Предварительные замечания о свойствах мировоззрения автора
Жарких Н.И.
Из этих свойств надо отметить три: невежество, восторженость и сибирский патриотизм.
О своём невежестве автор самокритично заявляет сам: "Временами я жалею, что не стал историком и этнографом [с. 186]. Признаюсь – я так и не удосужился прочитать обобщающую работу о Миклухо-Маклае [с. 94]" – объявляет не без некоторого кокетства. Справедливость такого критического о себе мнения подтверждается примерами, сведёнными в следующую таблицу.
Страница | Что написано в книге | Как правильно |
110 | Под Тарнополем есть местечко Гржимайлов | Под Тернополем – Гримайлов. Фонетическое оформление названий – польское, но ведь мы не говорим Тшембовля, Львув, Бжежаны… |
275 | В 1609 г. запорожские казаки, предавшиеся по случаю смутного времени полякам… | Запорожские казаки не предавались полякам ни по случаю смутного времени, ни ранее – они искони жили на своей земле, зовомой Украина, входившей в состав Речи Посполитой. |
371 | Одностолпная Ильинская церковь в Чернигове | Бесстолпная. И такая ошибка допущена в передаче речи П.Д.Барановского. Нельзя допустить, чтоб он не знал плана церкви. Здесь мы видам, что В.А.Чивилихин не очень точен в передаче тех сведений, которые он получил от своих собеседников. |
430 | Дом Сологуба на Валу в Чернигове | Дом Лизогуба. |
435 | "Майн кампф" переведено как "Моя война" | "Моя борьба". Война по-немецки "криг", а не "кампф". |
486 | Крымский хан Ахмет напал на Русь в 1480 г. | Ахмет не был крымским ханом, а ханом Большой Орды – злейшего врага Крымского ханства. |
494 | У полян, пишет автор, были-де города оптимальной круглой планировки с населением 30-40 тыс. жителей | 40 000 жителей едва насчитывал один Киев. |
498 | Князь Стройнат Жмудский [2 раза] | Тройнат. |
502 | При царе Алексее Михайловиче жил в Тобольске образованный и наблюдательный серб Юрий Крижанич | Не православный серб, а хорват-католик. И не "жил", а был сослан по облыжному обвинению в шпионаже. |
511 | "Острогом" считалось поселение вне града, то есть крепости | Град – это цитадель, острог – укреплённая территория вокруг него. |
554 | Бужичане, они же дулебы и волыняне. | Бужане. |
555 | Кривичские реки Стырь, Случь, Горынь | Не кривичские. Кривичи жили между Минском и Смоленском. |
612 | В Киеве вокруг города Ярослава, пишет автор, вдоль валов тянулись рвы, заполненые-де водой. | Всякий, кто хоть раз был в Киеве, знает, что рвы города Ярослава нельзя заполнить водой из-за больших перепадов высот. |
629 | Половецкий хан Котяк | Котян. |
636 | Персидские письмена | В Персии в мусульманское время пользовались арабским алфавитом. |
643 | Любеч, место ссылки последнего древлянского князя Мала (Малка Любечанина) |
1. Не доказано, что последний древлянский князь Мал был сослан, а тем более в Любеч. 2. Не доказано, что Мал и Малк Любечанин – одно и то же лицо. |
650 | Князь Ярослав Остомысл | Осмомысл |
714 | Рать Дмитрия Донского по пути на Куликово поле, пишет автор, совершала-де переходы по 60-85 км в день | Такое не снилось даже Суворову, прославившемуся своими форсированными маршами. |
Из этой таблицы ясно видно, что доверять фактическим сведениям автора ни в коем случае нельзя: если некоторые из этих ошибок могут объясняться небрежной корректурой (а она действительно не очень тщательна в этом издании), то другие явно на совести автора, искренне уверенного, что сообщаемые им вещи заслуживают доверия. Автор и сам предострегает:
"Моя цель состояла не в том, чтобы сделать какие-то научные открытия; мне хотелось навести читателя на раздумье, пробудить у него интерес к прошлому, – о нём мы знаем сегодня недостаточно, и все наши надежды возлагаются сегодня на историческую науку" [с. 619].
И первое раздумье, на которое автор нас наводит – о том, что не пристало русскому интеллигенту хвастаться невежеством и браться за перо, не вооружившись всеми знаниями своих предшественников…
Под стать достижениям в области фактографии и достижения в области стилистики: "являя собою перспективный общественно-социальный вектор" [с. 88]; "однако вы дерзок [?], господин учёный изыскатель" [с. 95]; "морально-политические обстоятельства прогрессивного значения" [с. 147] наряду с "усилением хана Тохтамыша, законного, по родове [?], наследника" [с. 706] достаточно нас в этом убеждают. Не пристало русскому интеллигенту, тем более писателю, бросаться такими небрежгыми фразами.
Восторженность автора прямо вытекает их его невежества. Многие страницы эссе написаны под свежим впечатлением только что полученных новых знаний, и при изложении их у автора в глазах горит огонь прозелита. Уже сам факт возложения надежд на советскую историческую науку достаточно говорит о сходстве между автором и старикашкой Эдельвейсом из "Сказки о тройке" Стругацких. Люди, которые хоть мало-мальски знакомы с тем, что такое наука, насколько трудны там точные доказательства и насколько условны так называемые "окончательные результаты", будут только прятать усмешку при виде столь чистой и незамутнённой веры в их всемогущество по части открытия истины…
Сибирский патриотизм автора состоит в том, что он постоянно обращается мыслью к Сибири, к её роли в жизни России, к её специфическим обстоятельствам, неизвестным жителям европейской России. Вообще, страницы, посвященные Сибири – самые содержательные и самые привлекательные в этом сочинении, и сибирский патриотизм – черта в общем симпатичная. Если учесть, что Сибирь по территории едва ли не больше любой страны мира, а по населению станет в ряд крупных стран, то отчего же не быть сибирской литературе, рассчитанной прежде всего на читателя-сибиряка? У нас как-то принято, что вся литература на русском языке составляет одно целое – русскую советскую литературу, что даже странно слышать о предложении выделить литературу сибирскую, уральскую или дальневосточную. Но это происходит от того, что единая литература не имеет тесной связи с жизнью, что местные особенности, составляющие главный интерес для местных жителей, не отражается в литературе и потому Новосибирск ничем не отличается от Ярославля… Но это свидетельствует только о том, что в литературе преобладают общие места, до которых и впрямь нет дела ни в Костроме, ни в Томске, а не о действительном единстве жизненных и литературных процессов.