«Литературная газета»
Г.Ф.Квитка-Основьяненко
Не успел я приютить доброго рассказчика и прикрыть его от пыли, слышу… веяние какого-то приятного ветерка коснулось меня. Оборачиваюсь… дамская персона, формы девические; не тощая, но как бы сказать: стройно тоненькая; судя по летам, недавно явившаяся в свет, но с какою самонадеянностью, с самоуверенностию; взгляд ее быстрый, свежий, прямой, неуклончивый; без щегольства нарядно одета…
Лишь только хотел я спросить, кого имею честь встречать, как она свободно, ловко подошла ко мне, сделала грациозный, без жеманства, поклон, тряхнула светлыми кудриками своими, и приятное благоухание, тонкое, едва ощутительное, пронеслось от нее по моей комнате, и я заметил в себе удаление скуки. Итак, прежде еще моего приветствия, эта милая девушка была уже подле меня и приятным голосом начала говорить свободно:
– Я… «Литературная газета». Была когда-то, по прежней фамилии, сродни «Русскому инвалиду»; потом хотя и удерживала имя, но раззнакомилась с ним; найдя же другого покровителя, чувствую себя переродившеюся. Он научил меня лучше говорить и даже обратил внимание на мою наружность… ах! как я была прежде неопрятна и несносная собеседница (причем, чувствуя себя покрасневшею, закрыла лицо белым батистовым платком; но это все было у нее так ловко, так приятно, что нельзя было заметить краткого смущения ее, а казалось, будто она согнала муху со щеки своей!); но это уже все прошло: я приучилась к опрятности, к пристойному разговору; и как «Инвалид» отказался от родства со мною, то я приняла фамилию, давно мне следовавшую.
– Полагаю, сударыня, – сказал я, – что найду удовольствие в беседе с вами. Вы меня одолжите, рассказав что-нибудь интересное…
– Это моя обязанность, мое желание, – сказала г-жа «Газета» с маленьким уклоном, и светлые локоны ее приятно потряслись. – Я расположилась беседовать со всеми и вас навещать по два раза в неделю. Итак, позвольте.
Тут она и начала. Сперва у нее идет повесть, там стихи, театр, суждения о книгах, известия, разные разности и даже моды. При описании мод, она проворно выхватила из редикюля куколку, платьице и начала тут же наряжать ее и описывать, что к чему и для чего…
Я, занимаясь с нею, не заметил, как прошло полчаса. «Приятно знакомство с вами, сударыня!» – подумал я. Два раза в неделю по получасу в сутки, я уверен, что по крайней мере не буду скучать; и это много. Нельзя же решительно требовать, чтобы каждая беседа с этою «Газетою» доставляла истинное наслаждение; «Газета» рассказывает не свое, а что изберет из своего запаса.
Виновата ли она, если не имеет из чего выбрать? Уж и за то благодарить должно, что избирает; следовательно, есть внимание к публике, не мучит ее без разбора, не подает по одной очереди вступающих к ней статей. Станут писать лучше, и в газетах будут помещаться лучшие повести. Не сказать же ей: «в следующую среду, ma chère публика! Ко мне вступили такие повести, которых я не могу сообщить вам».
Что есть, то и представляет. Стихи… ох! стихи!.. ну, да о стихах и без меня дело решенное. Зато, когда «Газета» примется говорить сама, с удовольствием слушаешь суждение ее о новых книгах: умно, дельно, беспристрастно и несмотря на… еще довольно скромно, «по-девически». С наслаждением слушаешь и отдаешь справедливость. После того она заговорит о театре… хм! о театре… нам, за полторы, за две тысячи верст, очень занимательно 13 февраля читать, что и как играли 7-го генваря, кто понял роль, кто не выказал своего дарования; а мы и не знаем, каким дарованием кто из артистов богат… И к чему нам!..
Правда «Газета» хлопочет не об одних нас, ее читают в Петербурге; и, верно, бывающие в театре со всею заботливостию поверяют рассказ «Газеты» с действием в театре, а небывающие наслаждаются описанием того, что не возбудило любопытства посмотреть. Я только в театральных статьях люблю содержание пьесы или балета: «Газета» интересно рассказывает, как и разные разности. Вот и выходит, что хорошего-то и больше.
Заметно, впрочем, что эта девушка маленько пришепетывает – иначе не умею выразиться: часто, где принято сказать г, она произносит его как ж; или с как з. Не думаю, чтобы это было у нее от природы, а еще более от настойчивости. Я надеюсь в ней найти благоразумие, которое победит женское: «я так хочу!». Но как она учена и, признаться, настояще, истинно учена, то, может быть, н находит, что так должно пришепетывать; а я думал бы, так, про себя, сказать ей не решусь, что если бы она рассудила: что их не переспоришь; разница же мало заметна, пущусь за ними выговаривать. Пусть они перестанут дурачиться и утомлять мною уважаемую публику пустыми (если не более) нападками на мое пришепетывание. Я их больше одурачу; вырву у них предмет к рассуждениям; чем они тогда займутся? Но это все я думал и не намекнул даже ни полсловом: неловко же милую девушку, любезничающую, желающую нравиться, «компрометировать», выставив ей недостаток ее в чистом произношении по самоуверенности или от физических причин…
Примітки
«Литературная газета» – вісник наук, мистецтв, літератури, новин театру і мод; видавалась у Петербурзі в 1840 – 1849 рр. як реорганізоване продовження газети «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» (1831 – 1839). Публікувала здебільшого інформаційно-оглядові матеріали.
… эта девушка маленько пришепетывает… – «Литературная газета» и «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду» запровадили ряд мовних нововведень: виступали проти «сей» і «оный», запропонували натомість писати «этот», и «тот», запровадили написання прийменників разом із іншими словами, «петербуржский» замість «петербургский», «кчему» і т. п.
Проти цих нововведень редактора А. Краєвського виступили О Сенковський і «Северная пчела» Ф. Булгаріна. Журнальна орфографічна полеміка відбилася навіть у спеціальному водевілі «Сей и оный», соч. бар. Брамб.» невідомого автора.