06.1989 Заложники в своём доме

Наталия Колесникова, Николай Толстик. Могилев

Эхо Чернобыля

«К мужам, принявшая клятву Гиппократа, взываю: не кощунствуйте, обвиняя людей в радиофобии. Если она и наблюдается, те прежде всего от радио, по которому клятвопреступно обманывают народ, убаюкивая его ложной информацией…»

(Из выступления поэта Бориса Олейника на Съезде народных депутатов СССР).

Сколько же их, пострадавших от взрыва в Чернобыле? А это смотря как считать. Если так, как считала на первых порах после чернобыльской аварии высокопоставленная комиссия, состоявшая из биофизиков, медиков и работников агропрома, то в районах Могилевской области пострадало лишь несколько десятков деревень, жителям которых следует, оставаясь в зоне жесткого санитарного контроля, просто предпринимать меры предосторожности.

Но прошло время, миновал самый тяжкий восемьдесят шестой год, потом восемьдесят седьмой – ученые предполагали, что радиационная обстановка улучшится (как говорил, успокаивая местных жителей, один московский гость – «будущим летом я с вами вместе по грибы здесь буду ходить»). Однако ожидания не оправдались. Не сбылись оптимистические прогнозы и в восемьдесят восьмом. Концепция проживания в зоне, принятая в московских кабинетах, рушилась. К концу 1988 года стало ясно, что радионуклидами поражена в Могилевской области территория площадью в 1 430 квадратных километров. Удар пришелся на сельскохозяйственные районы – на пашни и лесные массивы, речки и озера. На многострадальную землю этого края выпали цезий, плутоний, стронций и другие элементы, которым не место там, где люди производят молоко, мясо, растят хлеб и овощи. Выпали пятнами, россыпью, словно кто-то там наверху разбил тарелку, и полетели осколки, а какой куда – непредсказуемо.

Эту разбитую вдребезги тарелку, уже не склеишь, но осколки-то надо найти, чтобы знать, где таится опасность. Три года уже ищут…

В кабинете заместителя председателя Могилевского облисполкома Владимира Матвеевича Иванова мы застали группу специалистов из Института ядерной энергетики. Речь шла о заключении договора на анализ среды обитания в местах, выбранных для строительства новых поселков, где будут жить люди, которым придется покинуть старые дома.

– Мы считаем, что теперь нужно действовать по максимуму, – сказал Владимир Матвеевич, – отселять всех, кто живёт на территории, где невозможна полнокровная нормальная жизнь и производство чистой сельскохозяйственной продукции. Где человек не может съесть огурец с грядки, выпить молока от своей коровы, насушить на зиму боровиков, сварить уху из пойманных на зорьке окуней… Сейчас рассматривается вопрос о переносе 79 деревень – это более 7 тысяч жителей. В целом же областная комплексная программа предусматривает обследование и при необходимости переселение 271 деревни, где плотность загрязнения – от 10 кюри на квадратный километр и выше. На все эти дела, а также на оздоровление людей необходимы почти 3 миллиарда рублей капиталовложений.

Итак, 3 миллиарда рублей… Чтобы справиться с бедой только в одной из областей Белоруссии. Таковы масштабы трагедии, которую во многих кабинетах не прочь бы и приуменьшить.

Те, кто разрабатывает концепции борьбы с последствиями аварии умозрительно, вдали от места событий, обвиняют могилевчан в перестраховке и даже в авантюризме. Они отстаивают куда более скромные цифры.

Оно и понятно: при гигантской прорехе в государственном бюджете 3 миллиарда рублей на дороге не валяются. А судьбы людей чиновничья логика испокон веку не брала в расчет. Так что за отселение каждой деревни Могилевскому обкому партии и облисполкому приходится вести жаркие бои в высоких союзных инстанциях.

Тут необходимо сказать, что кабинетная концепция безопасного проживания на загрязненной территории за время, минувшее со дня аварии, претерпела существенные изменения. Вначале Министерство здравоохранения СССР объявило приемлемыми предельно допустимые дозы облучения в течение жизни в 70 бэр, потом в 50 и, наконец, в 35.

При такой эволюции понятие «концепция» может применяться с большой натяжкой. Встает вопрос: если она так легко изменяется, то какова ее научная обоснованность?

Не следует думать, что специалисты – авторы «концепции» – так уж наивны и невежественны. Их расчеты базировались на цифрах, которые поначалу казались убедительными, и исходили из того, что человек может безболезненно прожить на свете 70 лет, накапливая понемногу в организме дозы радиации. И при 50 бэрах может жить, и при 70… Запаса прочности должно хватить. А хватит ли в каждом индивидуальном случае? Вот это определить трудно. Длительное действие малых доз радиации на организм плохо изучено, опыт Хиросимы и Нагасаки вряд ли пригоден – там радиация носила иной характер. И, как уже говорилось, вырвавшись из реактора, атом повел себя иначе, чем предполагали оптимисты.

И еще – почему кто-то берет на себя решение – сколько нам жить на свете? В этом есть какой-то цинизм – уговаривать людей: пожил, мол, до семидесяти, и хватит с тебя, на большее не рассчитывай.

Город Чериков… Пыльная, плохо заасфальтированная улица привела на центральную площадь. Райком, перед ним памятник Ленину и массивная бетонная трибуна.

У памятника шумела толпа в несколько сотен человек. Первого июня – в День защиты детей – жители Чериковского района решили провести митинг. Вот о чем говорили они, адресуя свои вопросы к местной партийной и Советской власти.

У детей появилась анемия. Неудивительно – многие из них не едят овощей с домашнего огорода, мало пьют молока. Не купаются в речке, не бегают в лес… Все это запрещено. В зоне жесткого контроля дети сидят в школе или в детсаду – чем больше они находятся под крышей, чем меньше глотают уличную пыль, тем безопаснее. На лето их следовало бы отправлять на отдых в чистые места. Отправляют – предлагают путевки на месяц в Дагестан, Казахстан, на Северный Кавказ… Далеко, дорого. Малышам тяжко отрываться от дома, родители подчас отказываются от путевок – месяца все равно мало.

Когда убеждали в безопасности проживания в зоне, делали оговорку: при потреблении чистых продуктов. То есть речь шла о привозном молоке, мясе, фруктах, гречневой крупе. Явно теоретический, на практике невыполнимый посыл! В непострадавших районах Могилевской области имеется молоко, которым можно поделиться с соседями, но нет рефрижераторов для его перевозки, холодильного оборудования в сельских магазинах. Как нет и мощностей для производства сгущенного продукта. Мясо? Можно привезти, но за счет других потребителей, по принципу тришкиного кафтана. Гречка? В Черикове дети не знают, что такое «черная каша». И не только продуктов не хватает, говорили на митинге женщины, колготок и другой одежды для детей в магазинах нет. Тут уж вроде бы радиация ни при чем!

Митинг имел продолжение. Делегация из Черикова отправилась на Съезд народных депутатов СССР и вместе с избранниками от Белоруссии, руководителями республики, Могилевской и Гомельской областей была принята Председателем Совета Министров страны Н.И.Рыжковым. Некоторые важные проблемы удалось оперативно решить. В пострадавших районах Белоруссии будет работать группа специалистов МАГАТЭ и Всемирной организации охраны здоровья для выработки совместно с советскими учеными концепции безопасного проживания. Населению будет оказана помощь продуктами питания, моющими средствами, медицинскими приборами и оборудованием, медикаментами.

Кроме благодарности, многие участники вынесли из встречи и чувства горечи, недоумения. Их высказала в интервью областной газете «Могилевская правда» врач-педиатр из Славгорода, народный депутат СССР Зоя Николаевна Ткачева: «После того как представители Могилевщины и Гомельщины, первые секретари обкомов КПБ В.С.Леонов и А.С.Камай открыто, без недомолвок сообщили руководителю правительства о наболевшем, Николай Иванович признал, что многое из услышанного для него – новость». Вот и возникает вопрос: в чьих интересах «прихорашивать» информацию, которая идет из пострадавших районов через правительственную комиссию руководству страны?

Радиация, как известно, проявляет и обостряет хронические болезни. Это относится не только к сфере медицины. Недальновидность, нерасчетливость, призрачная надежда на авось – наши давнишние беды. Они и вылезают наружу по разным непредсказуемый поводам. Иван Михайлович Максименко, директор совхоза «Знамя», на земли которого пала высокая, местами до 140 кюри на квадратный километр, радиация, рассказал, что когда еще действовала концепция «жить можно и при 70 бэрах», решено было построить новый поселок Майский. Сюда предполагалось переселить людей из наиболее опасных мест. Дома в Майском должны быть электрифицированы и газифицированы. Дровами ведь топить печки не следует – вредоносные частицы проникли в древесину и при ее сожжении в опасных концентрациях накапливаются в дымоходах. Ну, а для детей планировалась новая чистая школа. Но чистая не получилась, потому что и на новом месте обнаружена «грязь», правда, ее поменьше. Не зря говорится – скупой платит дважды. Попытки принять половинчатые решения приводят только к напрасной трате сил и средств.

Как же работает совхоз на своих искалеченных землях?

– План выполняем за счёт тех точек, где можно получить чистую продукцию, – вздохнул Иван Михайлович. – Всё стало много сложнее – затраты труда требуются куда большие, чем прежде. Пришлось изменить севообороты, сеять больше кукурузы, которая «не берет» радионуклиды. Требуется больше минеральных удобрений, чтобы растения не тянули из почвы цезий и стронций.

Что вреднее в продуктах – радиация или избыток химии?!

Ответ тут, наверно, один: сизифов труд получается у крестьянина.

В Славгородском райкоме партии мы эастали расстроенного телефонным звонком второго секретаря Леонида Павловича Бубнова: из Бобруйска завернули скотовоз – шесть тонн свиней забраковано.

– И что теперь делать?

– Кормить чистыми комбикормами, пока хрюшки не станут чистыми.

Почти треть Славгородского района загрязнена. Из 23 тысяч жителей три с половиной, в основном молодые семьи, уехали из родных мест. Уезжали, главным образом, специалисты, механизаторы – те, у которых дом был не собственный, а колхозный, совхозный. На первых порах, под горячую руку, на них глядели как на дезертиров: осуждали, клеймили. Наконец пришло понимание: отселять людей как минимум из пяти хозяйств все равно придется. Не жизнь и не работа в таких условиях!

Геолог Феликс Владимирович Шкирманков, в прошлом искавший урановые руды на Колыме, Чукотке, Охотском побережье, рассказал, что сам с дозиметром в руках обследовал многие дворы в Славгороде и в самых разных местах находил точки, где радиация превышала 60 кюри на квадратный километр [1]. И у себя в саду, и у соседа в малиннике.

– На днях, – говорит Феликс Владимирович, – встретил на берегу речки Прони рыболовов из Могилева. Ловят щук. Я им объясняю: щука – самая радиоактивная рыба, ее брать нельзя ни в коем случае, плотву, красноперку – можно. А лучше вообще не рыбачить…

Запрещена в славгородских лесах охота. Нельзя собирать грибы и ягоды.

Беда еще в том, продолжал Феликс Владимирович, что карты радиоактивного загрязнения составлены весьма приблизительно. Учитывается один фактор, не учитывается другой, принимается во внимание гамма-излучение, игнорируется не менее опасное – альфа-излучение. Своими тревогами геолог откровенно делился с многочисленными комиссиями, приезжавшими в Славгород. Квалифицированность его вопросов не позволяла отмахиваться от проблем, которые он поднимал. Феликс Владимирович заставил себя слушать. Сейчас он возглавляет комиссию райкома по борьбе с последствиями аварии.

Больше двух лет жители, убаюканные речами приезжих авторитетов, молчали, терпели, ждали. Теперь голоса людей, бьющих тревогу, звучат все решительнее. Наконец, заговорили и врачи.

Главный врач Краснопольского района Виктор Константинович Пеньковский рассказал о своих наблюдениях:

– Последствия жизни в зоне сказываются прежде всего на детях. Мы замечаем, что, помимо анемии, у них ухудшается зрение, меняется состав крови, понижается иммунитет [2]. Дети страдают от гиподинамии, недостатка витаминов. Вывозить ребят на три-четыре месяца из зоны не удается. Кроме того, при вахтовом методе, на который из-за недостатка врачей перешли наши медслужбы, нет возможности вести системные наблюдения за изменениями здоровья детей [3]. «Практически здоров» – так записывает в карточке ребенка врач, выхватывая случайные данные. На детальный, углубленный анализ у него нет времени. Ведь в район он прибыл на 7-10 дней.

Не менее сложная картина вырисовывается и с состоянием здоровья взрослого населения. На первый план выступает психологический фактор. Люди волнуются из-за неясности перспектив своей жизни – где жить, строить ли дом, рожать ли детей? Сломан привычный уклад крестьянской жизни – уже не надо, встав поутру, доить корову, кормить кур, поросенка, идти на огород, думать о будущем урожае. Но и бросить свой обжитой дом, ухоженную землю крестьянину трудно. В результате – резкий скачок инфарктов и инсультов у пожилых людей, рост онкологических заболеваний…

Множество аспектов одной проблемы – как жить в зоне и нужно ли там жить? – представало в беседах, которые мы вели в Черикове, Славгороде, Краснополье. В голосах врача и хозяйственника, женщины-домохозяйки и секретаря райкома звучали тревога, боль, горечь и гнев. Но все были единодушны, и это внушало надежду. Ведь совсем недавно, два года, год назад между теми, кого принято обобщенно называть простым народом, и руководством пролегала невидимая разделительная полоса. Клеймили позором коммунистов, покидающих зону, убеждали, вооружаясь аргументами «концепции», что опасность если и есть, то минимальная. Чиновники из Минздрава республики даже утверждали, что курение куда опаснее каких-то там невидимых лучей [4]. И люди от паники переходили к беспечности…

Как же жить дальше, когда произошло прозрение, в результате которого правдивая информация становится общим достоянием и, как следствие, общей на всех уровнях становится борьба за возвращение тысяч людей к нормальной жизни? Этот вопрос мы задали первому секретарю Могилевского обкома КП Белоруссии Василию Севастьяновичу Леонову. Наверно, ответить ему было нелегко. Но он ответил честно, прямо, не щадя самолюбия:

– Я верил ученым. Верил, потому что пока не грянула чернобыльская беда, знал о радиации немногим более того, что проходят в школе и пишут в популярных брошюрах. Специалисты знали больше. Искренне ли они заблуждались, успокаивая нас, не берусь судить. Но доверие к ним подорвано.

Доверие это поколебали данные о том, что радиация, вопреки прогнозам ученых, не убывает. К концу осени прошлого [1988] года таких данных накопилось достаточно. Я прочел несколько серьезных статей, познакомился с материалами английских исследователей, опубликованными еще в 1982 году. Раздумья стоили многих бессонных ночей. Я понял: если мы не хотим, чтобы внуки проклинали нас, медлить нельзя. Во имя здоровья людей следует принять как стимул к действию самый пессимистический прогноз.

Мы истратили более ста миллионов рублей на борьбу с радиацией там, где она была наиболее высока: асфальтировали дороги, дезактивировали почву, дома, привозили, по мере сил, чистые продукты. Не скажу, чтобы это была совсем уж зряшная работа. Абсолютное большинство жителей загрязненных районов удалось уберечь от опасных доз облучения. Тем не менее дезактивировать удалось лишь десятую часть территории сельских районов, при этом ожидаемого снижения радиации не получилось. Оставалось загнать людей в «чистую» клетку, превратить из производителей сельскохозяйственной продукции в потребителей.

За минувшие после аварии два года радиация стала поражать клубни картофеля и корнеплоды. Места, где поначалу было очень «грязно» и совсем «чисто» как бы сравнялись, все стало просто «грязно».

(Тут уместно вспомнить о физиках, которых мы встретили в кабинете зампреда облисполкома В.М.Иванова. По договору, заключенному с ними, работы стоимостью в полтора миллиона рублей будут закончены лишь к 1995 году. До сих пор местными службами в зоне жесткого контроля делается ежесуточно менее 10 проб. Какая уж тут точность картины! Причем разные службы – санитарная, гидромета, гражданской обороны – производят каждая свои пробы, а данные потом «согласовывают». В результате появляются средние данные – как в том анекдоте насчет «средней температуры по госпиталю»).

– Если в эоне, где радиация выше 15 кюри на квадратный километр, меры борьбы и контроля за обстановкой все-таки предпринимались, то там, где ниже пятнадцати, не сделано ничего! В результате многие люди получили здесь большую дозу облучения, чем жители деревень зоны жесткого контроля.

Что же делать теперь, когда мы больше не хотим, не можем закрывать глаза на реальность, как бы ни была она тяжела? Наше решение сформулировано в постановлении бюро обкома и облисполкома, принятом 15 мая 1989 года.

Мы считаем, что люди должны иметь возможность в течение трех-пяти лет покинуть непригодные для жизни места. Кто-то из стариков, наверно, не захочет уезжать, решит доживать век в родном доме. Пусть так, оставшихся будем снабжать продуктами и всем необходимым. Тем, кто уедет, а опросы показывают, что их девяносто процентов, нужно предоставить привычные условия для крестьянствования. Краснопольцы, например, уже избрали себе для жительства места на севере области и начали строительные работы хозяйственным способом.

Если в принципе согласие на претворение намеченного в жизнь в республиканских инстанциях получено (в Белоруссии разрабатывается комплексная программа ликвидации последствий чернобыльской аварии на предстоящие шесть лет [1990 – 1995]), то вопрос о средствах – тех самых трех миллиардах рублей – пока остается открытым. Ясно, что республике в одиночку изыскать их не по силам, нужна помощь страны. Как нужна была помощь армянскому народу, пережившему землетрясение, Башкирии для ликвидации последствий недавней катастрофы. Требуются не просто деньги, а стройматериалы, техника, рабочие руки. Но и деньги тоже – хотя бы для компенсации людям за оставленные жилища.

Ученые подсчитали: максимум за восемь лет расходы на безопасное проживание населения загрязненных территорий превысят затраты на строительство жилья, производственных и социальных объектов в новых, чистых от радиоизотопов районах. Так что экономика, как видите, тоже за отселение.

А главное, зона должна отпустить своих заложников. Дозы облучения, именуясь малыми, принесли им, тем не менее, большие беды.

Люди имеют право жить нормально – так, как они привыкли. Доверяясь природе. Доверяя стране.

Неделя, 1989 г., № 26 (1526).

[1] Дозіметр вимірює дозу опромінення; густину забруденння ним визначити неможливо.

[2] Зверніть увагу : в той час коли московські медичні начальники твердять про відсутність масових уражень, лікар, який безпосередньо працює з людьми, ці масові ураження бачить.

[3] Знову зверніть увагу : якщо московські медичні начальники твердять, що якість медичного обслуговування в зоні поліпшилась, то на місці це обертається вахтовим методом роботи лікарів. Звичайно, начальникам у Москві видніше, яку тенденцію мають процеси.

[4] Не один проф.Р.Гейл отримав із Москви вказівку так говорити.