17. Окончание школы

Олекса Кирий

Шли дни, месяцы, годы. Я подрастал, учился в школе, помогал матери по хозяйству.

Нужда не оставляла нашей семьи, и отец был вынужден снова идти на заработки в кубанские станицы. Вернувшись, он привез с собой помимо заработанных денег много новых песен. В моей памяти осталась одна из его самых любимых, которую он пел очень часто. Вот она:

Да и где ты, милый, делся,

Да где тебя искать,

Иль ты в Ростов нанялся

Мешки с зерном таскать.

Иль ты в Ростов нанялся

Мешки с зерном таскать,

Тяжелые чувалы,

Эх, плечицы болят,

Болит твое сердечко,

В слезах твоя душа,

И заливаешь водку

Стаканчиком вина.

Но не утешить горя,

Летит душа домой,

Жена там, деток двое

И край, тебе родной.

Он напевал эту песню за работой. Пел задушевно, с какой-то особой грустью, которая брала за сердце. Очевидно, эта песня напоминала ему тяжелые дни батрачества на Кубани, откуда он летел сердцем и думами к родному селу, к своей семье.

Я с упоением слушал его рассказы о черкесском народе, о храбрых джигитах в больших бараньих шапках, в легких черкесках с блестящими газырями и острыми кинжалами. Он рассказывал о потомках запорожцев – кубанских казаках, об их обычаях, песнях, танцах.

В моем детском воображении Кубань рисовалась каким-то сказочным краем: золотые степи, лазурные заоблачные горы, сверкающие, как хрусталь, ледники на вершинах Эльбруса и Казбека.

В моей душе рождалось и росло желание попасть на Кубань, увидеть своими глазами все то, о чем рассказывал отец…

Мне исполнилось двенадцать лет, когда я закончил трехклассную сельскую школу. За три года я научился хорошо читать и писать. Читал я, как говорится, запоем и затем уже всю жизнь не расставался с книгами, не мог жить без них. В школьной библиотеке не было книг Гоголя, Лермонтова, Пушкина, которые я не перечитал бы от корки до корки…

Время шло, дела в нашей семье не поправлялись, и отец с матерью порешили наконец отдать меня и моих сестер, кроме маленькой Мани, куда-нибудь внаймы, «в люди».

Вспоминаю самую безрадостную в моей жизни весну. Весело усмехалось яркое солнышко, зеленели луга и поля, сады покрывались белыми цветами, прилетели грачи, а я с сестрами покидал родной кров, прощался с родным селом. Сестры пошли на свекловичные поля к пану Харитоненку, меня же мать решила отвезти в город и отдать в какой-нибудь магазин за «мальчика».

Сколько слез пролил я, расставаясь с родной хатой, с любимым селом, с дорогими сердцу лесами, лугами, ставками! Я взял маленький комок родной земли, зашил его в мешочек и этот мешочек, как талисман, повесил себе на грудь. Поцеловав отца, маленькую Маню, я вышел с матерью на улицу. Мы шли по селу, затем по сосновому бору. Я оглядывался по сторонам, вытирал лившиеся слезы и шептал: «Прощайте, мои поля, огороды, леса. Прощай, мой маленький мостик… Прощайте, мои вербы, мое Дацьковое, и ты, моя Ласийка…»

Из виду скрылась последняя хата села. Впереди тянулся темный сосновый бор. За этим бором где-то притаился большой город, в котором меня ждала новая, неведомая еще жизнь.