Литература о Врубеле

Яремич С. П.

Общие сочинения о русском искусстве

Александр Бенуа. История русской живописи в ХІХ веке. 1902 г. Врубелю посвящена отдельная глава, на первых план выдвигаются вещи конца 90-х годов: «Пан», «Сирень», «Ночное».

Русская школа живописи. СПБ. 1904 г. Оценка художника и снимки с «Восточной сказки», «Демона» и проч.

Н.Н. Ге. Главные течения русской живописи ХІХ века. Текст и альбом. Москва. 1904 г. Врубелю посвящено пять снимков и отдельная глава в тексте.

Художественные журналы

журнал «Мир Искусства»

В 1899 году в художественной хронике, стр. 40-41, напечатано следующее письмо художника с редакционным пояснением:

Милостивый государь Г. Редактор

В нумере третьем журнала «Искусство и художественная промышленность», на стр. 137, помещён в красках орнамент из Владимирского собора. Как в вышеупомянутом журнале, так и в издании г. Кульженко (откуда журнал перепечатал эту хромолитографию) означенный орнамент приписывается В.М. Васнецову.

Сим заявляю, что орнамент этот, находящийся в левом от входа корабле собора, всецело моей работы, изображение и разработка, и как г. Стасов, так и г. Кульженко ошибочно приписывают его В.М. Васнецову.

С искренним уважением М. Врубель

Москва, 27 декабря 1898 г.

Оказалось, что редакция журнала «Искусство и художественная промышленность» не только ошибочно приписала орнамент М. Врубеля В. Васнецову, но и напечатала один и тот же мотив орнамента дважды, первый раз – хромолитографией (стр. 137), назвав его орнаментом г. Васнецова, и второй раз – цинкографией (стр. 179), назвав его орнаментом г. Врубеля.

Очень досадное недоразумение по поводу этого орнамента вышло также и в статье «В.М. Васнецов», где об одном и том же мотиве сказано на одной странице (179):

«Особенно прелестны его (В. Васнецова) громадные группы орнаментов с пальмою… и многие другие чудесные, тоже вьющиеся, гирлянды из розовых цветов с зелёной чашечкой внутри».

При этом указывается на стр. 137, где помещён в красках якобы орнамент В. Васнецова.

Затем, про тот же мотив читаем: «В алтаре есть немало орнаментов вовсе не византийских и не русских, а просто декадентских, вовсе не идущих к остальной церкви, а свидетельствующих только о плохом вкусе, капризности и малом художественном знании их авторов по части византийского творчества».

При этом указывается на стр. 179, где помещён тот же мотив орнамента Врубеля.

1901 год, № 2 и 3.

Ст. Яремич. М.А. Врубель. Эта краткая статья написана на основании автобиографической заметки Врубеля, которую он составил по просьбе редакции. Оттуда заимствованы указываемые даты, например, 1891-1892 г. для «Париса»; но, кажется, художник ошибся и «Парис» был написан позже. В номере многочисленные снимки с вещей Врубеля.

1903 год, № 10 и 11.

Двойной номер, посвящённый Врубелю с многочисленными снимками, в том числе эскиз «Демона» в красках. Художнику посвящены следующие три статьи

– Александр Бенуа. Врубель. В этой статье, наряду с общей оценкой художника, автор в особенности останавливается на «Демоне» и описывает, в качестве очевидца, как Врубель работал над этой картиной.

– Н. Ге. Врубель.

– Ст. Яремич. Фрески Врубеля в Кирилловской церкви в Киеве.

журнал «Весы»

1902 год. Н. Рерих. Врубель. Записные листки художника. Перепечатано с некоторыми изменениями в «Биржевых Ведомостях» 3 апреля 1910 г.

журнал «Искусство»

1905 год, № 1 и 2. Пять снимков с вещей художника, в том числе «Философия» – фототипическим способом. В сопровождающей заметке ошибка: «Философия» – произведение не первых московских годов, а 1899 года.

журнал «Золотое Руно»

1906 год, № 1. Многочисленные снимки с вещей последнего периода. Автопортрет (фототипия), «Серафим», «Голова Иоанна Крестителя» (цветные автотипии). Надо отметить также большую автотипию – панно «День» в его первоначальном виде. Оригинал был уничтожен художником.

1906 год, № 9. Портрет Брюсова (фототипия).

1906 год, № 11 и 12. Акварель «Море» (цветная автотипия).

1908 год, № 1. Помещена в качестве произведения Врубеля репродукция с вещи, ничего общего не имеющей с Врубелем, к тому же подписной и датированной Minelli 1891.

1909 год, № 5. Ряд снимков с рисунков последнего времени. Что касается до текста, который журнал «Золотое Руно» посвящал Врубелю, то он не заключает никаких данных для биографии художника.

Н.И. Мурашко. Из воспоминаний старого учителя, вып. ІІ. Киев, 1908 г. Очень живо описано появление Врубеля в Киеве в 1884 г.

журнал «Искусство и Печатное Дело»

1909 год, № 1 и 2. Б.К. Яновский. Воспоминание о Врубеле.

1910 год. Начиная с апреля месяца 1910 года, журнал «Искусство и Печатное Дело» делается как бы архивом, посвящённым памяти Врубеля; больше половины иллюстраций в каждом номере воспроизводят вещи художника, – в особенности, ещё неизданные и неизвестные; журнал делается также центром, куда лица, знавшие Врубеля, направляют свои воспоминания. До сих пор напечатаны следующие статьи:

А. Иванов. М.А. Врубель. Опыт биографии. №№ 4, 5, 6, 7, 10. Этот труд, доведённый пока только до конца киевского периода, является обстоятельной, добросовестной биографией художника. Он написан простым, благородным языком и отличается редким достоинством тона.

Б.К. Яновский. Воспоминание о Врубеле. № 5. Г. Яновский говорит, между прочим, о музыкальных вкусах Врубеля, а именно о его пристрастии к Вагнеру. Здесь есть недоразумение: жена художника, Н.И. Врубель, говорила мне, что М.А. с трудом мог слушать Вагнера и особенно его поздние вещи.

Александр Блок. Памяти Врубеля. № 8-9. Эта небольшая статья составляет переделку речи, сказанной А. Блоком на могиле Врубеля.

К.И. Ге. Последние годы жизни Врубеля. № 8, 9, 10. Эти воспоминания и вставленные в них выписки из дневника полны характерными подробностями, ярко рисующими Врубеля.

В.А. Александрова. Из детских лет Врубеля. № 10.

Газетные статьи после смерти художника

Из многочисленных статей здесь указаны лишь имеющие биографический или литературный интерес.

Александр Бенуа. Врубель. «Речь» 1910 г., 2 апреля. Перепечатано в журнале «Искусство и Печатное Дело» 1910 г., № 5

Ф. Усольцев. Врубель. «Русское слово» 1910 г., 3 апреля. Перепечатано там же.

С.С. Мамонтов. Врубель как художник. «Русское слово» 1910 г., 4 апреля. Эта статья написана человеком, лично знавшим Врубеля, и в ней есть интересные подробности. В особенности следующее место: «Врубель увлекался Шекспиром и особенно «Гамлетом», считая, что никто, даже Росси, не даёт верного толкования психологии датского принца. «Вот будут деньги, сниму театр, подыщу актёров и сыграю «Гамлета» по-настоящему», – сказал он как-то в кругу приятелей. Приятели возражали, что никто не пойдёт смотреть на такое представление. «Что же? – хладнокровно возразил Врубель, – это меня не трогает, буду играть один перед пустым залом, с меня довольно».

Г. Бурданов. Михаил Александрович Врубель. (Этюд). «Киевская мысль», 22 мая 1910 г. В статье есть несколько штрихов личных воспоминаний, относящихся ко времени росписи Владимирского собора.

Из статей газетного характера, появившихся при жизни Врубеля, в своей массе враждебных художнику и чрезмерно грубых по тону и лишённых поэтому какого бы то ни было значения, необходимо выделить фельетон «Нового времени» от 24 июля 1902 г, под заглавием «Из беседы о художниках», в котором помещено очень ценное письмо Врубеля к С. И. Мамонтову, писаное художником незадолго до болезни и затрагивающее самую тяжёлую сторону нашей жизни: нетерпимость и полное игнорирование честного отношения к труду во имя начал, очень часто ничего общего не имеющих с искусством. Письмо написано по поводу самоубийства Риццони и заключает в себе ряд тонких и живых замечаний об искусстве. Вот текст этого письма:

«Я был глубоко потрясён и тронут концом А.А. Риццони. Я прослезился. Такой твёрдый хозяин своей жизни, такой честный труженик! И что же могло повергнуть его в такую бездну отчаяния? Честный труженик! Вы скажете, это пристрастие друга? Недавно ещё на страницах «Мира Искусства» так презрительно и пристрастно трактовали эту честность. Господа, да мы забываем, в каких руках суд над нами, художниками. Кто только не дерзал на нас? Чьи только неуклюжие руки не касались самых тонких струн чистого творчества? Рискуя парадоксальностью, укажу на ещё гремящее имя Рескина. Много ли в этой очаровательной болтовне интересного для художника? О неумытых руках я уже и не говорю. Не удалось ли этой вакханалии роковым образом спутать представления и в нашей среде?

Да, нам нужно оглянуться, надо переоценить многое. Нужно твёрдо помнить, что деятельность скромного мастера несравненно почтеннее и полезнее, чем претензии добровольных и недобровольных невропатов, лизоблюдничающих на пиру искусства. Особенно отвратительны добровольцы. В моей памяти мелькают имена, которые я оставляю при себе. И потом эта недостойная юркость, это смешное обезьянничанье так претит истинному созерцателю, что мне случалось не бывать по целым годам на выставках.

Мне бы хотелось в противоположность набросать силуэтом краткий и ясный образ погибшего. Я его знал близко. Я был слишком молод и противоположен в житейских вкусах и приёмах, чтобы чем-нибудь подкупать Риццони, а между тем мало от кого я услышал столько справедливой, столько благожелательной оценки. И это именно в ту пору, когда «неумытые» звали меня «Юпитером декадентов», конечно, в наивности думая, что это страшное зло.

Жизнь А.А. в трёх словах: получил образование в «старой академии» (господа, пожалеем нашу опрометчивость в нашем суде над нею) и, чувствуя размеры своих сил, пошёл в сторону, по тропинке от большой дороги «эпигонов Брюлловских», как более остроумно, чем основательно определено это направление на страницах «Мира Искусства» моим товарищем. Риццони сроднился с миловидным, с идиллией, положив все силы своего таланта на возможно добросовестную работу. Результаты этой честной и, во всяком случае, «невредной» деятельности собрал ему кружок почитателей в иной среде руководителей, которую я именно бы назвал средою по преимуществу долга чести и труда.

Пора убедиться, что только труд и умелость дают человеку цену, вопреки даже его прямым намерениям; вопреки же его намерениям он и заявит себя в труде, лишённом искательных внушений. И когда мы ополчились против этой истины? Когда все отрасли родной жизни вопиют, когда всё зовёт вернуться к повседневной арифметике, к простому подсчёту сил. Эта истина впервые засверкала, когда об руку с ней человек вышел из пещеры в историю. Дорогой каменный человек, как твоя рыжекудрая фигура напоминала мне эти тени наивных старателей. Сколько в твоей скромности укора самозванцам!

Пусть эти строки будут венком на могилу умершего оскорблённым».