Мщение

Г. Ф. Квитка-Основьяненко

Отец мой, по уходе Резе, рассказал нам свою с ним ссору и продолжал поносить его ужасно… как м. Ламбо, желая истребить в нем предубеждение против Резе, начала хвалить его и описывать ту внимательность, которую он оказал дочери его во вчерашнем собрании; и что, приняв во уважение цель и намерение его, должно было принять вежливо и попросить извинения за неумышленную обиду… Тут отец мой, вспомнив о тетушкином письме и узнав, что оскорбивший его офицер тот же самый, который обращением своим с его дочерью привлек в собрании всеобщее замечание, совершенно вышел из себя, закричал: «Как! чтобы я унизился пред этим подлецом? Чтобы я стал просить у него извинения? Как смеешь ты мне советовать это? Сам черт, не только французская ветошка, которая…»

Я никогда не видала отца моего в таком исступлении, в таком страшном гневе и со страху убежала к себе в комнату, не слышав, что уже потом говорил ей отец мой. Чрез полчаса явилась и м. Ламбо, пылающая гневом, неистовая и тотчас начала выбирать свои вещи из комодов и сундуков, осыпая моего отца всеми возможными ругательствами и проклятиями. Я узнала, что после моего ухода отец мой высказал ей все то, о чем писала тетушка, упрекал ее за развращение меня и, не слушая ответов, возражений и оправданий Ламбо, приказал слугам, чтобы чрез два часа не осталось нитки ее в доме.

М. Ламбо, утешая меня, горько плачущую, уверяла меня, что она опять скоро соединится со мною, что для этого нужно нам сколь можно чаще списываться, чтобы я письма мои пересылала чрез служанку мою в модный магазин и исполняла бы во всей точности все то, о чем она будет писать ко мне… Вошедшие слуги не дали нам более говорить; по приказанию барина, взяв ее под руки, вывели ее из комнаты и за нею понесли ее вещи… Я была без памяти, расставаясь с своим другом, благодетельницею!..

От огорчения и досады на родителя моего за его несправедливость, как я тогда полагала, к этой беспримерной женщине я целый день не выходила из своей комнаты. К. умножению моей горести отец мой вечером ввел ко мне тетушку мою и объявил, что отныне она занимает место моей матери и что я должна во всем следовать ее советам и исполнять ее приказания, прибавил он; я только плакала. Тетушка моя была женщина старинного веку, не любящая ничего нового, читала мне с утра до вечера прескучную мораль, совсем отличную от прекрасных правил несравненной м. Ламбо.

Я вовсе не внимала тетушкиным проповедям и старалася казаться под них засыпающею. Отец мой, видя меня всегда грустною и печальною, был со мною очень ласков и нежен. Он всегда любил меня много! я… ужасно!.. я тяготилась его ласками и отвечала на них с заметною досадою. Одну отраду находила я в переписке с м. Ламбо, которая меня ежедневно уверяла, что скоро-скоро мы соединимся и будем неразлучны.

В одно утро я получила от нее записку, коею она настоятельно требовала, чтобы я тот день, под каким бы то ни было предлогом, после обеда приехала в модный магазин, где увижусь с нею и обо всем переговорю. Восхищенная близким счастьем – так думала я – увидеться с несравненною воспитательницею, я решилась быть к отцу ласковее и, когда тетушка, по обычаю, уснула после обеда, я легко упросила его отпустить меня проездиться по городу в сопровождении служанки, поверенной в наших тайнах.

Велика была радость моя с м. Ламбо, но когда я хотела говорить с нею и расспросить о майоре Резе, которым я занималася довольно, но не скажу, чтобы любила, а скорбела, что потеряла надежду быть за ним; думала о нем, как о милом мужчине, как внушила мне м. Ламбо; итак, вместо ожидаемых рассказов, она начала торопливо одевать меня в белое нарядное платье, убрала, при помощи содержательницы магазина, тщательно голову мою цветами и другими украшениями, все сказывая, что мы едем в одно интересное собрание. В самом деле, она была нарядна.

Когда я была совсем пышно убрана, мы пошли к карете. Карета была чужая, и на расспросы мои путеводительница отвечала мне, что скоро все узнаю. Не успели посадить меня в карету, как мигом захлопнули за мною дверки и поскакали во всю прыть. Я оглянулась за м. Ламбо, которая стояла, распростерши руками, и кричала… Оглянувшись, я увидела себя в карете вдвоем с Резе. Я начала просить его, чтобы приказал остановиться и взять м. Ламбо, но он мне отвечал, что куда мы едем, там она не нужна. «Куда же мы едем и зачем?» – спрашивала я с большим беспокойством. «Вы скоро все узнаете», – поминутно твердил он и упрашивал быть покойною.

В самом деле я скоро все узнала. Нас привезли в какую-то деревню и прямо к церкви. Я не могла от беспокойства идти, и меня ввели в церковь, наполненную офицерами и дамами. Я была как в тумане и не понимала, что со мною делают… С ужасом вскричала я, увидев, что меня венчают с Резе. Я была вне себя и решилась кричать громко, чтобы остановились… что я не хочу… но священник не внимал, а ко мне подошла какая-то дама и убеждала меня покориться судьбе моей, что, начав священнодействие, нельзя его прервать, что я буду очень счастлива с таким мужем… и много такого, чего, однако ж, я не слушала, а, видя себя совершенно бессильною против притеснения и беззащитною, начала горько плакать! Отец мой, огорченный мною до такой степени, представился мне живо… я вообразила горесть его, лишась меня таким образом… гнев его и… я дрожала, как преступница!.. Обряд кончился, и я очнулася женою человека, которого вовсе не знала, не знала даже имени его!

Злобная француженка отомстила отцу моему за полученные от него оскорбления, выдав меня за человека, жестоко им ненавидимого. Она лишила его утешения и радости на весь век. Ужасное мщение!

Примітки

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 2, с. 346 – 348.