«Современник»
Г.Ф.Квитка-Основьяненко
Оборачиваюсь к окну: стоит молодой, но степенной наружности человек. Все показывало в нем приятность, приличие, образованность, благоразумие. Довольный наружностию его и первым впечатлением, точно как бы перелистыванием книги, я пожелал с ним короче познакомиться и для того вступил с ним в разговор:
– Кого имею честь принимать у себя?
– Я «Современник».
– А! как приятно видеть, что в потомстве сохранилась физиономия вашего родоначальника. Надеюсь найти много удовольствия в беседе с вами.
– Не знаю.
– Но вы для того и жалуете к нам?
– Напротив; занимать других и доставлять рассеяние не есть моя цель: я собираю все для собственного моего удовольствия. Тешусь моими материалами, любуюсь, если что стоит того, и когда увижу, что из небольшого числа занимающихся мною чувствуют и мыслят со мною одинаково, то это мне приносит наслаждение. Я не следую примеру некоторых…
– Торгашей! – прервал я его от избытка чувств, еще не высказав всего в предыдущем разговоре.
Физиономия беседующего со мною не показала ни отрицания, ни подтверждения моего выражения; он промолчал на мою выходку и продолжал:
– Собираемое мною я рассматриваю тщательно и, по должной сортировке и очищении, принимаю к себе и пускаюсь в свет.
– Вы редко выходите. И знаете ли? О вас мало помнят: пересчитывая ваших собратий, иногда пропускают вас. Почему вы не выходите чаще? Хоть бы шесть раз в год.
– Тогда бы я не нравился себе, а это главная цель моя. Обязавшись являться чаще, я должен был бы материалы не выбирать, а набирать для свиты моей. Набирая же, я нашелся бы в необходимости принять и то, что под ноги попало…
– Валяющееся, – прервал я его и улыбнулся, чтобы вызвать его к откровенности; но «Современника» трудно вовлечь в свободный разговор: у него каждое слово взвешено, всякая мысль придумана и обдумана; он и теперь не подтвердил меня ни словом, никаким движением, а свободно договорил – …лишь бы составить на срок книгу. Я так дорожу вкусом, занятием беседующих со мною, что если бы случилось не выбрать чего достойного к представлению занимающихся мною, то я с одною страницею явился бы пред ними с спокойною совестию и с удовольствием, быв уверен, что эта страница достойна их внимания. Я знаю, что занимающиеся мною ищут во мне не бумагу, не числа страниц, но удовольствия для ума и сердца; и потому-то я должен быть строго разборчив в представляемом им, а оттого и выходить реже. Я очень понимаю, с кем имею дело.
– И конечно вы уверены, что занимающиеся вами понимают, с кем имеют дело. Я бы смел предложить вам, для помещения, одну эпиграмму.
– Надобно, чтобы стихи были отлично хороши и эпиграмма с должною остротою, без сатиры.
– Сатиры никакой, но при всем том самая сильная, едкая сатира на всех. Она писана не стихами.
– Такого рода сочинения неприлично писать прозою.
– Она и не прозою; а когда хотите… цифрами.
– Я вас не понимаю.
– О! это будет самая злая сатира на всех читающих с размышлением. Коротко; прибавьте одну строчку: «Современник» имеет 000 подписчиков».
«Современник» ни вздохнул, ни улыбнулся. Он остался одинаков; «Пчела» же, напротив, воскликнула: «А я перепечатаю у себя, с примечаниями».
Как значительно «Современник» взглянул на нее!.. Тут, в этом взгляде, выразилось все следующее «Пчеле»… «Литературная же газета» ожидала какого-нибудь словца от «Современника» и, не дождавшись его, сама сказала «Пчеле»: «Пчела» в возторге…»
– Ха-ха-ха-ха! в возторге?.. воз-торг, торг-воз… ха-ха-ха! По-русски ли это?… – и проч. т. п. в своем роде продолжала «Пчела».
Когда «Современник» обратился, чтобы взглянуть с сожалением на «Пчелу», тут я заметил у него в руках род хлыста, сделанного необыкновенно. Он был из чистейшей слоновой кости, без малейшего пятнышка или жилочки: набалдашничек был маленький, но из цельного перла. Впрочем, это был только вид хлыстика, а в самом деле была тросточка, точно острая, прямая, не изгибающаяся ни в одну сторону.
– Какой красивый хлыстик, – сказал я.
– Это не хлыстик, а тросточка, – отвечал «Современник».
– Для кого она или для чего? – по ее виду, я не придумал ей употребления.
– Собственно для меня. Этою тросточкою я указываю на выходящие всякого рода книги.
– Сделайте милость, покажите мне, как вы это делаете?
– Просто. – И с сим словом «Современник» остротонким концом своего хлыстика указал на… в 4-х частях сочинение… и вот странность! имя сочинителя этой книги, выставленное красивыми, затейливыми буквами, вдруг покрылось ярким румянцем стыда и начало извиваться, как будто желая укрыться от взоров, смотрящих на него.
– Прекрасно, прекрасно! – вскричал я. – Попробуем еще над другими… – Увы! все романы, повести, водевили и проч., и проч. постыдили своих авторов, хотя «Современник» и не говорил много, а только указал по-своему. И учебные расхваленные книги испытали ту же участь; у некоторых от прикосновения хлыстика «Современника», правда, имена авторов как-то засветились, засияли, сделались выпуклыми, яркими… но таких было немного.
– Бесподобно! – сказал я, – но слишком скоро решение. Надобно бы над каждым потрунить, пошутить; тогда бы с удовольствием занимались вашими суждениями.
– Я помню, для кого это делаю. Я нахожу неприличным пред публикою… – и он приискивал слова.
– Гаерствовать? – вскрикнул я от души и от прямоты помышлений.
«Современник» ничем не подтвердил моего выражения и, помолчав немного, спросил, будет ли ему место у меня.
– Как же, как же! с величайшим наслаждением буду беседовать с вами и постараюсь не расставаться с вами до половины мая.
– Извините, – сказал он, – я выйду в свет 1-го апреля, следовательно у вас явлюсь 10 или 11-го числа того месяца.
– О! как вы ошибаетесь. Это от необыкновенного случая, что вы явились у меня чрез одиннадцать дней после выхода вашего. Мы, провинциалы, обязаны ожидать месяца два после выхода вашего и собратий ваших, и тем довольны, что уже получаем, а не пропадают они в пересылке. Случается и то; …вот иностранные, дело другое; те, выходя в один день с нашими, доходят скорее… Да вот как исправна доставка: «Сын отечества» за прошлый год, вместо ноября, не пожаловал и по сей день…
«Пчела» и «Газета» сильным хохотом прервали слова мои…
«Современник» сказал хладнокровно: «Это не доставка виновата».
«Пчела» и «Газета», нахохотавшиеся, начали кричать одна пред другою: «Для «Сына отечества» еще не настал ноябрь 39 года… У него свое счисление… Пиши пропало… Припиши к «Истории русского народа»… к недоданным книжкам «Телеграфа»… «Сын отечества» превращается в драму… нет в водевиль… пустое, в трагедию… напротив, явится в балете, и уже искусно делает пируэты, скоро примется за антраша… Да он же еще подсмеивает и даже упрекает других в неисправной выдаче книг… то-то лоб!.. то-то бесстыдство!..» И много такого кричали между собою «Газета» и «Пчела» (причем я заметил, что когда подметят своего недоброхота, так тут прекращается между ними несогласие и они дружно схватят на зубы своего противника) и такой подняли шум, что я не выносил и, обняв «Современника», пошел в кабинет с ним беседовать.
Дня чрез два-три возобновлялись сцены у «Литературной газеты» с «Газетою Политическою и Литературною» («Пчелою», у коей и признаков не было сих качеств); и невозможно было их уладить между собою. В самом деле, если сказать правду, «Пчела», обязанная собирать из всего мед, полетит, на что зря нападает и так насобирает, и такого меду принесет, что и не отряхнешься. «Газета» же, штучка – с душком, ничего ей не спустит и так в глаза и колет; настоящая правда; а «Пчела», не имея ничего к оправданию, только и находит к упреку ж-ж-ж и т. п. ничтожные мелочи. Очень забавно.
Примітки
«Современник» – російський літературний і громадсько-політичний журнал. Засновано 1836 р. О. Пушкіним. Пізніше перейшов до рук П. О. Плетньова і до 1846 р. (коли редакторами стали І. І. Панаєв і М. О. Некрасов) майже не цікавився важливими питаннями суспільного життя. Сатиричний натяк у статті щодо можливого скорочення кількості передплатників журналу об'єктивно був зумовлений, не стільки філософськи ускладненим змістом статей, скільки їх відірваністю від суспільних інтересів. Говорячи про «тросточку» «Современника», Г. Ф. Квітка-Основ'яненко має на увазі бібліографічний відділ журналу.
Пируэт – в балеті повний оберт танцюриста на місці, на пальцях однієї ноги
Пируэт – в балеті повний оберт танцюриста на місці, на пальцях однієї ноги
Антраша – стрибок у танці.