7.06.1841 г. П. А. Плетнёву

Наконец Вы, почтеннейший друг наш Петр Александрович, рассеяли наши беспокойные сомнения насчет долгого молчания Вашего, и, признаюсь, между другими предположениями приходила и грустная мысль: не сделался ли я Вам в тягость своею неосновательностью, изменением предпринятого, докучливостью и проч., но это все мигом опровергалось. Беспокоила мысль насчет здоровья Вашего, и, к сожалению, вышло справедливо. Сохраняйте его, оно многим нужно и очень нужно.

Спешу препроводить последнюю часть «Столбикова», чтобы скорее все кончить. Вас не должно удивить известие для обертки последнего тома. Мы долго обсуживали, рассчитывали, соображали все. Картинки при «Халявском» и объявления уже не нужны будут при «Столбикове», след[овательно], издержки на издание его будут умереннее, а потому вернее выручка и вознаграждение.

По худому сбыту и первоначального «Халявского», заинтересовавшего всех, не удовлетворили и самого г. Фишера, а он издержался на издание «Столбикова». Этот пойдет еще медленнее, судя по началу: на первую часть никто не обратил внимания, что замечается из объявлений книгопродавцев, и Ваше молчание утверждает в том, кто же и прочел, конечно, не нашел ничего заманчивого, как обыкновенно вначале, след[овательно], на последующие части плоха надежда, и тогда вся тягость падет на г. Фишера. Следующие части потребуют новых значительных издержек, не могущих уже ничем вознаградиться.

А потому мы и положили: гораздо осторожнее сделаем, если под справедливым предлогом прекратим издание. Хотя медленно, но все могут вознаградиться и Ваши издержки, в каких Вы, по снисхождению Вашему, не назначаете времени и о числе коих желали бы мы, даже дружбы Вашей, иметь точное сведение. Кроме сего главнейшего, и мое также желание, чтобы г. Фишер не потерпел бы чрез меня каких-либо убытков. Я же прекращением издания ничего не теряю, а приобретаю спокойствие. Не будет случая нашим умникам говорить о мне что-либо, хотя самое лестнейшее. Меня по коже дерет, когда они принимаются разбирать, имею ли ум, способности и т. под. Того и глядя, примутся за наружность, за образ жизни и проч., а мне бы не хотелось, чтобы и имя мое было упоминаемо в их изданиях.

Опять я, против воли и ожидания, попал на язык не только «Сев[ерной] пчелы», но, к унижению моему, даже фельетониста ее. Вот отчего все произошло. Актер Григорьев был здесь в прошлом лете, был у меня, просил участвовать в «Репертуаре», унижая «Пантеон»; натурально, я отказался. Он видел здесь комедию о здешних нравах, принятую очень, и, пожелав позабавить петерб[ургскую] публику, дал ее в свой бенефис. Спроси он у меня, как бы следовало, я ни за что в свете не согласился бы, но я не подозревал ничего, как вдруг читаю, что моя комедия дается. Остановить невозможно, потому что, когда дошло ко мне известие, пьеса была сыграна.

Пьяный Межевич, по вражде с Григорьевым, принял и меня на зубки. Конечно, вздор и точно все ложь, но очень неприятно видеть себя афишируемым каким-нибудь уличным болтуном, который принял дерзость разбирать, имею ли я ум, способности, дарование. Перебрал меня всего и что захотел, то и сказал. И после этого скажут, что у нас нет свободы книгопечатания. После всех таких опытов как не ожидать, что всякий, в хмелю ли, от глупости, от злости и т. под. благородных побуждений, так опишет, украшая все ложью, клеветою, своими суждениями, – и после всего этого писать? Нет! В это время, когда пьяные, буйные, дерзкие мальчишки поднимают шум, визг, писк, можно ли говорить о чем-нибудь? Благоразумие велит замолчать.

Не подозревайте меня, что я впал опять в расстройство душевное или раздражен. Поверьте, так спокоен и хладнокровен, как нельзя более, и даже с большою забавою читал фельетон «Сев[ерной] пчелы», знав даже по афишам, что пьеса принята и несколько раз уже играна и что Межевич все наврал от злости на Григорьева, но приятно ли впадать в руки таких судей?

И не фельетон «Сев[ерной] пчелы» (это бы уже была ему отличная честь, которой он не достоин) заставил нас на это решиться, но именно расчет, расчет, веденный соображаяся с издержками г. Фишера, нам известными ходом продажи, за которою мы по газетным объявлениям следуем с самого начала, все это долго заставляло нас обдумывать, долго, здраво, хладнокровно. И мы не имели в виду своих выгод, а только и предполагали получать суждения, подобные вышедшим от злых людей и могущим еще быть. Вновь вышедших «Библ[иотеки для чтения]» и «Отеч[ественных] записок» мы еще не получали, но уже ожидаем о 1 кн[ижке] «Столбикова» многого. Одним словом, беспокойство, что другие для нас значительно тратятся, и удовольствие быть судимым злыми дураками – вот мое единственное приобретение.

Руководясь дружбою Вашею, скажите: не справедливо ли наше решение?

«Современника» я в свое время получил все книги за прежние годы, они останутся у меня в целости на память. 2-й кн[ижки] сего года еще не получал. Почта шалит крепко. Некоторых журналов не получая, сам войду к ним с требованиями. Все свободное время посвящаю «Современнику». Не знаю, «Мемуары» ли или что другое, но будет высылаемо для следующих книжек. Преданней[ший]

Григор[ий] Квитка

Примітки

Вперше надруковано у зб. «За сто літ», кн. V, с. 72 – 73.

Увійшло до зібрання: Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори у шести томах, т. 6, с. 627 – 630.

Автограф зберігається: ІРЛІ, ф. 234, on. З, од. зб. 291, арк. 61 – 62. На листі дописка П. Плетньова: «Получ[ено] 6 авг[уста] 1841 в Гельс[ингфорсе]. Отв[ечено] 18 авг[уста] 1841 в поезде».

Подається за автографом.

… попал на язык не только «Сев[ерной] пчелы», но… даже фельетониста ее. – йдеться про негативну театральну рецензію критика В. С. Межевича в «Северной пчеле», 1841, 23 травня, с. 441 – 442, на постановку «Шельменка-денщика» в Александринському театрі (травень 1841 р.).

… участвовать в «Репертуаре», унижая «Пантеон»… – Журнал «Пантеон русского и всех европейских театров», який почав виходити у перших числах січня 1840 р., ставив за мету висвітлювати театральне життя як у Росії, так і в усій Європі. На де ж претендував створений роком пізніше «Репертуар русского театра». Виходячи з конкурентних міркувань і знаючи про добрі взаємини Квітки-Основ’яненка з редакцією «Пантеона», актор П. І. Григор’єв прагнув залучити Г. Ф. Квітку-Основ’яненка до участі в роботі нового театрального журналу.

Он видел здесь комедию о здешних нравах… – Постановку комедії «Шельменко-денщик» в Харківському театрі Григор’єв І бачив під час своїх гастролей на початку 1840 р., а в травні наступного року у Александринському театрі відбувся бенефіс актора у цій же п’єсі.

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1981 р., т. 7, с. 310 – 312.