22. Помпей плывёт в Колхиду
Даниил Мордовцев
Помпей, действительно, двигался в этом направлении.
Обремененный богатою добычей и пленными, он направлялся к своему флоту, чтоб сдать на корабли лишнюю тяжесть и награбленные несметные богатства и встретиться, наконец с Митридатом, который, по дошедшим до римлян известиям, возвращался из Пантикапеи в свое Понтийское царство.
Величие Кавказских гор, их дикая красота, недоступные великаны с вечными снегами на вершинах, шумные горные ручьи, невиданные звери, невиданные люди, все это поражало римлян и воспаляло пламенное воображение Помпея.
– Страна чудес! – говорил он Ауфидию, своему старому учителю победитель иберов и албанцев. – Тут были и Язон, и Медея… Но меня больше всего волнует сказание о Прометее, хотя это и миф [Аппиан говорит, что Помпею «очень хотелось видеть место, где страдал Прометей, как об этом повествуется в истории о походе аргонавтов, о Диоскурах и Геркулесе». – Prooemium. «De Mithrid», 103].
– Не миф! – возражал неисправимый мечтатель, Ауфидий, в голове которого сидела вся греческая и римская мифология. – Ферекид говорит даже о родословии Юпитерова орла, который за день пожирал печень Прометея, а за ночь она вновь выростала… Орел этот родился от Тифона, сына египетских Себа и Нуты, и от матери Эхидны. Этого страшного орла, сжалившись над Прометеем, Геркулес поразил на смерть своею стрелой [Ферекида «Fragmenta», 21, 33].
– А когда жил этот Ферекид? – полюбопытствовал Помпей.
– Около 350 или 360-ти лет до наших дней. А у Аполлония Родосского говорится, что когда аргонавты подплывали к Фазису, то видели вечером, как высоко над их кораблем летел этот орел с большим шумом под самыми облаками, и от взмахов его крыльев, величиною с весло триремы, надувались паруса их корабля… Там, где капала на землю кровь из печени Прометея, от этой божественной крови выросли цветы, из которых Медея добывала лекарство, имевшее чудодейственную силу: кто, бывало, смажет тело этим лекарством, то оно становилось неуязвимым ни для меча, ни для пылающего огня. Рост Прометеева цветка, покоящегося на двух стеблях, достигает двух локтей, а цветом он похож на корикийский крокус, а корень его такого цвета, как свежее мясо [«Αργωναυτικά», III, 828].
– Вот бы нам такого лекарства, – добродушно заметил старый легат Кай Ригор.
Они, Помпей и его свита, сидели у подножия одной скалы в Колхиде, на дневном роздыхе этого трудного пути.
– За что ж Зевс так жестоко наказывал Прометея? – спросил старый Корвус.
– А за то, что Прометей, сотворив людей из земли и воды, похитил у Зевса божественный огонь и, скрыв его в стебельке растения, вложил в созданных им людей, а Зевс, узнав об этом, велел приковать Прометея здесь где-то к скале. А Геркулес потом, убив орла, освободил Прометея от оков.
– Куда же потом девался Прометей? – допытывался Корвус.
– Это известно только богам, – отвечал Ауфидий. – Но Геркулес, освободив Прометея, вместо него представил Зевсу бессмертного Хирона, которому надоела вечная жизнь, и он хотел умереть за Прометея [Аполлодор «Bibliotheca», I, 7; II, 5].
Вмешался в разговор и Сервилий, все время молчавший.
– В последний раз, когда я был в Риме, – заговорил он, – мне Цицерон читал свои «Tusculanea», и там в одном месте, я помню, говорится: «Это жестокое страдание, взывает к богам Прометей, страдание, длящееся целые века, ужасные века! сочит мою кровь, которою и питаются горы Кавказа [Цицерон. «Tusculanea», II, 10].
– Какие века! – покачал головою Ауфидий. – Тысячелетия!
Помпей, слушая все это, добродушно потрепал по плечу своего старого учителя.
– Старый ребенок! – сказал он ласково. – А не с тобой ли мы читали когда-то Геродора Гераклейского, который говорит: довольно странно то, что рассказывают про оковы Прометея. Прометей был когда-то царь скифов, и так как он своим подданным не мог доставлять всего необходимого для жизни, вследствие разлива Аэта, то скифы и заковали его в цепи, а когда пришел туда Геркулес, не хуже нас бродивший по свету, то и отвел реку в море, и освободил поля скифов от вод Аэта. А ты сам, мой благородный наставник, знаешь лучше меня, что «орел» по-гречески Аэт (άετός). Отсюда и миф об орле Зевса [Herodotus Heracleensis. Fragmentum 23].
Но старый младенец-мечтатель не сдавался. Он даже вскочил на ноги, и, ероша седые волосы, стал горячо протестовать.
– Это твердят риторы, ни во что неверующие! – пискливо кричал Ауфидий. – Им бы хотелось даже богов осязать руками, как они любят осязать золото, своих вещественных богов!.. А Дурис Самосский ученее Геродора Гераклейского, и, оспаривая Гезиода, писал: Гезиод говорит, что Прометей был скован, и в наказание за похищение огня с неба Зевс повелел своему орлу терзать печень похитителя. А Дурис доказывает, что Прометей был наказан за то, что влюбился в Афину. Поэтому кавказские народы не приносят жертв ни Зевсу, ни Афине, так как они виноваты в том, что Прометей отдан был на мучение. Геркулеса же эти народы уж слишком даже почитают за то, что он своей стрелой убил Зевсова орла [Duris Samis. Fragmentum 19; Müller. Fragmenta hist. graec., т. 2].
Но реальный ум Помпея не мирился с мифами и сказками. Он и своим государственным богам оказывал только наружно почести, но в душе поклонялся только силе, разуму и знанию.
– Блаженна твоя вера, мой дорогой наставник, – сказал он. – С этою верой ты спокойно отойдешь в область Аида. А если уж нужно истолковать миф о Прометее, то я скорее предпочту толкование Аристоксена Тарентского, который говорит, что человек Прометей… Ведь ты знаешь, что значит Προμήθεια?
– Еще бы! – горячился мечтатель Ауфидий: – Προμήθεια – providentia.
– Именно, провидение… Так Прометей, по толкованию Аристоксена, произошел от божества провидения и от Минервы, так сказать, небесной мудрости. Божеский огонь, будто бы похищенный Прометеем, это душа человека, вдохнутая в него божеством. Оттого простолюдины и говорят, что душа украдена с неба [Aristoxenes Tarentius. Fragmentum 92; Müller. Fragmenta hist. graec., т. 2].
Старик Ауфидий, у которого в юности Помпей учился поэзии, истории и декламации, и которого любил и уважал, как отца, никогда не расставался с своим даровитым учеником и сопутствовал ему и в этом походе. Но в Артаксате он заболел, и Помпей оставил его там на попечении Афрания, а потому он и не присутствовал в обоих сражениях, данных Помпеем сначала Сотису, брату албанского царя Оройза, павшему на поле битвы от руки Помпея, а потом и Оройзу с Артоком и их соединенным силам. Уже на последнем переходе легионов через Колхиду Ауфидий прибыл к войску под почетною охраною воинов Тиграна.
– Нет, не отнимай у меня моих богов, моих верований, – сказал он горячо. – Без них весь мир, вся природа будут для меня мертвою картиной, не говорящей ни уму, ни сердцу… Лучезарный, светоносный Гелиос, восходящий на заре на лазурное небо, будет представляться мне раскаленным, но мертвым шаром, брошенным кем-то в небесные выси. Ночью кроткая, бледноликая Селена будет казаться мне тем же мертвым шаром, только холодным. Моря без Посейдона и Нереид, ручьи без Нимф, леса и поля без Сатиров и Пана, Аид без божеств, без Харона, без Ахерона, Флегетона и Леты, Олимп без Зевса, все небеса без небожителей, о, вечные боги! да, это смерть для души, храмы без богов, жилища без людей!.. Это ужас пустыни!.. Да и в пустыне раздаются рыкания льва, двигаются пески пустыни от дыханий ветра, от дуновения божества… Леса без говора птиц… преступление без Немезид… любовь без ответа… О, пощадите меня, вечные боги, от такого ужаса!.. Кавказ без Прометея! Да это человечество без истории, Рим без его прошлого, вселенная без жизни!.. Нет, нет! Оставь мне мои верования, оставь!.. О, светоносный Гелиос! – поднял он руки к ярко горевшему солнцу. – Какой я был плохой учитель! От моих наставлений ничто не запало в душу Помпея!
– Успокойся, дорогой учитель, я не хотел огорчать тебя, я не буду отнимать у Кавказа его Прометея, у Олимпа Зевса! – говорил Помпей, сажая около себя огорченного Ауфидия.
В это время из-за соседней скалы, мимо которой шла горная дорога к морю, показались всадники.
– Я вижу, это гонцы от Сервилия, – сказал Помпей.
Всадники приблизились и сошли с коней.
– Боги да хранят вождя Рима и победоносного императора, – сказал один из всадников, подходя к Помпею.
– Какие вести? – спросил последний.
– Навмарх Сервилий прислал нас, чтобы доложить тебе, что в море, на горизонте, показались корабли: навмарх считает их флотилиею Митридата.
– Наконец, боги посылают мне случай стать лицом к лицу с хвастливым царем Понта, – радостно сказал Помпей. – Велите трубить выступление.
И тотчас завыли легионные трубы.
Примечания
По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 101 – 106.