В.А.Чивилихин о свойствах
государства чжурчженей
Жарких Н.И.
Образцовым государством цивилизованного мира в представлении автора выступает государство чжурчженей в северном Китае. В истории Китая оно называется государством Цзинь и относится там к весьма распространённому типу государств, созданных иноземными захватчиками, вроде наших варягов:
"Чжурчжэни умели получать и обрабатывать чугун, железо, высококачественную сталь, и эта важная отрасль была государственной монополией. Выплавляли они также медь, серебро, олово, свинец, делали бронзу, знали ртуть, имели службу геологической разведки […] Чжурчжэни умели обрабатывать на изобретённом ими абразивном круге яшму и нефрит, делать керамику и фарфор, льняные и шёлковые ткани, добывать из моря жемчуг и крабов, из рек – рыбу, в лесах – пушнину, кедровый орех и лекарственные растения, включая женьшень – драгоценный корень чжурчженьской медицины; выращивали рис, чумизу, пшеницу, гаолян, просо, коноплю, хлопчатник, разнообразные фрукты и овощи. В 1180-х годах в стране было около 400 000 воловьих упряжек и почти полмиллиона лошадей. Государство набирало мощь, богатело, развивалось, в нём были и обсерватории, и книгопечатни, и больницы.
Их страна носила характер полной самостоятельности – государственной, хозяйственной, национальной, культурной. Другим чем у китайцев было территориальное деление, функции чиновничества, военное устройство, законы. У чжурчжэней провозглашалось равенство населения перед законом, предусматривалась обязательная военная служба, земля находилась в государственной собственности и раздавалась в пользование с уплатой налогов и податей, образование было обязательным для будущих служащих. В специальных школах изучался чжурчженьский язык, который был официально-госдарственным, письменность, история, философия. Число бесплатно обучаемых переводчиков и преподавателей доходило до 3 000 в год.
Ещё до завоевания северного Китая чжурчжэни создали свою письменность, на которой были опубликованы сотни научных трудов по истории, географии, филологии, медицине, астрономии. Выходили сборники стихов и пьес чжурчжэньских авторов на своём языке, сочинялась оригинальная музыка, культивировались народные песни и танцы". [с. 201 – 202]
Прочитавши эти сведения, я чуть было не прослезился: какое это замечательное государство было, что-то вроде современной Голландии… И промышленность у них была, и сельское хозяйство, и транспорт, и культура, и национальная определённость, и демократические законы, и чуть ли не либертэ, эгалитэ и фратернитэ. Как же это так получилось, – думал я с возмущением, – что мы до сих пор так преступно мало знаем о толико совершенном и благополучном государстве!? И я с нетерпением готовился к продолжению рассказа о чжурчжэнях, обещанному автором.
"Организованная Чингиз-ханом орда теперь могла существовать только при условии непрерывных захватнических, грабительских войн, и в этом таилась одна из причин будущего краха его империи. Четыре года Чингиз-хан собирает силы, тщательно готовится, изучает первого, собственно, внешнего противника и, когда всё было предусмотрено, провокационно оскорбляет посла восточных соседей – на его глазах плюёт в сторону чжурчжэньской границы. Это означало войну и войну большую.
И вскоре она грянула. Десятки лет чжурчжэни возводили на своих северо-западных границах укрепления – стены из камней и глины, валы, рвы и крепости, а непосредственно перед нашествием успели подновить все сооружения. Укреплённая линия тянулась на полторы тысячи километров и охранялась специальными войсками, но разве мог в каком-нибудь одном месте пограничного вала слабый отряд сдержать массированный удар орды, собравшейся со всех западных степей?" [с. 220]
Дочитавши до этого места, я, повинуясь мистическому голосу, перескочил сразу на страницу 492, где автор очень ярко и убедительно показал непреодолимость приднепровских Змиевых валов для степной конницы. Что-то здесь не так, – думал я, – или длинные стены и валы непреодолимы для конницы, и тогда они в равной мере спасительны и для русичей, и для китайцев, или они преодолимы и одинаково бесполезны и тут и там. Но тут я вспомнил про основное свойство № 4 и понял, что всё, что ни делают русские, неизменно под пером В.А.Чивилихина обращается им на пользу, даже такие дела, которые для других народов оказываются гибельными. Смекнув это, я стал читать дальше.
"И всё же Субудай не решился атаковать этот защитный вал, опасаясь быстрого подтягивания оборонительных резервов, обошёл укрепления с юга и вырвался, выражаясь по-современному, на оперативный простор.
Яростно сражались чжурчжэни-воины под руководством умелых и опытных полководцев, но в открытом поле, где только и выигрывались войны, Субудай, используя маневренность конницы, умел уклониться от степного сражения, если не был уверен в превосходстве своих сил и успехе, зато учинял жестокую бойню, когда удавалось, исключив всякий риск, создать подавляющее преимущество в численности войск. В самом начале войны перешли на его сторону 100 000 киданей-воинов, и в 1212 г. на сопках Манчьжурии основные цзиньские воинские соединения были разгромлены. Однако у Субудая и других военачальников орды в тот период объявилась одна слабость – они ещё не умели брать городов, и чжурчжэни, героически сражаясь на валах и крепостных стенах, выдерживали долгие осады, распыляли силы врага стремительными вылазками. Субудай досконально изучил китайский и чжурчжэньский опыт осадной войны, внёс в него кое-что своё, однако, не смотря ни на что, война затягивалась. Орда не смогла взять штурмом столицы государства Яньцзина и отошла на запад.
Перед угрозой смертельной опасности правительство приняло меры для сплочения разноплемённого населения государства. Китайцы, кидани и представители всех остальных нечжурчжэньских, даже самых малочисленноых этнических групп страны […] могли не только сделать военную и гражданскую карьеру, но и добиться в условиях военного времени большего […] Вскоре чужеплеменников стали допускать к экзаменам для получения военных чинов, а ещё через год за отличие в боях они стали получать также и титулы, каких до этого удостаивались только чжурчэжни". [с. 220 – 221]
Но лучше бы я не читал! С какой стати целое войско перешло на сторону нападающих? Просто так, без причин такое событие не происходит! Значит, не вполне там была Голландия, раз стала возможной такая грандиозная измена. Наверно, этим киданям жилось у чжурчженей плохо, – рассуждал я по старой историко-материалистической привычке, – вот они и решили искать себе счастья. И точно, через несколько строк я узнал, что, "не-чжурчжэней стали допускать к должностям". Эге! – сказал я себе, – стало быть, хвалёное конституционное равенство, за которое я так полюбил чжурчжэней, вовсе не носило у них характера гражданского равенства, а было обычным, хорошо нам знакомым равенством захватчиков перед лицом побеждённых. В Спарте спартиаты тоже были равны – но не с илотами же! и в древней Персии при Ахеменидах все персы были равны между собой в отношении привилегии занимать государственные посты! да и Рюриковичи все были равны между собой в том, что каждый из них мог претендовать на княжеский стол, на что не мог претендовать ни один посторонний человек! Этаким равенством нас не удивишь… – подумал я и продолжал читать дальше, хотя энтузиазм мой по поводу чжурчжэньской демократии поувял. Но дальше было ещё хуже:
"Государство чжурчжэней удалось обессилить, запугать жестокостями, частично раздробить и полностью изолировать на международной арене. Кроме значительной части киданей, на государство Цзинь одновременно с ордой напали тангуты, с которыми чжурчжэни сражались потом долгие 10 лет, вспыхнуло восстание т.н. 'краснокафтанников'. Китайская Южная Сун отказалась платить чжурчжэням дань сразу же, как только на севере началась эта большая война, и правители Цзинь не смогли больше получать податей ни дипломатическими способами, ни силой оружия. В 1213 г. сунцы официально отказались быть данниками слабеющего государства чжурчжэней, возник зародыш ещё одной большой войны". [с. 220 – 221]
Картина земного рая ещё больше потускнела: значит, не одним киданям жилось плохо, раз в государтве Цзинь свои Стеньки Разины объявились! Да и в международных делах проявились неблаговидные качества, неуместные в идеальной государстве, а именно, стремление захватить южнокитайское государство; да и подати с завоёванных народов цзиньцы, видно, собирали так же, как и монголы, несмотря на всю свою промышленность и сельское хозяйство.
"Цзиньское правительство ещё располагало армией в 1 000 000 воинов, рассредоточенной, правда, в многочисленных гарнизонах и по всем своим очень протяжённым и неспокойным границам. Главные же регулярные части и народные ополчения были брошены на войну с тангутским государством Си Ся, подвижными отрядами западных пришельцев, разбойничающими на больших и малых дорогах, с многочисленными войсками Южной Сун и продажными полководцами, перебегающими от одного хозяина к другому. [с. 226]
Опускаю многие подробности последней войны чжурчжэней. Она была неслыханно жестокой, как все войны, которые вели полководцы степной орды, сумевшие и тут предательством облегчить себс победу – договорились с Южной Сун о союзничестве в обмен на самую богатую цзиньскую провинцию, которую, конечно, потом так и не отдали… […] Многие полководцы чжурчжэней, одержавшие ряд побед над вторгнувшейся степной ордой и несметными толпами подневольных китайских солдат, были наделены талантами военачальников, личным мужеством, патриотизмом, рыцарской честью в высшей степени". [с. 220 – 221]
Довершают крах чжурчженьского рая талантливые, но продажные китайские полководцы, ведущие войну несколько странным образом: они одерживали победы над несметными толпами подневольных китайских (своих, то есть?) солдат. Несмотря на то, что здесь автор явно зарапортовался, не сумев ответить на вопрос, кто и против кого воевал, ясно, что в государстве чжурчэжней шла обыкновенная по средневековым временам феодальная усобица, в которой различные враждующие группировки прибегали к чужеземной помощи.
"Одна из главных причин поражений, конечно, та, что чжурчэжни не могли рассчитывать на стойкую поддержку масс китайского населения, для которых они тоже были захватчиками, хотя чжурчэжни, 5 – 6 поколений коих родились здесь, по праву считали эти земли родиной и сражались уже за своё отечество. Кстати, чжурчэжни в целом не были паразитической, эксплуататорской нацией – по данным археологии, военно-аграрные и крестьянские поселения простолюдинов представляли примитивные жилища с довольно жалким скарбом…
– Да, это был народ-герой, – сказал Любознательный Читатель, а всё героическое в истории нужно человечеству для будущего". [с. 233]
Этим итоговым замечанием автор окончательно запутал меня относительно достоинств и недостатков правления чжурчэжней. С одной стороны, развитая промышленность, с другой – жалкий скарб; с одной стороны – сборники стихов в типографиях выходят, с другой – ненависть порабощённых китайских крестьян; с одной стороны – высокие боевые качества, с другой – измены и поражения… Вся эта путаница демонстрирует, к чему приводят попытки популяризации исторических событий без их социально-классового анализа. Если бы автор хоть немного просветил нас, какие были у чжурчэжней общественные слои, как они образовались и поддерживались, за счёт чего жили и к чему стремились, то вышло бы, вероятно, что чжурчэжни как этническая единица представляли собой привилегированную военно-чиновную верхушку, эксплуатирующую завоёванный китайский народ; тогда становятся понятны измены, подневольность солдат и военная слабость государства. А так получается: от того, что была служба геологической разведки, армия перешла на сторону врагов; от того, что была независимая письменность, полководцы стали продажными, и вообще, от того, что в огороде произрастает бузина, в городе-герое Киеве имеет место дядька.
Я очень мало знал о государстве Цзинь до "Памяти" и немного узнал, прочтя её; но разбор высказываний по этому поводу позволяет доказать тезис: субъективно-идеалистическое мировоззрение В.А.Чивилихина игнорирует социально-классовый анализ исторических явлений. С этим мы и пойдём дальше.