8.10.1988 Быть ли городу Чернобылю?

Александр Левада. г.Киев

Заметки писателя

В 1993 году Чернобыль отпразднует (если будет к тому времени существовать) восьмисотлетие первого летописного упоминания о нем. По преданию, его в те времена сожгли дотла воинственные кочевники, но вскоре он отстроился снова и стал еще краше.

Воспрянет ли теперь, после незримого нашествия беспощадных радиационных нуклидов, вернется ли к жизни, переживет ли свое атомное лихолетье?

В жизненной практике уже определились две взаимоисключающие тенденции в самом подходе к решению этой проблемы. Все более выразительной становится и поляризация взглядов на решение вопроса о грядущей судьбе как самого Чернобыля, так и всей тридцатикилометровой циркульной зоны.

Первая из этих тенденций – стремление к постепенному возврату жизни и деятельности людей в этом районе. (Разумеется, наиболее пораженная десятикилометровая зона, непосредственно примыкающая к АЭС, из обсуждения этого вопроса исключается: она объявлена запретной).

Много ли есть примеров претворения в жизнь благих намерений по подготовке и постепенному осуществлению реэвакуации населения, выселенного из тридцатикилометровой зоны свыше двух лет назад? Очевидно, не так уж мало, если они дали основания генеральному директору МАГАТЭ Хансу Бликсу заявить в Киеве в связи с состоявшейся там в мае с.г. [1988] научной конференцией, посвященной медицинским аспектам аварии на Чернобыльской АЭС: «Резко улучшилась радиационная обстановка. Возвращаются домой люди. И это можно назвать хорошей приметой времени».

Обнадеживающе прозвучало и сообщение министра здравоохранения УССР А.Романенко о том, что «листья второго послеаварийного года, по нашим исследованиям, не содержат радионуклидов». На пресс-конференции в связи с тем же научным форумом в Киеве член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Л.Булдаков сказал: «Возвратилось около 20 деревень, и если в каждой деревне в среднем по 200 человек, то это где-то около четырех тысяч возвратилось».

А вот и конкретный пример – из Могилевской области Белорусской ССР:

«От деревни Гдень до Чернобыля 18 километров. Население из 245 дворов было отселено, а спустя полгода вернулось в родные хаты. Председатель сельсовета Н.Сетко, руководители колхоза В.Коваль и М.Скидан показали похорошевший поселок. После возвращения проложено 16 километров водопровода, асфальтируются дороги и улицы. Построены фельдшерско-акушерский пункт, Дом механизатора, забелели шиферными крышами многие жилые дома. Сыграно две свадьбы, родилось трое детей. Множатся живностью подворья. До аварии колхозники держали 70 коров, теперь – 106. На усадьбах по поросенку, а то и по два». [1]

Факт отрадный, что и говорить. Дезактивация в той местности, очевидно, была особенно тщательной и многократной, даже крыши на некоторых домах заменили.

Уместно отметить, что подобные примеры можно приводить, ссылаясь только на белорусскую часть тридцатикилометровой зоны, хотя, как известно, в первые дни аварии на АЭС ветер тянул именно в том направлении, а значит, степень радиоактивной зараженности была там выше.

К сожалению, ни одного «гденьского» примера нельзя привести из украинской части пораженной радиацией территории, то есть непосредственно из Чернобыльского района.

Это не значит, что в села Чернобыльского района никто из жителей не возвратился из эвакуации. Возвратились, и в немалом количестве. По данным Чернобыльского райисполкома, живут они теперь почти в каждом эвакуированном селе, а всего таких «возвращенцев» насчитывается 994!

Живут они в своих домах (к слову сказать, приведенных ими в образцовый порядок), хозяйничают, картошку выращивают на огородах, даже и клубнику. Понемногу и живность начинают разводить.

Как смогли эти 994 колхозника, преимущественно пожилых, но в немалом количестве и вполне трудоспособных осуществить свою реэвакуацию? Оказывается, обычным явочным порядком. В обход контрольных постов, или, как говорят теперь в районе, «оленьими тропами». Чернобыльский райисполком (он расположен теперь на границе опасной зоны, в селе Горностайполь) помогает им, как может: автолавку с хлебом и некоторыми другими продуктами направляет в эти села, электричество подвел к ожившим домам, телефонную связь с каждым таким селом установил и т.д.

Ничего не знает об этих людях, не замечает их лишь Комбинат Минатомэнерго, которому (Комбинату) почему-то передана вся полнота власти в Чернобыльском районе. Ему же принадлежит и прерогатива решать вопрос – быть (хотя бы в перспективе) или не быть на земле самому городу Чернобылю.

Свои стратегические намерения по отношению к Чернобылю и селам района Комбинат, конечно же, не разглашал, на соответствующие запросы отвечал уклончиво, гласность трактовал по-своему. И лишь теперь, когда осуществляются первые попытки уничтожения чернобыльских домов, скрытничать дольше стало невозможно, последовало разъяснение хотя бы для своих, для работающих в системе Комбината.

Это разъяснение появилось в комбинатовской многотиражке «Трудовая вахта» в статье заместителя главного инженера ПО Комбинат В.Комарова. Он сообщает:

«Сегодня, как бы морально ни тяжело было это признавать, радиационная обстановка в Чернобыле такова, что полноценная жизнь человека здесь не может возобновиться в течение десятилетий. …Если серьезно говорить о возвращении данной земли к жизни, то поставленную задачу не выполнить, не очистив ее от строений. Вначале вопрос о сносе касался лишь ветхих домов. Но, с другой стороны, за то время, когда сюда придет нормальная жизнь, все дома станут ветхими, и жить в них, конечно же, будет невозможно. Таким образом, вряд ли стоит что-то сохранять! Такова наша концепция, которая имеет и свое название – стратегия».

Вот какова она, столь тщательно скрываемая два года «стратегическая задача» ПО Комбинат, представляющего в Чернобыле Министерство атомной энергетики. Вот в какую чеканную, судьбоносную для многих тысяч людей форму вылилась вторая, полярно противоположная тенденция в самом подходе к решению проблемы о будущем Чернобыля и всего Чернобыльского района.

Прежде всего подивимся, что такого рода решение, имеющее общегосударственное значение, выносят, оказывается, инженеры временного производственного объединения. По какому праву?

Очевидно, руководители Комбината считают, что не по заключению Академии наук и не правительственным постановлением надлежит решать вопрос, сносить или не сносить с лица земли известный ныне всему миру восьмисотлетний город, а им, хотя, как оказывается, и полновластным, но все же временным правителям Чернобыля. Не от этого ли ощущения временности своей власти в Чернобыле возникла у руководителей Комбината в июне этого года такая спешка в попытках ликвидации Чернобыля – в соответствии с их «стратегической задачей»?

Для начала один дом сожгли. Нам разъясняют: для эксперимента. Странный, между прочим, эксперимент. [2]

Затем по двум улицам самой живописной части Чернобыля – Подола пустили бульдозеры. Сносить дома и там же, во дворах, зарывать их в землю. Сегодня объясняют: это были очень старые дома, настоящие развалюхи. Это неправда. Почти все они были в хорошем состоянии, а из первого десятка уничтоженных бульдозерами три дома были совсем новые, законченные строительством перед самой аварией на АЭС. Зачем же затемнять истину?

Постфактум приходится слышать теперь и второе объяснение: дома эти сносили, мол, тоже «в порядке эксперимента».

Вот с такими двумя «экспериментами» встретились в этом году чернобыльцы. Не было третьего эксперимента. Не было за два с лишним года ни одной попытки провести всестороннюю тщательную дезактивацию (включая, например, замену крыш) хотя бы одной-двух улиц в том же живописном чернобыльском Подоле или в любом другом месте, где красуются не многоэтажные дома центра города, а частные строения бывших жителей Чернобыля, рассеянных ныне по Украине.

Так же, как не было проявлено никакого, хотя бы экспериментального, интереса к обстоятельствам существования 994 колхозников района, возвратившихся в свои села.

Каков в этих селах уровень радиации? Живущим там колхозникам это не очень известно, ссылаются они обычно на то, что работающие в зоне военные дозиметристы будто бы говорят им, что «жить здесь можно, только нужно осторожно». Следует также учесть, что радиационное загрязнение здесь не сплошное, радионуклиды оседали «пятнами», и в зоне есть большие участки с нормальным фоном.

В самом Чернобыле, то есть в 18 километрах от АЭС, в июне, по данным отдела информации Комбината, уровень гамма-фона – до 0,1 миллирентгена в час. Это равно естественному радиационному фону горных местностей и примерно в два раза превышает нынешний постоянный фон в Киеве.

Разрыв этот практически невелик, и проблема не в нем. Проблема в состоянии почвы, т.е. в определении степени ее загрязнения как в Чернобыле, так и в каждом отдельно взятом селе района.

В Чернобыле и в селах района ни «экспериментальной глубокой вспашки», ни «др.мероприятий» никто не осуществлял. Подобные эксперименты проводятся только в городе Припять, возле самой атомной электростанции.

Несомненно также, что сама «пятнистость», пестрота распространения радионуклидов должна обязывать Комбинат к особенно вдумчивому отношению к определению и преданию гласности условий возможного бытия в различных местах зоны.

Должен сделать здесь одну оговорку. Не хотелось бы, чтобы полемическая направленность этих суждений по поводу некоторых граней деятельности Чернобыльского ПО Комбинат читалась как осуждение или недооценка всей его работы. Ни в коей степени не имею этого в виду. Огромная работа Комбината по ликвидации последствий аварии на самой АЭС, дезактивация города Припяти и центральной части Чернобыля, сооружение города энергетиков Славутича обоснованно встречают глубокое признание его заслуг в этом многосложном и высокоответственном деле. В этих сферах деятельности ведомственные интересы Комбината и интересы широкой общественности вполне совпадают.

Критику вызывает то, что лежит вне ведомственной сферы Комбината, т.е. его безразличное отношение к судьбе как самого Чернобыля, так и каждого селения зоны. Комбинату не следует забывать, что Министерство энергетики (ныне это Минатомэнерго) не имеет ни морального, ни юридического права запросто отмахнуться от чувства своей вины перед жителями этого – еще недавно благословенного – края, как и не имеет права ставить на нем черный крест, не исчерпав предварительно всех, до единой, возможностей вернуть его к жизни.

Следует разобраться еще в одном доводе, который приводится в обоснование необходимости уничтожить Чернобыль. В отделе информации и внешних сношений ПО Комбинат нас убеждали, что сносить дома в Чернобыле приходится также и потому, что они находятся в антисанитарном состоянии, так как хозяева в спешке эвакуации не очистили их как следует, даже из холодильников будто бы не всё вынули, а кое-где в комнатах можно увидеть даже дохлую кошку…

Ссылки на нерадивых хозяев здесь неоправданны, тем более что в первый год после аварии им разрешалось изредка приезжать домой и наводить там должный порядок. Многие чернобыльские дома действительно оказались сейчас в антисанитарном состоянии, но не по вине хозяев, а по злой воле мародеров-грабителей, многократно опустошавших эти дома.

Однако нет ничего проще, чем устранение этой обоснованно тревожащей Комбинат антисанитарии ряда чернобыльских домов. Для этого нужно только лишь дать знать эвакуированным хозяевам домов, что им разрешается приехать на день-два в Чернобыль, чтобы привести в санитарный порядок свои дома и прилегающие к ним усадьбы.

Однако такой «эксперимент» не осуществляется. Более того, происходит нечто прямо противоположное. Бывшим чернобыльцам теперь запрещено появляться в своем родном городе. Не дают разрешений. В предшествующие два года, когда уровень радиации в Чернобыле был намного выше, разрешалось, а вот теперь нет. Ни под каким предлогом.

Можно ли уже сегодня ставить вопрос о скорейшем всеобщем возвращении жителей Чернобыля и входящих в зону сел района в свои родные места? Очевидно, нет. Требуется вдумчивая и нелегкая работа, чтобы шаг за шагом готовить такое возвращение. Работа, а не бездеятельность и безразличие.

Больше того, в самом Чернобыле, вероятно, оправданным было бы составить (при непременном участии Чернобыльского райисполкома, так как горсовет Чернобыля упразднен еще в прошлом году) предварительные списки тех подлинно обветшавших и не поддающихся восстановлению домов и дворовых строений, настоящих (а не мнимых) «развалюх»», которые – в целях максимальной дезактивации города – целесообразно снести. Конечно же, с полной, а не только страховой, компенсацией их стоимости. Таких домостроений наберется немного: Чернобыль, невзирая на свои восемьсот лет, город бодрый, моложавый, и дома в нем, как правило, вполне жизнеспособны. Подчеркиваю, с непременным участием райисполкома и в условиях полной гласности.

Между тем, оказывается, что в инстанциях уже рассматривается проект ликвидации Чернобыльского административного района и – соответственно – роспуска райисполкома, райкома партии и других районных организаций и учреждений. Предлагается передать соседнему району семь благополучно здравствующих сел Чернобыльщины, находящихся вне зоны, и на том считать вопрос исчерпанным.

Но как же быть с 994 колхозниками, живущими ныне в зоне? Чьей заботе и чьей юрисдикции будут они предоставлены? Ведь социально-бытовые заботы о них не входят в сферу деятельности Комбината. А попытаться снова выселить их из восстановленных ими родных домов, выселить на этот раз силой… Не могу даже представить, как это можно бы сделать.

Да и обсуждение вопроса о грядущих судьбах Чернобыля и всех сел зоны невозможно представить себе без участия районных, а также областных и республиканских советских и партийных органов.

С пристрастием спросим себя: не является ли поспешной и максималистской с нашей стороны постановка вопроса о необходимости сохранить и попытаться дезактивировать основные домостроения в Чернобыле, сохранить сам город и во всяком случае не торопиться с тайным вынесением смертного приговора ему? Ответ здесь однозначный: отнюдь нет! Какой уж тут максимализм, какая поспешность! Тут уж не опоздать бы, не поставить бы себя в положение пришедших к шапочному разбору на поминки по случаю захоронения навечно города и окружающих его полесских сел.

Не до максимализма тут и не до спешки. Напротив, хочется, чтобы вопросы эти обсуждались и решались вдумчиво и всесторонне, без лихорадочного нагнетания необдуманных бульдозерных мероприятий, без административного упоения определенного ведомства своей якобы неограниченной властью.

Необоснованную спешку проявляет как раз другая сторона, т.е. ярые сторонники незамедлительного уничтожения Чернобыля, причем стремятся решать этот вопрос за закрытой дверью, тщательно скрывая от общественности свои мероприятия по умерщвлению города и всего района. На Украине бытует пословица: «Не спеши впереди батька в пекло». Хочется посойетовать руководителям Комбината принять ее к сведению.

Не могу не сказать в заключение несколько слов о тех, кто «рассудку вопреки, наперекор стихиям» возвратился в свои дома и усадьбы в селах Чернобыльского района. Глядя на их сияющие лица, нелегко решить, как правильнее поступить: обрушиться ли на них с осуждением или радоваться вместе с ними. По правде говоря, давно не приходилось видеть людей таких счастливых, как эти недавние изгнанники, вновь возвратившиеся в свои родные гнезда.

В Чернобыле, как об этом рассказала та же «Трудовая вахта», живет-поживает в своем доме на улице Садовой Владимир Сергеевич Коваленко. Газета написала об этом так: «И вдруг – усадьба, самоуверенно демонстрирующая чистые оконные стекла, через которые просматриваются свежепобеленные стены хаты. Солнечные лучи высветили небольшую металлическую табличку у входа в избу. На ней написано: «Здесь живет и работает хозяин дома».

Эх, привлечь бы Комбинату таких хозяев домов для помощи в реактивации принадлежащих им чернобыльских строений – куда как быстрее пошло бы дело…

Правда, 1988 г., 8.10.

[1] Повністю цю статтю див. під 22 квітня 1988 р.

[2] Як це хан Батий не здогадався пояснювати свої дії «експериментом»?