Опецковский и Лопуцковский у Шпаков
Г. Ф. Квитка-Основьяненко
Вот как они сидят чинно и ожидают гостей, вдруг вбегает колченогая Васька и запыхавшись, доносит:
– Едут, барыня, ей-богу, едут! Там так нюкают на лосадей, сто не то сто, аз страсно! А собаки и поповские, и у Миросника, и у Пархоменка так бресут…
Фенна Степановна уже не слышала сих подробностей, она во весь голос закомандовала:
– Едут! Зажигайте все свечи! Мотря, клади чай в чайник… Светите, лакеи, на крыльцо: там одна доска проваливается, так чтоб не упал кто…
Шум, крик на лошадей, стук экипажей, хлопанье бичей возвестили о приезде долго ожидаемых гостей.
Хозяева приняли радушно и со всеми ласками Осипа Прокоповича Опецковского и Аграфену Семеновну, жену его. Все неудовольствия Фенны Степановны за оскорбления Пазиньке давно были забыты. Они после того виделись неоднократно, объяснились, и дело кончено. Вот и теперь хозяева встретили их со всем усердием. Но гости, Осип Прокопович и супруга его, что-то не отвечали на ласки их. Осип Прокопович был надменен более обыкновенного и, как будто снисходя, отвечал Кириллу Петровичу, а Аграфена Семеновна с насмешливым видом осматривала Фенну Степановну и отворачивалась от нее, когда та, по-старинному, величала ее Горпинькою.
С ними приехала и Эвжени, дочь их. Свидевшись с прежнею подругою своею, Полиною, Пазинькою тож, она с радостию схватила ее за руку и пошла ходить с нею по «зале», где был накрыт стол для ужина. С первых слов Эвжени рассказала подруге, как она была в Ромнах на ярмарке, кого видела, кого заметила, кто ее заметил, кто что сказал, кто, проходя мимо нее, что шепнул; как она была в собрании, с кем танцевала, какие офицеры там были, описала подробно их наружность и каждое слово ими сказанное насчет ее.
Наконец, как водится, чистосердечно призналась, как он, чуть ли не князь, а верно граф, богатый и пребогатый, молоденький да красивейший всех, теперь еще корнет, но скоро будет полковник (он сам это говорил), так он-то в первом собрании пожал ей руку и, вздыхая, открылся в любви; во втором, как она ему пожала руку и сказала: «да». Потом как он выпросил у нее колечко, как обещался приехать к ним в деревню, за тем… «за тем… ну, сама знаешь, зачем…»
Между тем мы и забыли, что с Опецковскими был еще один приезжий, молодой и очень порядочный человек. Он был во фраке светло-синего сукна с зеленым бархатным воротником; пуговицы перламутровые в один ряд; жилет оранжевого рытого бархата с черными костяными пуговками; на шее белый галстук, довольно пристойно повязанный; длинные его концы прикрывали манишку, а жаль: кроме того, что она была чиста, но сложена – канальство! – очень манерно. Он не знал, что длинные концы галстука закрывали изящество манишки, а то бы он их запрятал подалее. О прочем его наряде, что был из планжевой нанки, мы умолчим, равно и о гусарских его сапожках с кисточками.
С руками он не знал куда деваться. Еще-таки, когда держал в руках свой картуз, хитросплетенный из белых конских волос, так и ничего, но когда Осип Прокопович положил в угол свою круглую пуховую шляпу, а на него глядя, и этот молодой человек должен был то же сделать, так уже вовсе терялся со своими руками. Положит их, как следует франту, в нанковые карманы – на него взглянет Аграфена Семеновна – и он поспешит вынуть; положит одну за жилет, другую опустит на колено: Осип Прокопович глядит – надобно переменить положение. Беда – да и только! К спокойствию его, хозяева не обращают на него никакого внимания, а особливо хозяин. Но вот все оживилось, и в пользу его.
Фенна Степановна подошла к мужу и шепнула ему:
– Займись, душечка, гостем. Это не простой гость.
«А!» – подумал Кирилл Петрович и только лишь располагал встать и подойти к нему, как вот и Осип Прокопович что-то пошептал ему долгонько, встал и, подошед к гостю, подвел его к хозяину и сказал:
– Позвольте, почтеннейший Кирилл Петрович, рекомендовать вам родственника моего, Тимофея Кондратьевича Лопуцковского. Он хотя и молодой человек, но признательно скажу вам, что в Петербурге подобных ему я мало встречал.
Тимофей Кондратьевич шаркая кланялся и говорил бойко, безостановочно:
– Честь имею себя рекомендовать: я Тимофей Кондратьев, сын Лопуцковский. Прошу меня любить и жаловать; я же, с моей стороны, употреблю все старание, чтобы почтением моим и преданностью приобресть ваше доброе расположение, столь лестное для меня во всяком случае.
Кирилл Петрович также пустился было на комплименты и начал произносить форменную рекомендацию своего времени, но на третьем слове как-то сбился и чуть не съехал на песню: «Чем тебя я огорчила, ты скажи, мой дорогой!» Он продолжал что-то отчитывать, пока договаривал свое Лопуцковский; тут он спохватился, что не на то попал; хотел начать снова, но уже вовсе ничего не вспомнил, поскорее обнял гостя (так требовал церемониал: после рекомендации обняться) и, сев сам, усадил его подле себя и начал разговор: «В деревне изволите жить?»
Лопуцковский
Большею частию, так-с.
Кирилл Петрович
Имеете фамилию?
Лопуцковский
Как же; я Лопуцковский, как и докладывал вам.
Кирилл Петрович
Да… то есть семейство?
Лопуцковский
Нет еще-с; холост, не женат.
Кирилл Петрович
Знаю. Но родителей, родных?
Лопуцковский
Родных много, но родителей имел, теперь нет-с, померли.
Кирилл Петрович
Родные, то есть, братцы и сестрицы, с вами живут?
Лопуцковский
Никак пет-с. Я у покойных моих родителей один сын.
Кирилл Петрович
Занимаетесь хозяйством?
Лопуцковский
Возвратясь из вояжу, я еще не принимался.
Кирилл Петрович
Вы вояжировали? А куда?
Лопуцковский.
Из Чернигова в Воронеж.
Кирилл Петрович
И только?
Лопуцковский
Нет, извините-с; потом из Воронежа в Чернигов обратно, и все на своих, в собственной коляске.
Кирилл Петрович
Заметили что любопытное на пути, а?
Лопуцковский
Как же-с! Много любопытного! Иной день местоположения бывали отличные. Смотришь и видишь: весь небесный «гардероб» усеян звездами, словно рябое лицо от оспы, а тут вдруг станет солнце на восходе и светло-светло! Чудесные местоположения.
Кирилл Петрович
А замечали ли вы разность в жителях, обычаи, различие в ценах?
Лопуцковский
Как же-с! По Воронежской губернии на постоялых все дорого, приступу нет! А вот французский хлеб в Воронеже, хоть и одна цена с Черниговом, но хлеб больше. В Харькове, напротив, фрукты, как-то: икра, балык, швейцарский сыр дешевле, нежели в Воронеже и даже в Чернигове.
Кирилл Петрович
Преполезные сведения. Занимаетесь политикою?
Лопуцковский
Как это-с?
Кирилл Петрович
Читаете ли «Московские ведомости» или что другое?
Лопуцковский
Это все обман. Пишут то, чего не бывало, лишь бы с нас деньги стянуть. Но меня не подденут. Да если бы и правду писали, какая мне нужда до Англии, до Туреции? У меня и по своему хозяйству много дела.
Кирилл Петрович
Напротив, очень приятно, например, из «Московских ведомостей» узнавать, как храбрые христиносы поражают…
Фенна Степановна
Вот уже пошли сражаться! Просите, душечка, гостей выкушать водки да закусить чем бог послал. Это лучше, нежели ваше кровопролитие. Пожалуйте выкушайте. Вот мятная, вот зоревая, а это золототысячниковая, самая здоровая. Я только ею от живота и спасаюсь. Выкушайте.
После дороги гости сделали уважение просьбам хозяйки, поочистили закуску порядочно; как вдруг подают те же водки и просят выкушать перед ужином…
Аграфена Семеновна
Помилуйте, что за ужин после такой огромной закуски?
Фенна Степановна
И! что за закуска? так, только перекусили. Покорно прошу к ужину. «На лакомый кусок сыщется уголок!» Покорно прошу, пожалуйте.
Аграфена Семеновна
Это странный обычай ужинать! У нас в Петербурге вовсе не ужинают.
Фенна Степановна
Что там у вас за город такой, что не ужинают? Стало быть, там можно умереть с голода?
Аграфена Семеновна
Ах, какой город, какой город!
Лопуцковский
Когда я вояжировал из Чернигова в Воронеж, то на постоялых дворах всегда ужинал. Оно как-то здоровее.
Как ни отговаривались гости, но уселись за стол, и пошло угощение.
И Кирилл Петрович не дремал: он прихваливал каждое блюдо и упрашивал больше кушать; для возбуждения же аппетита предлагал пить чаще вино. Осип Прокопович, отведав первой рюмки, с удивлением спросил:
– Почтеннейший Кирилл Петрович, что это у вас за вино?
Кирилл Петрович
Алонское, Осип Прокопович, отличное, цельное. Под него подделаться нельзя.
Осип Прокопович
(прихлебнув из рюмки).
Признательно вам скажу, что, в бытность мою в Петербурге, я на всех обедах, куда был часто приглашаем, такого вина не пил. У нас все там французские. А вот попрошу у вас портера.
Кирилл Петрович
Портера? Я его не держу.
Осип Прокопович
Очень жаль. В бытность мою в Петербурге я только его и пил.
Фенна Степановна
Нашли же напиток! И называется портир – испорченное пиво. У моей Мотри часто бывает его много, как додержит бочонок с пивом до того, что испортится.
Аграфена Семеновна
Однакож, моя любезная, у нас в Петербурге без него не бывает ни один стол.
Фенна Степановна
(докушивая с аппетитом молочную кашу)
Как я посмотрю, так ваш славный город Петербурх не стоит и нашего Пирятина: не ужинают, пьют порченое пиво, и все французское в моде… тьфу! просим не прогневаться.
(Встают).
Не взыщите за нашу убогую трапезу.
Примітки
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 4, с. 250 – 254.