», но опыт был неудачен. Она силилась мести, но не сметала ничего. Уж она добавляла и песенками, и прибаутками своего изделия, но не счищала никого с места. Уж она и скребла ногтями, грызла зубами, опять хваталась за метлу, что же? Пыль подняла ужасную, всем надосадила, а не успела в своем предприятии. Сей, сия, дагерротип, книжный язык и проч., и проч. гонимое ею все осталось неповрежденным, не нарушенным и пребывает на своем месте.

Улыбаясь со злостью, бросилась она на своих собратий и начала заметать их, крича во все горло: «Вот я вас! Вы ничего не смыслите, не разумеете, не понимаете, не рассуждаете, слушайте меня. Как? В этот век великий, умный, высокий, выспренный, необъятный, превосходный, ученый, изобретательный, отвратительный, корыстолюбивый, щедрый, скупой, расточительный, просвещенный, в такой век… вы…»

И как она при этих словах мела своею метлою и подняла ужасную пыль, клонившуюся на ее собратий, а те со всем спокойствием дунули слегка, то пыль и обратилась к ней, покрыла ее всю, ослепила глаза, набилась в нос, уши и рот, отчего она закашлялась жестоко и прервала поток своих уподоблений без разбору, толку и приличий, сыпавшихся из гортани ее.

Отдохнувши немного, приступила доказывать на словах, а метлу придержала, видя, что ею пользы не делает, а только свою пыль глотает сама.

«И вы полагаете, что пишете по-русски, – начала она, оправясь, – вы этого языка не знаете, не слыхали никогда, учитесь у меня: я вам его открою, объясню, покажу, разберу, изложу, вобью, вколочу в вас. Зачем писать иначе, как говорите? Говорите, рассказывайте, болтайте, бормочите, шепчите, мурлычьте, пишите, марайте, царапайте, коверкайте, и чтобы это было у вас все едино.

Учитесь, подражайте, следуйте, вторьте мне, перенимайте у меня – и мы очистим русский язык. Посмотрите на мои умные, неподражаемые, удивительные, неизъяснимые, превосходные, быстрые, тонкие, всеобъемлющие сочинения. Взирайте на них, и вы будете так же велики, славны, громки, звучны, блестящи, шумящи, ревущи, гремящи, трещащи, шипящи, кипящи, как и я, «Библиотека для чтения»; да, «Библиотека не для чего больше, как для чтения»…» – и битых два часа она толковала одно и то же, ни о сем, ни о том и ни о чем.

А шуму, грому, крику сколько! смыслу же никакого! За недостатком уподоблений, она прибегала к милым, многозначущим «Бррр!». Звала даже своего Ваньку к себе на помощь; употребляла шуточки, насмешки, остроты; но все это было так вяло, натянуто, водяно, тупо!.. То вдруг поднимается на ходули, принесенные с собою, заважничает, говорит свысока и, не понимая сама себя, уверена, что и никто не понял ее, вспрыгнет, упадет, кувыркается, хохочет, чтобы хотя рассмешить слушателей своих. Все тщетно! Ничем не привлечет ничьего внимания!..

Видя ее выбившуюся из сил, я пожалел о ней, и как уже мне крепко надоело все ее буффонство, то я и сказал ей: «Перестань, madame! Право, надоело всем».

– Madame? – воскликнула она, приняв на себя многозначущий вид. – Вы это говорите мне, «мадаме»? Ладно. Как напишете вы это слово?

– Обыкновенно как, – сказал я и написал «мадаме».

– О варварство! – вскричала она, – как будто я этот час начала учить всех, что иностранных слов не должно писать по-русски! – Тут схватила она перо и написала «Madam'e». – Вот как должно. Этого ли дня я начала проповедывать? Лучше пойду в Элиэтотские поля или брошусь в реку Этотм, что вы, варвары, зовете Сейм…

«Литературная газета» хотела что-то намекнуть ей, но я, махнув рукою, сказал: «Оставь ее, малютка! Лежачего не бьют. Ее не слушают и не уважают, а иногда позволяют потрещать для забавы. Что же у тебя нового в гораздо запоздавшей книжке? Не опять ли, по случаю статьи о выставке, последовала медленность? – спросил я у жалкой «madam'ы». – Где твои хотя модные картинки? Представь хоть что-нибудь занимательное.

И она выдвинула картинку.

– И выбор, и отделка картинки стоят тебя, – сказал я. – Ну, можно ли их сравнять с другими картинками? Это наряды субреток…

«Библиотека» пристала было опять ко мне, как я напишу по-русски «субреток», но я решился уйти от нее и сказал: «По крайней мере, держи хоть в этом слово, выдавай в этом году картинки, не как в прежние годы, и не заменяй их инфузориями, с своими остроумными замечаниями. Надоела!»

Сказав это, взял ее и упрятал в короб пока до весны. Тогда вынесу на гряды: пусть трещит на свободе и отгоняет воробьев. К этому пригодна. Целый день провалялся от головной боли: так она своим болтанием нашумела.

Среди подобной болтовни, чрез несколько дней мне как-то стало отрадно, словно на утренней заре прекрасного дня. Уж не появится ли скоро у нас «Утренняя заря»? Пора бы: восемь месяцев ожидаем. Неужели и во второе издание мы, подписавшиеся, не попали?

Примітки

«Библиотека для чтения» (1834 – 1865) – щомісячний журнал словесности, наук, художеств, промышленности и мод». Виходив під редакцією Осипа Івановича Сенковського (1800 – 1858). Журнал послідовно проводив лінію самодержавно-охоронницького спрямування, відзначався низькопробним зубоскальством, претензійністю. Поклав початок так званому «торговому напряму» російської журналістики. Гостра оцінка журналу і літературно-критичних виступів О. Сенковського подана М. Г. Чернишевським в «Очерках гоголевского периода русской литературы».

Г. Ф. Квітка-Основ'яненко згадує також, що на титульному аркуші видання (починаючи з 1834 р.) друкувався список близько 60 письменників, нібито запрошених до співробітництва у журналі.

«Утренняя заря» – літературний альманах, що виходив в 1839 – 1843 рр. у Петербурзі. Видавець – Владиславлєв Володимир Андрійович (1807 – 1856), літератор, служив у корпусі жандармів.