14. Хвастовство Лукулла

Даниил Мордовцев

Едва присутствующие заняли места, как рабы по знаку Цезаря, стали наполнять чаши вином.

– Возлияние богу пиршеств и веселья, сыну Зевса и Семелы! – возгласил амфитрион.

Возлияние Бахусу-Дионису было совершено.

– Здоровье победителя понтийского царя Митридата Эвпатора! – снова возгласил Цезарь.

– Мы выпьем пока за здоровье благородного Люция Лициния Лукулла, – возразила Клио. – А за здоровье победителя Митридата мы осушим чаши, когда он расскажет о своих победах… Согласны, благородные римляне?

– Согласны, прекрасные дочери Эллады! – воскликнули мужчины.

Лукулл, поправив на голове лавровый венок, чтобы собраться с мыслями, начал:

– Я должен начать с горестного для наших прекрасных сотрапезниц повествования.

– Почему же для нас именно? – перебила его Клио.

– Потому, что я начну с моего первого похода против Митридата, – отвечал Лукулл. – Мы с Суллою, получив известие, что вся Македония подчинилась Митридату, и что он с понтийским войском двигается к Афинам, чтобы предупредить его, высадили наши центурии и когорты в Пирее и тотчас же двинулись на Афины. Сулла, взбешенный известием, что греки, вся Эллада ждет Митридата с распростертыми объятиями, как освободителя ее от римского ига, приказал мне разрушить город Перикла и Сократа до основания.

– О! – возмутились гетеры. – Какое варварство! И ты?..

– Я должен был повиноваться грозному приказу, к сожалению, – добавил Лукулл. – На глазах беспощадного Суллы все центурии и когорты бросились на беззащитный город, как сыны Тартара, и началось ужасное разрушение… Огонь и железо сделали свое страшное дело… Багровое пламя пожара клокотало всю ночь, и к утру следующего дня все, Акрополь, Олимпикон, Одеон, здания Стадий, Пникс, Керамик, Агора, Стоя, Диомея, все это представляло безобразные груды развалин…

– О, бессмертные боги! – всплеснула руками Клио, – И грозная Немезида медлит поразить своими бичами город Сципионов, Гракхов!

Другие гетеры плакали.

– О, наша Эллада! О, наша гордость, Акрополь, Пропилеи!

– Зевс-громовержец не поразил Суллу своими стрелами?

– К сожалению, нет, – пожал плечами Лукулл, поднеся ко рту кусок жирной мурены, откормленной телом рабов. – В тот же день мы двинулись навстречу Митридату и сошлись с ним при Херонее, на том самом поле, где…

– Где восемнадцатилетний волчонок вонзил свои смертоносные зубы в тело бедной Эллады, – утирая слезы, пояснила Мельпомена.

– Да, прекрасная муза трагедии, – подтвердил Лукулл. – Но тут поразило нас невиданное зрелище. Представьте себе двигающуюся на нас громаду, словно ходячий лес, и впереди этого движущегося бора – юные, прелестные девичьи личики под блестящими шлемами, в латах, со щитами, натянутыми тетивами, на конях!.. Я глазам своим не верил… Какое-то волшебство… Наши центурии и когорты двигались, полные изумления… Вдруг, эти девочки с пронзительным криком понеслись на нас… В воздухе как-то жалобно-задорно запели сотни стрел, ударяясь в наши латы и щиты… И тут только опомнились передовые когорты, и первое метательное копье, брошенное опытною рукою легата Афридия, поразило предводительницу амазонок…

– Так это были амазонки! – изумилась Клио.

– Амазонки.

– А я думала, что это сказки, которым поверил Геродот.

– Оказалось, не сказки… И эта предводительница амазонок была дочь Митридата, прелестная Клеопатра.

– И Афридий убил ее? – спросила Эвтерпа.

– И мы так подумали, когда Митридат, увидев ее падающею с коня, ураганом примчался к ней и подхватил к себе на руки, унося вглубь своего войска и увлекая за собой прочих амазонок. Но оказалось, что Клеопатра не была убита, и в последней моей битве с Митридатом и Тиграном, при Эдессе, в Малой Азии, она с прочими девчонками дерзко нападала на меня лично, бросая в меня стрелы и метательные копья, и одним из них поразила на смерть Афридия, ранившего ее при Херонее.

– Клянусь богами! – воскликнул юный Цезарь. – Да это сама Беллона!

– Опасные же эти прелестные девочки!– воскликнул и Цицерон.

– И твои воины ни одной из них не захватили в плен, чтоб показать это чудо Риму? – спросила Мельпомена.

– К сожалению, нет: они на своих быстроногих конях улетали, точно птицы… Таких удивительных коней я в жизни не видал.

– Ну, хоть бы одну мертвую привезли в Рим, залив тело ее медом, – заметила Клио.

– Но в том и беда, что они своих убитых подружек уносили с поля, точно на крыльях, – ко лжи прибавлял новую ложь Лукулл, желая выпутаться. – Таким образом из-за раненой дочери Митридат проиграл первую свою битву с нами при Херонее.

– Но ведь его вскоре поразил, в его же царстве, мертвый Марий, – заметил Красс.

– Как мертвый? – удивилась Терпсихора.

– Да, мертвый… Во время битвы, когда он в пьяном безумии носился по полю с своею ужасной Сивиллой, у него разорвалось сердце, и Рим ему, мертвому, устроил небывалый триумф.

Пир, между тем, шел своим чередом. Хорошо выдрессированные рабы продолжали ставить перед пирующими новые яства и подливать в чаши вино. Не менее Лукулла обжорливый, Красс уже два раза выходил из-за стола, чтобы, пощекотав в пищеприемнике перышком, извергнуть из желудка переполнявшую его пищу и снова пожирать лакомые блюда.

Наконец, по знаку хозяина, рабы внесли на блюдах какие-то круглые темно-красные ягоды и поставили перед каждым и каждой из пирующих.

– Что это за ягоды? – спросила Клио. – Я никогда таких не видела.

– О! – самодовольно улыбнулся Лукулл. – Эти чудные, невиданные в Риме и во всей Европе ягоды из садов Митридата. Они удивительно вкусны. После поражения Митридата при Эдессе и после взятия Тигранокерты, столицы Армении, я воротился с войском к своему флоту, который стоял в море недалеко от Антиохии и кружным путем, оставив mare Internum, через моря Эгейское, Фракийское, Геллеспонт и Пропонтиду, вступил в Понт Эвксинский, – продолжал хвастать мнимый победитель при Эдессе. – Мне хотелось поразить Митридата в самом его царстве, в Понте. Но его там не оказалось. После поражения своего при Эдессе, он воротился в Синоп и со всем своим флотом отплыл в свою столицу Пантикапею, у входа из Понта Эвксинского в Меотийское море. Тогда я, высадившись недалеко от Синопа, в город Церазус, по-гречески Керазунт, пошел опустошать страну и забирать золото везде, где я его находил. Случайно я увидел на деревьях вот эти ягоды, и мне мои воины сказали, что они очень вкусны. Отведав их, я, любитель вкусного, пришел в восторг. И вот эти ягоды теперь перед вами. Услаждайте ими ваш вкус, благородные друзья мои.

Все стали лакомиться… вишнями!

– Но как зовут эти ягоды? – спросил Цезарь.

– Я назвал их pruni cerasi, по имени города Cerasus, – отвечал Лукулл.

– В самом деле, вкусно, – заговорил Красс, пожирая невиданное лакомство, – они так освежают во рту.

– Особенно после того, как ты поупражнялся в твоем пищеводе с перышком, – подумал про себя Цезарь.

Потом Лукулл приказал рабам принести из своего сада несколько кадок с посаженными в них вишневыми деревцами.

– Это, – показал он на большенькие деревца, – вывезенные мною, вырытые с грунтом, прямо из Керазунта, а меньшенькие взошли уже здесь от посаженных в землю косточек от этих prunorum cerasorum [Что Лукулл вывез в Италию вишни из Керазунта – это исторический факт].

Вслед за тем в триклиний введены были флейтисты, под игру которых отяжелевшая от еды и вина Терпсихора несколько потанцевала.

Примечания

По изданию: Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов Даниила Лукича Мордовцева. – [Спб.:] Издательство П. П. Сойкина [без года, т. 16], с. 68 – 72.