10. Рассказ о древних амазонках

Даниил Мордовцев

Клеопатра, любимая дочь Митридата, раненая при Херонее и тем, по своей женской слабости, способствовавшая тому, что Митридат из-за нее потерял первую битву с римлянами, не могла простить себе этой слабости.

– Это позор! – металась она в лихорадочном жару, когда отец ее собственноручно, при помощи старого Фокиона, перевязывал ей раненую руку в своей каюте на корабле, возвращаясь из Греции со всем флотом и понтийским войском в Синоп. – Мне стыдно будет смотреть в глаза моим амазонкам.

– Ничего, дочь моя, – успокаивал ее Митридат, – когда заживет твоя рана, она же не смертельная, то ты в первой же битве с Суллой и обжорою Лукуллом докажешь свое мужество и отмстишь за Херонею и за свою рану. Я же постараюсь приобрести новых союзников в гелах и легах [По Плутарху].

– Уж не по способу ли, описанному у Геродота? – улыбнулся Фокион.

– По какому способу? – спросил Митридат.

– Как! Ты, мой лучший и способнейший ученик, не читал Геродота! – немножко вспылил старый учитель.

– Ты же знаешь, дорогой наставник, что я с детства не охотно читал этого «отца истории», – успокаивал его Митридат, – в нем много басен, сказок, много невероятного. Зато я страстно любил Фукидида и Ксенофонта. Я с жадностью перечитывал, бывало, «Анабазис» последнего, особенно где он описывает проход его войска через мои теперешние владения, по землям халибов, таохов и фазиан… [По Ксенофонту IV, 6.] Так о каком способе у Геродота ты заговорил? – спросил он, окончив перевязку раненой руки дочери и дав ей успокоительного питья.

– При царевне это не совсем ловко говорить, – шепотом отвечал Фокион. – Вот выйдем на палубу, и я напомню тебе рассказ Геродота.

Клеопатра, после успокоительного питья, скоро заснула, и Митридат с Фокионом вышли на палубу.

Понтийская флотилия двигалась стройно при попутном ветре. Вдали уже виднелись, словно облачка, дымчатые очертания острова Лемноса. Пурпурные паруса царского корабля «Дафны», горели еще большим пурпуром от багрового заката солнца. Чайки, видимо, собирались на ночлег и пронзительно перекликались в воздухе. На одном из дальних кораблей матросы тянули заунывную песню таохов.

– Что, верный Артос, успеем к утру войти в Геллеспонт? – спросил Митридат своего главного кормчего, начальника-триерха не только царской триремы, но и всех триерхов понтийского флота.

– Если Эол, которому царь приносит жертвы, будет милостив к царю, – отвечал не веривший в Эола колх.

– Так что болтает Геродот, чего нельзя говорить при моей дочери? – напомнил Митридат своему учителю о его обещании.

– Геродот в четвертой книге говорит, – начал Фокион, – что когда греки в отдаленные времена, еще задолго до Геродота, воевали с амазонками, которых скифы называли ойорпата, «убийцами мужей», от скифского слова «ойор» мужчина и «пата» убивать, так когда греки воевали с амазонками, последние были побеждены в сражении, данном на берегах Фермодонта…

– О, это в теперешних моих владениях, – заметил Митридат. – Фермодонт моя река.

– Твоя, царь, конечно, – кивнул головой Фокион.

– Ну, что ж амазонки? – спросил Митридат, заинтересованный рассказом старого учителя.

– Так вот, разбив амазонок и взяв многих в плен, греки отправились на родину, увозя с собой на трех кораблях своих пленниц. Но амазонки и в плену не дремали. В открытом море они взбунтовались и перебили всех греков, находившихся на кораблях.

– Однако! Если только это не сказка, – усомнился Митридат.

– Зачем сказка? Ведь царевна Клеопатра, я сам видел, на всем скаку поразила стрелой горного тура и потом раскроила ему лоб «сагарисом», [Боевая секира. Страбон, X, 5. ] – возразил Фокион.

– Да, моя девочка чистая амазонка, – с гордой радостью сказал Митридат.

– Вся в отца… Настоящая Диана-Афродита, – согласился Фокион. – Так вот, перебив всех своих победителей, амазонки очутились в безвыходном положении. Не зная употребления и действия ни рулем, ни веслами, ни парусом, они и отдались на волю стихий, и, наконец, южным ветром прибило их к тому берегу Меотийского моря, где находятся Кремны [По Геродоту – V, 110.], на земле свободных и кочующих скифов. Сойдя с кораблей, амазонки и отправились искать жилых мест, да на пути и захватили пасшийся в степи табун скифских лошадей, сели на них и, напав на кочевья скифов, стали грабить их кибитки на колесах и имущество. Понятно, скифы были поражены… Что это за женщины? Откуда они взялись? Одеяние на них невиданное, речь непонятная… Все это, казалось скифам, юноши и при том однолетки. Но надо было защищаться от этих опасных юношей. Скифы вступили с ними в бой. Амазонки защищались отчаянно. Но все же некоторые из них были убиты и остались на месте битвы. Тут только, на мертвых амазонках, скифы, к невыразимому удивлению, убедились, что это женщины!

– Понимаю удивление этих варваров! – улыбнулся Митридат. – Ну?

– После этого боя скифы начали советоваться, что предпринять? И согласились не убивать этих странных, но отважных воительниц, и решили послать к ним самых молодых из своих воинов и в таком, приблизительно, числе, сколько, по их расчету, находилось в бою амазонок. Отряд молодых скифов должен был расположиться лагерем как можно ближе к тому месту, где они найдут странных женщин, и делать то, что и те будут делать: если эти женщины станут наступать, то не сражаться с ними, а отступать; если же женщины остановятся, то молодые скифы должны расположиться еще ближе к ним.

– Скифы, я вижу, не дураки, – заметил Митридат, – этим степным варварам захотелось, конечно, иметь детей от таких мужественных женщин.

– Царь угадал совершенно верно, – согласился Фокион. – И вот случилось то, чего хотелось скифам. Когда амазонки увидели, что молодые скифы пришли не нападать на них, а как бы заискивать их расположения, то природа взяла свое: молодых скифов потянуло к молоденьким амазонкам, и у амазонок сердца оказались не каменными… Скифы заметили, что амазонки уходили иногда в сторону, то одна, то но две их, понятно, для естественных потребностей. Как-то вскоре, когда одна из них возвращалась к своим, один молодой скиф подошел к ней и знаками показывал, что хочет ласкать ее… Амазонка не оттолкнула его, отдалась ласкам мужчины и…

– Sapienti sat, – улыбнулся понтийский царь.

– Именно, – согласился Фокион.

После того амазонка, не понимая языка скифа, жестами и телодвижениями дала ему понять, что желает, чтоб и на следующий день он пришел на это же место и привел бы еще одного из своих товарищей, и что и она вновь приведет с собой одну из подруг…

– Понравилось! – рассмеялся Митридат, да так громко, что Клеопатра в каюте проснулась и попросила пить.

– О чем ты, отец, хохочешь? – спросила Клеопатра, когда Митридат вошел к ней в каюту.

– Да там Фокион рассказывал мне нечто смешное о древних амазонках, которые жили еще до Александра Македонского.

– А что такое? – полюбопытствовала Клеопатра.

– После, девочка моя, расскажу, когда совсем выздоровеешь, а теперь усни хорошенько, – уклонился от рассказа царь Понта и снова вышел на палубу.

– Как красиво сверкает Гемма в Короне, – заметил Фокион, любуясь звездным небом.

– Да, – согласился Митридат. – Но Боотес далеко затмевает Гемму своим Арктуром… Теперь я понимаю геродотовский способ привлекать союзников… Что ж! Амазонки моей Клеопатры, полагаю, не прочь будут этим же способом завербовать в мое войско гелов и легов, они же такие красивые и мужественные воины… А что же дальше было с теми амазонками?

– То, чего требовала неотразимая природа: оба лагеря, и молодых скифов, и амазонок, стали жить совместною жизнью, или, как сказано у Геродота, «они стали жить сообща, каждый мужчина с женщиной, с которой он имел первое сношение». Но что удивительно, по словам Геродота, это то, что скифы никак не могли усвоить себе язык амазонок, тогда как амазонки «живо привыкли к языку скифов».

– Женщины то же, что дети, – заметил Митридат, – дети необыкновенно быстро усваивают язык матерей… Так и женщины вообще.

– И мне так кажется, – сказал Фокион. – Еще мне кажется, что женщины, как и малые дети, всегда настоят на своем. Так и амазонки настояли на своем. Скифы говорят им: у нас есть родители и богатства; перестанем жить так, как теперь живем, и переселимся к нашим гражданам. Мы будем иметь только вас нашими женами. А амазонки на это им: мы никогда не могли бы жить с женщинами вашего племени; наши обычаи уж очень различны. Мы привыкли употреблять лук, метать дротики и ездить верхом. Женские занятия нам неизвестны. Ваши же женщины, напротив того, не делают ничего такого, что мы сейчас сказали; они занимаются исключительно женскими работами и сидят постоянно в своих кибитках-повозках, не ходят на охоту и никуда не показываются. С ними мы не можем жить вместе. Но если вы желаете, чтобы мы остались вашими женами, и хотите поступить справедливо, то отправьтесь к вашим родителям, потребуйте вашу часть состояния и возвращайтесь жить с нами отдельно от них. Молодые скифы поступили так, как им сказали амазонки, и, получив свою долю из богатства родителей, возвратились к амазонкам. Но последним и этого было мало. Они сказали своим мужьям: нам страшно продолжать жить в этой стране после того, как мы отняли у вас ваших родителей, а раньше так часто опустошали ваши поля. Но так как вы дорожите нами, как вашими женами, так вот что сделайте вместе с нами: оставим эту страну, перейдем Танаис и будем жить но ту сторону реки. Скифы на это согласились. Переправившись через Танаис, они шли от этой реки к востоку три дня и три дня от Меотийского моря к северу и, придя в то место, где и теперь живут, основали свои поселения. [Геродот, IV, 110-116.]

– Вижу, что женщины, как всегда, настояли на своем, – заметил Митридат. – Так и моя Клеопатра с детства твердила: «буду амазонкой» и стала амазонкой. Но она, кажется, бредит, надо взглянуть.

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 51 – 57.