23. Битва в устье Фазиса

Даниил Мордовцев

Митридат, действительно, приближался к Фазису, рассчитывая врасплох напасть на почти беззащитный, как ему донесли, римский флот.

Но он ошибся. Он не знал, что легионы Помпея находятся в нескольких часах перехода к Фазису.

Когда Помпей с легионами и пленными, а равно заложниками от иберов и албанцев, прибыл к своему флоту и вступил на палубу триремы навмарха, он поражен был гигантскими размерами кораблей Митридата, подходивших к устьям Фазиса, где в узком, но очень длинном порту, укрывался римский флот.

Скоро с палубы триремы навмарха Помпей мог различить исполинскую фигуру царя Понта и около него стройную фигурку Клеопатры. Флот Митридата шел на всех парусах, и Помпей понял, что ему предстоит жестокая битва с врагом, у которого такие гигантские корабли, что, в сравнении с римскими, последние казались маленькими морскими судами рыбаков или пиратов.

Но эта разница во флотах и послужила в пользу Помпея.

Скоро он и Сервилий заметили, что флот Митридата перестал двигаться вперед.

– Я так и знал, что это случится, – весело сказал Сервилий.

– Что случится? – спросил Помпей.

– Да вот это самое. Гиганты Митридата наткнулись на мель, дальше ни шагу! Фазис нанес столько с гор и долин илу и песку, что засыпал наносным илом вход в фазийский порт, и только наши мелкоходные корабли могли перейти через отмели, а кораблям Митридата дальше нет ходу, – говорил Сервилий, замечая тревогу на понтийских кораблях. – Слишком велики ложки у Митридата, в рот не лезут.

Но эта неудача не остановила Митридата. С каждого его корабля были спущены на воду небольшие лодки, в которые и помещались воины, посколько каждая лодка могла вместить их. Дикари же, скифы, сарматы, язиги, роксоланы и яксаматы, прямо бросались в воду и вплавь направлялись в порт, к римским кораблям.

Митридат и Клеопатра помещались в особой, ярко раскрашенной лодке.

Вдруг в воздухе, со стороны кораблей Митридата, зашипели и завизжали огненные змеи, летевшие на крайний римский корабль, стоявший у выхода из порта в море.

То был знаменитый «греческий огонь», который бросали на римский флот метательные машины с трирем Митридата.

Вскоре крайний римский корабль стал загораться. Тогда бывшие на нем воины, по примеру дикарей, побросались в воду и вступили с последними в рукопашный бой. Но скоро и с той, и с другой стороны стали раздаваться вопли.

– В воде чудовища! Спасайтесь! – кричали римские воины.

Некоторые скрылись под водой, увлекаемые невидимыми чудовищами.

Между скифами и сарматами тоже слышались крики.

– О, Перуне! О, Свароже!

Римский корабль между тем пылал, как костер. Но до дальнейших кораблей Помпея метательные машины не в силах были добрасывать «греческий огонь».

Воины нескольких понтийских лодок успели высадиться на берег и вступили в бой с римлянами.

Клеопатра, узнав, по блестящим латам и другому вооружению, на статном коне под легионным орлом Помпея, прицелилась в него из лука, упершись правой ногой в борт лодки. Но Помпей следил за нею, и когда стрела Клеопатры со свистом понеслась прямо на вождя римлян, Помпей уклонился, и стрела как бы с сердитым плачем скользнула по чешуе лат римлянина.

– Non habet, virgo! – громко рассмеялся Помпей.

– Habet! – крикнул стоявший около дочери Митридат, бросая в Помпея свое копье.

– Non habet! – отвечал последний, когда копье Митридата было перехвачено щитом старого Корвуса.

– Habet! – оказал он, посылая копье прямо в голову Митридата.

Копье Корвуса пронизало верхушку его шлема, но головы Митридата не коснулось.

Между тем римляне, отбивая натиск понтийских воинов, ломившихся на берег, успели оттеснить их к воде.

С обеих сторон берег укрывали уже трупы понтийцев и римлян.

Но быстро наступившая ночь прекратила битву. Это была мрачная осенняя ночь.

«Греческий огонь», однако, сделал свое дело: загорелся и второй римский корабль.

Боясь пожара всего флота, Сервилий продвинул его в самую глубь устья Фазиса, куда не достигал «греческий огонь».

Митридат, возвратившись на свой царский корабль, быстро начертил в уме план дальнейшего сражения. Он видел, что, по превосходству его флота, Помпей не примет морского сражения. Оставалось задавить римлян на суше теми громадными массами скифов, сарматов и прочих союзников, которыми он располагал. Предстояло сделать обходное движение с левого берега Фазиса, в тыл римлянам. Ночь он употребит на высадку, при помощи всех имеющихся в его флотилии лодок, всех союзников в таком месте морского берега, откуда римляне будут окружены с трех сторон «варварами», которые и загонят их в реку с ее страшными неведомыми чудовищами, а его собственные воины, понтийцы, ударят в тыл или в лицо римлянам, смотря по ходу битвы.

Но и Помпей не менее быстро сообразил риск своего положения: он верно угадал, что Митридат именно так поведет дело, как уже с вечера подсказал ему его военный гений.

– Море для нас – верная гибель, – сказал он Сервилию, – морской битвы мы не можем принять… Открытое море для нас могила. Но мы на суше изловим этого понтийского льва, хотя бы силы его и его «варваров» превосходили наши силы в десять раз. Мы должны укрыть наши корабли.

– Где же мы укроем их от «греческого огня», который Митридат будет бросать в нас малыми метательными машинами не с кораблей, а с лодок, прямо нам в лицо? – с тревогой спросил Сервилий.

– Мы поплывем вглубь Кавказа по-суху, – отвечал Помпей. – Я решил отступление, другого выхода нет… Ночь велика… Мы потянем наши суда волоком, и к утру «греческий огонь» будет им не страшен. Но чтоб облегчить наше отступление, мы все излишние тяжести: золото, все сокровища и всех пленных сейчас же отправим к квестору Афранию, в Артаксату.

На том и порешили. Все легионы принялись за работу. Корабли задолго до полуночи были повытасканы на берег при наивозможной тишине. Тяжести и пленные тотчас же были отправлены в Артаксату, и отступление началось [Об этом способе волока судов Помпеем через Кавказ говорит Julius Solinus в своих «Collectaneae rerum memorabilium», XIX, 4].

Каково же было изумление Клеопатры, Фокиона, Гая Постума, виночерпия Мосхина, египтянина Радамы и навмарха из колхов Артоса и ярость Митридата и скифа оруженосца Яра, когда утром они увидели опустевшее устье Фазиса, где дымились только остовы двух римских кораблей, сожженных «греческим огнем», а римлян не было!

– О, римская ехидна! – рвал на себе волосы Митридат. – Но я же дождусь тебя! Не по воздуху же ты перелетишь с своими жалкими лодчонками в твой волчий город, в котором волки вскормили ваших первых царей.

Неистовствовал и Яр. Он столько добычи сулил своим соотечественникам скифам, и вдруг добыча ушла!

– О, Перун! Пошли ты на них громы твои! – бесновался он.

Клеопатра выражала свое разочарование по женски, слезами.

А брошенные остовы римских кораблей продолжали дымить.

Фокион всеми силами старался утешить своего бывшего ученика.

– В истории нашей Эллады было славное, геройское отступление десяти тысяч эллинов с Ксенофонтом, – сказал он, – это «Анабазис»… А новое отступление Помпея, его «Анабазис», бесславное бегство! Но он и в Тартаре не спрячется от царя Понта.

Когда Митридат и его приближенные съехали на царской лодке на берег, то около тлевшего остова корабля они увидели на берегу воткнутый на острие копья клок пергамента. На пергаменте было написано:

«Когда Митридат беспечно спал в объятиях Морфея, Помпей с своими легионами, под кровом ночи, благополучно вышел в море. Vae Sinopae! Гней Помпей».

Митридат поверил.

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 106 – 110.