1. Детство
Яремич С. П.
Михаил Александрович Врубель родился в Омске 5 марта 1856 года. Отец его, Александр Михайлович, был поляк, офицер русской службы. Это был деятельный жизнерадостный человек, очень любивший детей и заботившийся об их воспитании, человек светский, добродушный и хорошо образованный. В середине 1850-х годов он женился на Анне Григорьевне Басаргиной, будущей матери художника. Анна Григорьевна по отцу своему была отдалённой родственницей декабриста Басаргина: со стороны матери, урождённой Краббэ – она была датчанка. Таким образом, Врубель имел лишь четвёртую часть русской крови. И в облике, и в сложении, и в характере его мысли и творчества было много нерусского. Но по языку, по образованию и по собственному своему сознанию, он принадлежал к русской культуре.
Миша Врубель рядом с отцом в кругу семьи, 1863 г.
В раннем детстве Врубель был слабым и хрупким ребёнком. Из-за сурового ли сибирского климата, и сам он, и его старшая сестра начали ходить только в три года. И впоследствии, в зрелом возрасте, Врубель производил впечатление не то чтобы слабости, но некоторой хрупкости и сдержанности, – был небольшого роста, по сложению хотя и строго пропорционален, но миниатюрен, и не любил физических упражнений. Мать Врубеля умерла, когда ему было три года. Через четыре года после этого отец женился вторично. Маленький Врубель рос в культурной и уютной обстановке. Отец очень заботился о воспитании детей, сам водил сына в рисовальную школу, мачеха была пианисткой, в родительском доме и у знакомых было много книг, гравюр, рисунков. Разнообразию впечатлений способствовали и частые переезды, вызываемые службой отца. До 12 лет маленький Врубель побывал уже в Омске, в Астрахани, Петербурге, Саратове и опять в Петербурге.
О десятилетнем Врубеле есть замечательные воспоминания сверстницы его, В. Д. Александровой, урождённой Мордовцевой, дочери известного писателя. Удивительно ярко рисуется там образ Врубеля-мальчика, и этот образ бросает свой свет и на всю личность, и на всё творчество художника. «Он был довольно крупный мальчик цветущего вида, – рассказывает Мордовцева о первом знакомстве своём, – у него были светлые, очень густые волосы, и тёмные, полные жизни и огня глаза, большой красивый лоб и поразительно нежный цвет лица. Выражение рта было удивительно милое и очаровательная улыбка. Светло-голубая шёлковая косоворотка ещё больше подчёркивала ослепительный цвет его лица. Он мне казался красивее всех без исключения, кого я знала. Да правду говоря, моё детское впечатление было правильно – мне и после того не приходилось видеть мальчика с такой привлекательной внешностью.
Гамлет (автопортрет) и Офелия, 1883 г.
В.Д. Александрова описывает далее всю обстановку дома, рисует портреты родных Врубеля – отца, мачехи, сестры и младшего брата. Она подробно описывает детские собрания в доме Врубеля, где бывали как-то почти исключительно девочки. «Миша был кумиром всех девочек: его наперерыв выбирали в пары в «рекрутском наборе», а когда во время игры в фанты он «горел на камешке», говорил: «горю, горю на камешке, кто меня любит, тот меня снимет», – все, толкая друг друга, бросались снимать его. Он был общим любимцем: к нему привлекала не только его красота, весёлость, изобретательность в играх, но особенно то, что в нём совершенно не было той грубоватости, того молодечества, чисто напускного, которым часто отличаются мальчики, – в нём же было много мягкости и нежности, что-то женственное».
Но особенно оригинальны были не эти, многолюдные игры, а игры более интимные, где принимали участие лишь трое маленьких Врубелей и их ближайшая подруга – Мордовцева. Здесь давались настоящие театральные представления. Не могу не выписать рассказа В.Д. Александровой, так как в нём есть очень живые и ценные черты для характеристики личности Врубеля:
«Игры наши были всегда в высшей степени романтичны и носили на себе яркий отпечаток влияния тогдашней ходовой детской литературы – Купера, Майн-Рида и т.п., но много, разумеется, было в них и нашей, т. е. вернее, Мишиной выдумки: его фантазия была неистощима. Премьером, героем всех этих приключений на суше и на море, конечно, всегда был Миша.
Как сейчас вижу его в главных ролях, вижу его прелестное, оживлённое, горящее вдохновением игры, личико. Вот он с капитанского мостика, или вышки, как мы чаще называли, зычным голосом отдаёт приказание воображаемым матросам крепить паруса или палить из пушки в приближающийся смерч; вот он берёт на «абордаж» неприятельское (Сашино) судно; вот он отбивает свою увезённую корсарами невесту (меня); вот он вырывает из рук жестокого плантатора несчастную негритянку (Анюту); вот он пробирается по неприступным скалам и страшным крутизнам, гоняясь за серной, разоряя гнёзда хищного орла, или просто желая нарвать букет эдельвейсов.
Вышки, мостки, крутизны и скалы, разумеется, изображались нагромождёнными друг на друга столами, стульями и пр. и, чтобы лазить на эти сооружения, требовалась известная ловкость, которой Миша обладал в сильной степени. Помню ещё одну характерную чёрточку: если случалось Мише когда-нибудь изображать несимпатичные роли, достававшиеся обыкновенно на долю Саши (корсар, разбойник и т.д.), то в Мишиной передаче они теряли свою несимпатичность. Корсар оказывался великодушным и благородным, а разбойник грабил только для того, чтобы отграбленное у богатых отдавать неимущим».
Иллюстрация к роману Льва Толстого «Анна Каренина», 1878 г.
После этого удивительного образа мальчика мы имеем возможность вызвать следующий образ Врубеля лишь в виде гимназиста, уже старших классов. Гимназическое время началось для Врубеля во время второго пребывания в Петербурге, но главным образом его гимназические годы прошли в Одессе. От последних одесских годов сохранилось несколько писем к сестре Анне Александровне, бывшей на педагогических курсах в Петербурге. Письма эти очень интересны для характеристики Врубеля; они показывают, какой острой умственной жизнью он жил уже в то время.
Портрет госпожи Кнорре, 1883 г.
«Вообще, я положил себе за правило, пишет он, – отвечать, как можно обстоятельнее и логичнее на вопросы, которые задаёшь себе по поводу разных явлений в жизни окружающего, настоящей и прошедшей; этим я занимаюсь, лёжа в постели, ожидая, покуда «сладкий сон смежит мои веки», – в сочинениях по русской словесности (за что и заслужил особое внимание Пересветова); позволь мне излагать мои мысли и в письмах к тебе… Что ты? Как ты? Переменило ли тебя время, как говорит тургеневский Михалевич… милый Тургенев, прочла ли ты его всего, и что вообще ты теперь читаешь».
В другом письме Врубель говорит:
«Что касается твоего возлюбленного брата Мишеньки, то он собирался за лето сделать и то, и другое и не сделал ничего или почти ничего». Врубель приводит авторов, которых хотел прочесть – Гете, «Историю жирондистов» Ламартина, и затем прибавляет: «Ну, что было, то прошло!.. Проклятая пословица: я часто думаю, что русский народ для того так много насоздавал поговорок, чтобы всегда иметь возможность придавать посредством коллективной мудрости санкцию проявлениям своей индивидуальной немощности и умственной недальновидности».
Особенно важен был для умственной жизни Врубеля последний гимназический год. Он сам кончал гимназию, сестра его должна была кончить педагогические курсы, отец ждал перемещения, – для всей семьи год этот был особенный. Врубель много думал о будущем и иногда впадал в такое напряжённое состояние, что как бы переставал замечать окружающее. Отец, по рассказу сестры художника, тревожился о состоянии сына и говорил: «опять ты впал в своё оцепенение». Но наряду с этими состояниями задумчивости, Врубель становился всё более деятельным и полным сил. В последний гимназический год он опять много занимается рисованием, рисует портреты родных, делает наброски с натуры. Знакомый отца, некто Клименко – одобрил эти рисунки и своими речами об искусстве сильно одушевил будущего художника. Врубель пробует писать красками и, видя неудачу, мечтает о художественной школе. В то же время и в другом отношении расширяет он круг своих интересов. Он познакомился с актёрами французской труппы, приехавшей гостить в Одессу. Об этом так рассказывается в письме, очень живо рисующем тогдашнего Врубеля.
«О себе скажу, что я провожу последние праздники весело, – сверх обыкновения, так как вот уже 4 года, как провожу я праздники, никуда не выходя, кое-что почитывая и порисовывая. Такое не совсем уместное исключение для нынешних праздников произошло от знакомства с французскими актёрами, о котором тебе папаша верно уже говорил. Это очень милые люди, и я с ними тем больше сошёлся, что вижу в них отличных знатоков искусства и я, как адепт последнего, нахожу с ними нескончаемые темы для разговора. Им очень понравились мои croquis a la plume [эскизы ручкой] действующих лиц в разных позах, так что, благодаря этим croquis, я имел удовольствие познакомиться с главой французской труппы M-lle Keller, пить с ней чай и слышать от неё несколько любезностей моим рисовальным способностям. Всё это меня несколько увлекло, так что я сделал порядочную глупость, обещав Dilpont нарисовать его вальсирующим с M-lle Keller акварелью, и теперь этот рисунок отнимает у меня очень и очень много времени. Но, вообще, согласись, что это знакомство очень оригинально, мило и интересно».
Демон на фоне гор (иллюстрация к поэме М. Лермонтова), 1890 г.
Так в последний гимназический год Врубель живёт уже сложной, умственно оживлённой жизнью, с нетерпением ожидая перехода в более широкие жизненные условия. Весной 1874 года он кончил гимназию. Осенью того же года восемнадцатилетний Врубель переселяется в Петербург и поступает в университет. Занятия искусством отлагаются на неопределённое время. Только в конце университетских годов Врубель серьёзно взялся за рисование, и даже начал посещать вечерние классы Академии.