Прощение тайного брака
Г. Ф. Квитка-Основьяненко
Разговор пресекся. Всеобщее молчание водворилось. Осип Прокопович, чтоб одушевить беседу, начал:
– Обращаюсь к прерванной нами, Кирилл Петрович, во время гулянья материи. В рассуждении популативности в Испании и реставрации в Европе Дон-Карлос сделал большую ошибку. Ему следовало еще в прошлом месяце…
Кирилл Петрович
(прерывая его)
Сделайте милость, Осип Прокопович, не забегайте вперед. Я вам сказывал, что я и прошлогодних газет не дочитал. Следовательно, не знаю, что теперь в Европе и делается; да к тому же я теперь занят семейными делами. Окончив это, я займуся дипломатикою и буду преследовать несносных карлистов!..
«Едут, едут, едут!» – раздались голоса со всех сторон.
Кирилл Петрович встрепенулся, забыл всю Испанию и кричал громко: «Музыканты, начинайте!» – и марш загремел с бубном, а он бросился к жене: «Берите, маточка, образ, а я с хлебом… Скорее выходите в залу… Встретим молодых на-средине». И он почти притащил жену и стал с нею рядом, приняв на себя важный вид…
Иван Семенович
(взглянув из двери)
Кирилл Петрович! принимаете ли вы нас по условию, как детей своих?
Кирилл Петрович
Как милых, дорогих детей! Скорее к сердцу нашему!
Дверь отворяется. Иван Семенович и Пазинька в фуражке и шинели вбегают и бросаются к ногам отца и матери, крича:
– Батюшка! Матушка! Простите нас, благословите!.. – Кирилл Петрович приготовился принять их в свои объятия; но с Пазиньки спала шинель и фуражка: он узнал дочь, остолбенел и едва выговорил:
– Что… что это такое?
Фенна Степановна
Ах, мати божия! Это ж моя Пазинька!
Иван Семенович
Дети ваши уже неразрывные супруги! Умоляем вас о прощении…
Фенна Степановна
Что мне на свете делать?..
Аграфена Семеновна
У нас в Петербурге в таком случае падают в обморок. Упадите скорее: это будет интересно!
Фенна Степановна
(в большом гневе).
Да ну-те к черту с вашими обмороками! Я совсем одурела, голова кружится, свет темнеет, себя не помню, а они мне обморока представляют!
Все гости стоят в большом удивлении. Осип Прокопович приводит в порядок свои манжеты. Лопуцковский, раскрыв табакерку нюхать табак, в том положении и остался.
Кирилл Петрович
(едва может говорить от досады)
Как это сделалось?.. Г. капитан! Где вы взяли мою дочь?
Иван Семенович
От вас принял ее торжественно. Вспомните, вы не только одобрили мой поступок, вы нас благословили и, отпуская с любовью, приказывали, скорее обвенчавшись, спешить в ваши отцовские объятия.
Фенна Степановна
А что вы это, душечка, сделали? Прекрасно!
Кирилл Петрович
(еще больше смешавшийся)
По… поми… луйте вы ме… меня! Я нас благословил на женитьбу с дочерью пана Тпрунькевича…
Иван Семенович
Если бы я располагал на ней жениться, мне бы не нужно было просить вашего благословения. Но вы со всею нежностью нас благословили, назвали меня сыном, обещали любить меня…
(Становясь на колени.)
Сдержите ваше честное слово, простите нас, возвратите нам любовь вашу, упросите и матушку…
Фенна Степановна
Я не наудивляюсь вам, Кирилл Петрович! Вы человек с таким умом обширным, что я подобного вам в десяти губерниях не знаю. Истинно не знаю; хоть сейчас убейте меня, не знаю! А вот в двадцать лет супружеской жизни – теперь при всех скажу – вы не сказали ни одного слова и не сделали никакого дела, чтобы оно было умное, все – тьфу! глупости! Ну, с вашим ли умом отпускать дочь на побег?
Кирилл Петрович
Что же? И умный человек может сделать ошибку. Это ошибка – ничего больше. Родной отец был посаженым отцом у своей дочери: странно! Что же нам делать!
– Простить нас, благословить! – кричали дети.
– Простить, благословить! – повторяли гости, окружив родителей.
Тут выбежала Эвжени и, узнав о происшедшем, ходатайствовала также о прощении и хвалилась, что она первая уговорила Пазиньку уехать «авек жоли офисье».
Фенна Степановна
Прекрасно же вы заплатили нам за нашу хлеб-соль и дружбу!
Аграфена Семеновна
А как же, моя любезная! У нас в Петербурге в таком случае без помощи других никогда не обходятся.
Просьбы, убеждения возобновились. Сам Лопуцковский сказал: «Видно, судьба пофлатировала г. капитану!»
– Как думаешь, маточка Фенна Степановна? – спросил наконец Кирилл Петрович после долгого размышления.
Фенна Степановна
А чего мне думать за вашим умом? Я свое знаю. Этакой ужин огромный – да выдать его за ничто, так на что будет похоже? Приходится простить.
– Простить так простить! – вскричал Кирилл Петрович и с Фенной Степановной благословили детей. Пошло веселье, и угощение полилось.
Фенна Степановна ни за что не согласилась, чтобы этот пир был свадебный. В оправдание свое она говорила:
– У меня не приготовлена еще постель и не искуплены платки для перевязки гостей на другой день. Чрез две недели у меня будет все готово, и тогда прошу пожаловать на свадьбу к моей Пазиньке, а теперь гуляйте как на сговоре.
Дождались и свадьбы, и отпраздновали ее со всею пышностью и с наблюдением всех дедовских обрядов.
Иван Семенович, скоро после свадьбы, переведен в Москву и, взяв с собою Пазиньку, продержал ее полгода у родных, а потом вывез в свет. Чудо малороссияночка! Прелестна, мила, ловка, образованна; только природное осталось в выговоре: покорно прошу, охотно рада, пожалуйте и пр. Кирилл Петрович высылает им исправно положенные на прожитие деньги и они наслаждаются жизнью.
Кирилл Петрович читает прошлогодние газеты, все надеясь на следующей странице прочесть истребление карлистов и воцарение королевы. Зятя любит и хвалится, что этим браком род его не унижен. Он нашел в копиях из бумаг, полученных им из Черниговского архива, что первоначальный Шпак, усердием своим к ясновельможному пану гетману приобревший сие громкое прозвание, имел двух сыновей.
Старший остался дома и размножил Шпаков; а меньшой пошел к русским. «Обмоскалясь», род его переменил прозвание на великороссийское и стал называться «Скворцов». «Итак, изволите видеть, – говорил он любопытствующим, – мы все одного происхождения». Процесс с паном Тпрунькевичем он ведет с постоянным жаром. С товарищем же своим «по дипломатике» Осипом Прокоповичем рассорился формально. Тот вздумал поздравить его с успехом христиносов и с истреблением карлистов навсегда… «Зачем забегать вперед? Я еще не начинал газет сего года читать». Хлопнул дверью и ушел. И с тех пор дипломаты наши уже не видятся.
Осип Прокопович, расправляя манжеты, углубляется в европейскую политику и, сидя за своим бюро, растерялся над журналами, нагружая память свою иностранными словами, весьма слабо и смешно заменяющими русские слова.
Фенна Степановна, продолжая с Мотрею хозяйничать, не наудивляется Кириллу Петровичу, как он, человек с таким умом, тратит столько денег на процесс с Тпрунькевичем и издерживает на «этого дармоеда Хвостика-Джмунтовского», который ничего больше не делает, как пишет ябеднические просьбы.
Аграфена Семеновна не находит ни в самом Пирятине, ни в окрестностях его ничего подобного с Петербургом и скучает.
Эвжени все ожидает, чтобы ее какой жоли офисье пригласил уехать и обвенчаться.
Тимофей Кондратьевич Лопуцковский, отдохнув после неудачного сватовства, опять вояжировал из Чернигова уже в Коренную ярмарку, сделал там себе новую пару и, возвратись, часто выезжает и чванится своим туалетом.
О Шельменке вскоре после свадьбы зашел разговор в семействе Шпака. Когда всякий высказал его услугу, то и открылось, что он действовал как Шельменко; а как последовали от него и новые проказы, то Иван Семенович и отправил его в полк, разжаловал из капитанских денщиков в рядовые. Он и теперь еще не приноровится в меру повернуться. Либо недовернется, либо перевернется.
Примітки
Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 4, с. 286 – 290.