5. В чужом огороде

Олекса Кирий

Иногда мне приходилось оставаться дома с маленькими сестрами за няньку.

Мать с вечера готовила нам еду на весь день и приказывала мне не оставлять хаты незапертой, не уходить со двора, не лазить в чужие сады и огороды за яблоками, огурцами и горохом.

Она уходила на поле рано, когда мы еще спали.

В эти дни я просыпался с восходом солнца. Выходил на улицу.

В селе стояла тишина. Нигде – никого. Люди в поле, в лесу, на пастбищах. Дома оставались только старики да маленькие дети.

Делай что хочешь.

По соседству с нашим двором находился огород богатого пана, засаженный картофелем, подсолнухами, огурцами и горохом. За огородом тянулся панский сад, обнесенный высоким плетнем из колючих веток. Охраняла сад старая слепая баба, сидевшая обычно на рядне под яблоней. Старуха ничего не видела, но зато слышала, как мышь.

Мало еды оставляла нам мать на день, да и оставлять-то особо было нечего.

Еще с утра съешь оставленные матерью сухари, ну а потом весь день живешь на птичьих правах: где что клюнешь, то и твое.

Сестрички бродили за мной по двору и хныкали:

– Хлебушка… Огурчика… Яблочка…

Я поглядывал то на панский огород, то на сад, видел там зеленые сочные огурцы, сладкий горох, румяные яблоки и глотал слюни. До огурцов и до яблок рукой подать, да боязно, как бы не узнала мать, что я нарушил ее наказ и лазил к пану.

– А не скажете матери? – спрашивал я сестер.

– Не скажем.

– Побожитесь!

Сестры крестились и повторяли друг за другом, как клятву:

– Ей-богу!

Минуту спустя я уже был за плетнем, на панском огороде, и полз среди кустов картофеля к огурцам и гороху. Я быстро рвал спелочки, прятал их за пазуху и сам ел сколько хотел. Потом возвращался в свой двор и раздавал огурцы и горох сестренкам.

– Яблочка! – хныкали они.

Что ж, можно и яблочка. Снова я полз средь картофельных кустов, через весь огород, к саду. Что за яблоки, что за груши в панском саду! Ветви гнутся от румяных плодов. Я осторожно поднимал голову над плетнем. Под большой тенистой яблоней сидела старуха с длинной клюкой в руках.

Бесшумно, как кошка, я перебирался через колючий плетень.

Чуть треснет веточка на плетне, а старуха уже слышит.

– Кто там? – кричит она, стуча клюкой по земле.

Минуты две я пережидал у плетня. Самые лучшие яблоки – над головой у бабы.

Затаив дыхание, я проползал мимо старухи, взбирался на яблоню, а затем вдруг что было силы встряхивал макушку.

Яблоки, словно крупный град, сыпались на землю, на голову и на подол старухи.

– Кто там?! – свирепела старуха. – Чей ты, шибенник? Чтоб тебя нечистая струсила головой вниз! Вот я тебя, разбойник… Вот я тебе…

Кряхтя, она поднималась с рядна, ходила вокруг яблони, размахивала клюкой. Я был уже на земле, увертывался от длинной клюки и торопливо прятал яблоки за пазуху.

– Где ты, розбышака? Чтоб тебя трясца взяла! – неистовствовала старуха, но я был уже в своем дворе и раздавал сестренкам сочные, сладкие яблоки.

«Кричи, кричи, старая ведьма! – думал я с усмешкой, поглядывая на мать пана. – Ты яблоками свиней кормишь, а мы тут голодные».

– Смотрите ж, маме – ни слова! – с опаской озирался я на сестер.

Те, набив рты яблоками, снова божились и крестились.